... Что он почувствовал, услышав в предрассветной тишине нетерпеливый стук в дверь? Что понял, взглянув в расширенные от ужаса глаза поднявшей голову от подушки жены?
Открывать он пошел сам. Он сказал ей :"Лежи" и направился к двери - мимо кроваток дочерей, остановившись, чтобы тихонько погладить теплые, влажные ото сна головки...

О чем он думал? Вслушивался ли в бесцеремонный топот за тонкой дверью? Или, быть может, сосредоточенно считал гулкие толчки пульса? Думал ли о том, что станется с ним, его семьей? Беспокоился за то, что неминуемо должно было случиться с ним? Или надеялся - до последнего надеялся на ошибку?

Одно могу сказать точно - он не боялся. Он не был сверхчеловеком, вовсе нет. Просто в тот момент, когда первый удар разбил сон, он отчетливо понял - все.

***
В высвеченном настольной лампой круге лежит старая фотография. Два совсем молодых человека пристально смотрят в объектив, нацеленный старым поляком-фотографом. Два офицера.
Безупречная выправка служилых дворян XIX века, кружащее голову щегольство эполет... Кажется, что фотография даже пахнет одеколоном и лошадьми...
На маленьком, укрытом кружевной скатертью (кто сотворил это невесомое изящное чудо? - сестра, мать, любимая?) столике - коробка папирос, книга и ваза с пионами...

***
В то последнее утро в палисаднике возле дома тоже цвели пионы...

***
Где-то есть и другая фотография, а, быть может, не одна. И человек, запечатленный на ней, совсем не похож на того блестящего юкера...

***
Но, много лет спустя, в другом палисаднике снова зацвели пионы, посаженные его дочерью.