"Американский генетик Дин Хамер, директор Национального института генных структур и борьбы с раком, установил удивительную закономерность: вера в Бога, по мнению ученого, зависит от структуры ДНК человека. Этот результат был получен на основе тестирования 2000 людей с помощью анкеты из 226-ти вопросов, которая давала возможность определить действительное отношение людей к Богу. Далее были изучены ДНК этих людей. В результате Дин Хамер пришел к выводу, что люди, глубоко верующие в Бога, имеют в своем организме ген, который он обозначил как VMAT2 и назвал "Ген Бога". Поэтому, по мнению ученого, воспитание не играет существенной роли в формировании религиозности у человека. Открытие "гена Бога" объясняет, почему некоторые люди имеют большую склонность к духовному и мистическому, чем другие. По его словам, не исключено, что этот ген люди могли унаследовать от Будды, Христа и Мухаммеда, и сейчас он передается от родителей к детям. Но не всегда - так же, как не всегда передается детям незаурядный интеллект или музыкальные способности родителей."

http://www.religare.ru/print12339.htm

И это чмо возглавляет борьбу с раком в США.

Пиздец.

К "дегенеративным" заболеваниям в XIX в. относили среди прочего туберкулёз (а также рак и цирроз). И ведь подтверждалась опытом стройная теория наследственного вырождения. Убеждение о наследственности психических расстройств строилось большей частью на аналогичных основаниях: основной причиной помешательств в те времена был сифилис. Психиатры об этом в принципе знали, но это доказывало по их логике вредность не столько сифилиса, сколько секса вообще, пристрастие к которому считалось проявлением дегенерации и в свою очередь её усугублением. То есть сходил, допустим, папа к проститутке - и мозги у него усохли на десять грамм. Через энное количество визитов папа теряет, допустим, 20% веса мозга и в этот момент решает зачать сына. А сын рождается уже идиотом с атрофированными извилинами.

Таковы историко-теоретические основы современной психогенетики.

На самом деле закономерно что в психиатрии закрепился именно немецкий взгляд на мир. Это часть более общего явления, а именно того что расцвет науки в к. XIX – нач. XX вв. совпал по времени с расцветом германоязычной культуры, поддерживаемой мощью сразу двух империй – германской и австрийской – первая из которых имела, к тому же, решающее культурное влияние на Россию. Англичане к тому времени окончательно проебали некогда бесспорное культурное лидерство вследствие либертарианского равнодушия государства к науке и образованию. Америка ещё была глухой провинцией, заселённой почти исключительно религиозными фанатиками и не обладавшей сколь-нибудь значимой научной традицией. Таким образом, Франция осталась одна против двоих и начала интенсивно онемчиваться. (То есть культурный поток внутри континента развернулся в направлении противоположном традиционному.)

Но и на этом фоне поражает насколько малый, практически нулевой, вклад внесли в психиатрию английские авторы. Складывается впечатление что для викторианца безумие было ещё большим табу чем секс.

Давно замечено что чем засранистей фирма - тем изощрённей выёбывается при приёме персонала. Но есть особо тяжкие случаи, как, скажем, "серьёзная компания" Евросеть.

Знакомый устраивался недавно в эту самую серьёзную компанию менеджером по развитию - открывать филиалы по городам и весям Северо-Запада. Зарплата предлагалась в объявлении 1000 баксов. Отбор, типа, суперстрогий, в несколько этапов, включая деловые игры, беседу с бывшим гэбистом из службы безопасности и детектор лжи.

Прикол в том что после первого этапа человеку объявили что он прошёл, но платить ему будут не 1000, а 600. После второго этапа сумма снизилась до 400. А после третьего человеку объявили что его с удовольствием возьмут, но получать он будет 250 баксов, т. е. меньше уважающей себя секретарши. Естественно, знакомый послал их куда подальше.

Такие у нас "серьёзные компании".

Очень гуманно, кстати, было объявлять болезнью одновременно онанизм и поллюции. Многие мужчины, как ни крутись, не имели шанса сохранить здоровье.

Другой практикуемый психиатрами способ изобретения сущностей можно проиллюстрировать на следующем примере. Сперва американский врач Бирд [Beard] описал нервное расстройство вследствие "душевной усталости", которое окрестил "НЕВРастенией". Затем французский врач Жане описал болезнь ПСИХастению, происходящую, опять же, от переутомления психических функций. Описал гораздо более грамотно (т. е. не включая в симптоматику кариес и не предлагая среди прочих экзотических лекарств стрихнин). Но какой же вывод сделали из этого эскулапы следующего поколения? Разумеется, они заключили что существуют две болезни: "НЕВРастения" с одной стороны и "ПСИХастения" с другой. Чтобы как-то объяснить разницу между ними пришлось подвергнуть купюрам обоих классиков. А кроме того понадобилась третья сущность – выступающая общим понятием по отношению к первым двум, т. е. "НЕВРОЗ". С этой сущностью также не обошлось без приключений. Поскольку Жане делил "неврозы" на "истерию" и "психастению", первую за компанию признали разновидностью невротического расстройства в новом смысле слова (близком к "психоневрозу" Дюбуа), хотя по изначальному смыслу она подразумевала "функциональный" психоз. В связи с этим потребовались новые переосмысления и купюры, например забыть о тех местах из Бирда где он описывает конверсионные симптомы как разновидность неврастенических. А дальше пошли-поехали "ипохондрии", "депрессии" и далее по МКБ, т. е. утратилась хоть какая-то последовательность в различении "болезни" и "симптома".

И вся эта херня подаётся, естественно, как прогресс. Мол, раньше не умели дифференцировать болезни, а теперь умеют. Это нынче самая сердцевина профессионализма.

"Прежде всего вероятно, что потеря семени <…> может иметь некоторое значение для общего питания; возможно далее, что частое сильное возбуждение нервной системы повышает её общую раздражительность и уменьшает её сопротивляемость. Затем следует ещё указать в особенности на психическое значение всякого рода укоренившихся страстей, приобретающих характер импульсивных влечений, на их влияние развращающее силу воли человека бесплодной борьбой и постоянным подчинением преодолевающим его влечениям. Именно в этом отношении мастурбация должна действовать гораздо более пагубно, чем естественные сношения, так как она может быть выполняема значительно чаще и легче, чем последние. <…> В громадном большинстве случаев упорное, ничем не устранимое влечение к мастурбации является, несомненно, признаком, а не причиной помешательства. <…> Это безусловно верно для тех случаев интеллектуального и нравственного слабоумия, когда мастурбация начинается уже с самого раннего детства и не уступает никаким воспитательным мерам. То же самое относится далее и к той форме помешательства, которую до сих пор считали характерной особенностью онанистов. Признаки этой формы заключаются в прогрессивном ослаблении психической деятельности, в затруднении восприятия и умственной переработки внешних впечатлений, в слабости памяти, равнодушии, в душевной тупости; в других случаях выступают на первый план по преимуществу явления повышенной раздражимости, причудливой ассоциации идей, склонность к мистицизму и к экзальтированной мечтательности или ипохондрическое и подавленное настроение. К этому присоединяются затем разного рода нервные расстройства, в особенности расстройства общего чувства, из которых нередко развиваются нелепые бредовые идеи о демонических или таинственных физических воздействиях (магнетических, электрических, симпатических). В этих чертах мы без труда узнаём картину dementia praecox."

("Психиатрия", СПб., 1898, с. 47-48)

А вы как думали. Сегодня дрочишь, завтра - в дурдом. Если только не применить своевременное лечение.

"Часто она [мастурбация] проходит сама собой вместе с ослаблением психического возбуждения; в хронических же случаях лечение остаётся большей частью безрезультатным. Употребление бромистого калия даёт иногда некоторую пользу. Более же существенное значение имеет диетическое лечение: забота о спокойном сне, устранение праздного пребывания в постели, регулирование кишечных отправлений, отвлекающие занятия, обильное движение на свежем воздухе, даже до усталости, далее холодные обмывания, в особенности сидячие ванны, приподходящих обстоятельствах – гальванизация спинного мозга и, наконец, внимательный, терпеливый надзор и воспитание."

(Там же, с. 278)

В то время, правда, почти все медицинские гении высказывали нечто подобное. Так что коллекцию шедевров мы продолжим.

Ещё вычитал у Дюбуа что в XIX в. было обычным делом когда психиатры признавали подсудимого невменяемым, а присяжные "из лавочников и виноторговцев" судили по-своему и отправляли на эшафот. Хорошая, по-моему, отповедь известным пассажам Фейерабенда, по мнению которого судьба тех или иных наук должна решаться дилетантами, ибо судебная практика доказывает якобы их способность разбираться в самых сложных вопросах. То есть, конечно, умный дилетант лучше тупого профессионала. Но поскольку среди дилетантов преобладают также тупые, и решающий голос, без сомнения, будет за ними, лучше уж наделять полномочиями тупых профессионалов (что не отменяет необходимость их критики).

Кстати, возможно ли такое сейчас, в какой-нибудь, допустим, Алабаме или Айдахо?

Сказал о Жане хорошее – нужно добавить и о плохом. Будучи первым теоретиком "психастении" (т. е. невроза) Жане в то же время положил начало порочной тенденции подменять собственно патологию "невротическим" складом характера. Достаточно вспомнить что он считал "психастению" наследственным заболеванием, как, впрочем, практически все психиатры той эпохи, даже самые либеральные. Огромным прогрессом было уже то что он хотя бы отделил психастению от истерии (т. е. невроз от психоза). Только Фрейд решился связать этиологию неврозов со средой, а не наследственностью, и вот за это ему действительно спасибо.

Сам термин "психастения" Жане толкует таким образом что свойственная психастеническим личностям повышенная утомляемость имеет причиной недоразвитие высших психических функций, которые индивид пытается компенсировать перенапряжением более примитивных. Но что именно Жане считает высшими функциями, а что низшими? Здесь нас поджидает огромный сюрприз. Низшей функцией Жане объявляет – что бы Вы думали? – мысль. А высшей – сенсорное восприятие. Психастеник потому много мыслит что обладает недостаточной способностью к непосредственной ощущению мира. То есть эволюцию организмов от каких-нибудь червяков до человека следует, по логике Жане, признать регрессом, поскольку высшая функция перцепции неуклонно вытеснялась низшей функцией мыслетворчества.

Каким же образом Жане аргументирует столь эксцентричный тезис? Оказывается, мысль является низшей функцией по той причине что, в противоположность ощущениям, недостаточно тесно связывает индивида с окружающей средой, т. е., в терминах самого Жане, приводит к "потере чувства реальности", что выражается – опять внимание и покрепче на стуле! – во-первых, в отвлечении от "практических" забот в пользу философских умствований, во-вторых, в аскетизме, снижении зависимости от вещественных благ, и в третьих, в том что связанные со столь порочным образом жизни страдания придают, по мнению Жане, психастеничным индивидам ещё одну патологическую черту характера, а именно эмоциональность. Причём не чрезмерную, как вы могли бы подумать, а эмоциональность вообще, в любых количествах, и термин "патология" озвучивается в этом контексте без всякой иронии. На полном серьёзе Жане объявляет эмоциональность психической болезнью, по существу идентичной психастении. В общем, короткое такое и изящное доказательство что всякий кто не жлоб является дегенератом и невротиком. Куда там нынешним попсовым гуру до гениального классика.

Для полного же, по-видимому, абзаца Жане замешивает в кашу инфантилизм ("задержку развития функций") – идея передранная Фрейдом и эпигонами – причём "отставание в развитии" может проявиться, согласно Жане, в любом возрасте включая старость, поскольку каждый период жизни ставит перед индивидом новые задачи, решение которых требует очередного скачка в развитии. Кто-то, например, успешно развивался до 25 лет, пока у него не проявилась наследственная расположенность к неудачной женитьбе. А другой обнаружил задержку развития к 60 годам, когда овдовел и запил с горя. (Современные теоретики инфантилизма, опять же, утирают сопли.)

Но книга, что самое парадоксальное, всё равно просветляющая. Потому как классика и первоисточник, написанный ещё в дремучие позитивистские времена, когда – страшно подумать – считалось добродетелью выражаться ясно, а стало быть все загибоны и извращения изначально заложенные в дискурс видны как на ладони в своём первозданном обличии, не замутнённом многоэтажной схоластикой.

Прекрасный, по-моему, перл медицинской науки:

"По нашим данным, полученным в течение последних 20 лет при обследовании 817 больных [истерией] классические истерические симптомы отмечены лишь у 78 из них."

(Б. Карвасарский, "Неврозы", М., 1980. С. 134)

Оно и не удивительно если принять во внимание что Шарко и Жане, описывавшие те самые классические случаи, понимали под "истерией" функциональный психоз, тогда как синонимом современного "невроза" в терминологии Жане была "психастения". Никуда классическая симптоматика, разумеется, не делась (за исключением, может быть, специфической ятрогенной, отражавшей представления и ожидания психиатров того времени). Просто числится она теперь по другому отделению и под другим названием.

Теперь угадайте с трёх раз какую трактовку эта ситуация получила в советской психиатрии. Конечно же, Шарко и Жане были плохими психиатрами, неспособными отличить истерию от шизы (см. С. Давиденков, "Неврозы", М., 1963. С. 170). При этом ни того, ни другого Давиденков, по-видимому, не читал (хотя младше Жане всего на поколение), а вывод о некомпетентности классиков позаимствовал у некоего Фромана. Тем паче не читали патриархов более поздние авторы, поскольку считается что в психиатрии, как в истинной "science", противоположной презренным "humanities", интерес представляет только новейшая литература, а труды предыдущих поколений заведомо устарели. Практическим результатом этой установки является стремительная схоластизация. Из поколения в поколения одни интерпретации наслаиваются на другие, вследствие чего профессиональная литература утрачивает связь с реальностью. Разъяснять предмет как таковой становится, во-первых, некогда, поскольку все силы отнимает разъяснение его многоэтажных интепретаций (и тем самым очередное их накручивание). Во-вторых, же некому, потому что содержание образовательных программ диктуется интерпретаторами последнего поколения, которые сами воспринимали классику через несколько схоластических призм и требуют того же от своих учеников.

Между тем, малограмотный дилетант вправе задать многомудрому профессионалу следующий простой вопрос. Каким образом оставшиеся 739 из 817 (т. е. свыше 90%) истериков дифференцируются от невротиков другого профиля? Других профилей, согласно обоим авторам, может быть два: неврастения и психастения. При этом "психастения" теоретически соответствует павловскому "мыслительному" типу, "истерия" – художественному, а "неврастения" – промежуточному. Различия между этими типами должны, по идее, обусловливать специфику невротических страданий у различных индивидов. Но Карвасарский вынужден признать что в подавляющем большинстве случае такой специфики нет. Её демонстрируют менее 10% так называемых "истериков" (т. е. около 3% от общего числа невротиков). Остальные не имеют с клинической точки зрения никаких отличий от неврастении или психастении.

Означает это следующее. В 97% случаях "невроз" подразумевает ту или иную обсессию, в т. ч. в львиной доле случаев фобию и гораздо реже навязчивые действия, ощущения, мышечные спазмы. Оставшиеся 3% (а фактически даже меньше) включают так называемые "конверсионные" расстройства, а именно "истерические" параличи, слепоту, глухоту и т. п.). В отличие от других "невротических" в современном понимании симптомов, они относились Жане не к психастении, а к истерии (т. е. в переводе на современный язык не к неврозам, а к психозам), поскольку наблюдались у пациентов с нарушенным сознанием, т. е. либо у выраженных психотиков (в которых Жане якобы не смог разглядеть шизофрению), либо у тех пограничных субъектов которых отличает повышенная внушаемость и способность поддаваться гипнозу (примерно 5% популяции). Таким образом, общность обсессивных и конверсионных расстройств вообще сомнительна, что ставит под сомнения осмысленность самого термина "невроз".

Тем не менее, этот сомнительный термин употребляется сплошь и рядом в отношении здоровых людей под тем предлогом что они подвергаются "стрессам" и ведут себя "нервно". Разумеется, такое употребление усугубляет бессмыслицу. По логике Давиденкова–Карвасарского невротиком является всякий человек, поскольку любой из нас относится либо к художественному, либо к мыслительному, либо, на худой конец, к промежуточному типу, что равносильно истерии, психастении и неврастении соответственно. Иезуитство и абсурдность этой логики состоит в том что болезнь как таковая (т. е. обсессия, да и то не всякая, а лишь "мешающая жить") подменяется фактором риска ("невротическим складом личности", "неврозом характера"). Это как если бы онколог объявил курение начальной стадией рака лёгких – несмотря на то что последний встречается и у некурящих, а курильщики, с другой стороны, могут им не заболеть. Очевидно, при таком методе онкологу не составило бы труда обнаружить ракового больного в любом из нас. Кто-то, например, вдыхает канцерогенные выхлопы большого города, другой кушает жареное мясо с канцерогенной корочкой, а у третьего от рака скончалась бабушка, что свидетельствует о наследственной предрасположенности. Между тем, психиатры/психотерапевты/психологи аналогичными рассуждениями нисколько не смущаются. Карвасарский, к примеру, откровенно противопоставляет "невротические болезни" (соответствующие каждому из возможных типов характера) "невротическим синдромам", типизирующим собственно патологические проявления.

В этом моменте невинные, на первый взгляд, ляпы и схоластические маразмы обнаруживают идеологический смысл. Хотя, с одной стороны, "невроз" трактуется столь же широко как известная "эпидемическая болезнь, передаваемая половым путём" (что выражается отсутствием антонима к слову "невротик"), с другой стороны, "невротичность" приписывается некоторым субъектам в большей мере чем остальным, и в этом, так сказать "узком", смысле "невротик" имплицитно отождествляется с нонконформистом, поскольку тот индивид ценности которого отличаются от "общепринятых в обществе" закономерным образом попадает в стрессовые ситуации чаще других, как вследствие прямого конфликта с социальным большинством, так и в силу неприспособленности общественного порядка к его "нестандартной" индивидуальности. Таким образом, принятие существующего устройства общества и господствующих ценностей, каким бы уродливыми они не были, объявляется условием психического здоровья. Что особенно ценно для идеолога, этот пропагандистский источник фонтанирует сам собой, поскольку целители душ заинтересованы разглядывать пациентов в максимально широком круге людей.

Лекарство против этого единственное и простое – изгонять поганой метлой само слово "невроз". Невзирая на громкие вопли "профессиональных" мозговедов о попрании непреложного фундамента их науки мракобесами-"дилетантами" (разумеется, из числа "сопротивляющихся" невротиков).