дед владимир
вынимается из заполярных льдов,
из-под вертолётных винтов

и встает у нашего дома, вся в инее голова
и не мнётся под ним трава.

дед николай
выбирается где-то возле реки москвы
из-под новодевичьей тишины и палой листвы

и встает у нашего дома, старик в свои сорок три
и прозрачный внутри.

и никто из нас не выходит им открывать,
но они обступают маленькую кровать

и фарфорового, стараясь дышать ровней,
дорогого младенца в ней.

- да, твоя порода, володя, -
смеется дед николай. -
мы все были чернее воронова крыла.

дед владимир кивает из темноты:
- а курносый, как ты.

едет синяя на потолок от фар осторожная полоса.
мы спим рядом и слышим тихие голоса.

- ямки веркины при улыбке, едва видны.
- или гали, твоей жены.

и стоят, и не отнимают от изголовья тяжелых рук.
- представляешь, володя? внук.

мальчик всхлипывает, я его укладываю опять,
и никто из нас не выходит их провожать.

дед владимир, дед николай обнимаются и расходятся у ворот.
- никаких безотцовщин на этот раз.
- никаких сирот.

(Вера Полозкова)

ЮЗЕК И МАГДА

Юзек просыпается среди ночи, хватает её за руку, тяжело дышит:
«Мне привиделось страшное, я так за тебя испугался…»
Магда спит, как младенец, улыбается во сне, не слышит.
Он целует её в плечо, идёт на кухню, щёлкает зажигалкой.

Потом возвращается, смотрит, а постель совершенно пустая,
- Что за чёрт? – думает Юзек. – Куда она могла деться?..
«Магда умерла, Магды давно уже нет», – вдруг вспоминает,
И так и стоит в дверях, поражённый, с бьющимся сердцем…

Магде жарко, и что-то давит на грудь, она садится в постели.
- Юзек, я открою окно, ладно? - шепчет ему на ушко,
Гладит по голове, касается пальцами нежно, еле-еле,
Идёт на кухню, пьёт воду, возвращается с кружкой.

- Хочешь пить? – а никого уже нет, никто уж не отвечает.
«Он же умер давно!» - Магда на пол садится и воет белугой.
Пятый год их оградки шиповник и плющ увивает.
А они до сих пор всё снятся и снятся друг другу.

(с) Елена Касьян