Journals.ru » 3_62 » ........
tagiro
Волкушечки
Сегодня, во время ночной смены, сошла с ума стажерка-официантка Луиза. Может и не совсем сошла, то есть, я хочу сказать, не необратимо, но волкушечки - всегда тяжелый случай. Не думаю, что кто-то зачем-то будет ей помогать.
Приехав из Махачкалы,она устроилась на работу примерно два месяца назад, но сохранялась в статусе стажера до сих пор - увы, она была мелка, невзрачна, бедно одета, несообразительна; посетители постоянно писали о ней в жалобную книгу раздраженные "посты", где брильянтами блистали призывы "не садиться к этой официантке", для усиления эффекта снабженные десятком восклицательных знаков. И дело тут было не в пьяном трепете эго посетителей, а в Луизе - она не могла, не умела работать. Она не могла выучить меню, а то, что выучила, не понимала совершенно; она была неаккуратна, постоянно роняла и била посуду; с коллегами она не могла беседовать, говоря несуразное; белые ее пальцы постоянно дрожали и предметы не держались в них. На лице ее, видимо очень давно, застыло выражение испуганно-бессмысленного согласия с каким-то тяжелым оскорблением: не думаю, что она могла воспринимать других людей иначе, чем как облако угрозы и ужаса. Лицо ее было маленькое, и не запоминалось бы совершенно, если бы не это выражение.
Беды ее начались в конце января - ее прогнали с квартиры, где даже в среде алкоголической стареющей московской семьи она оказалась невыносимой белой вороной. Не сумев найти себе жилье снова - поиск у нее означал обзвон бумажек, сорванных со столбов на остановках - она стала жить в служебных помещениях ресторана, отсыпаясь на мешках с тряпьем в раздевалке и моя голову в туалетном рукомойнике. Вид у нее стал уже совершенно невзрачный, одно плечо почему-то выше другого, если внимательно посмотреть; в руке она постоянно носила старую нокию, однако же никто ей не звонил. Во время отдыха или вне смены она чаще всего сидела отдельно, рассматривая меню-буклетик, или дремала, положив голову на стол.
В этот вечер она подсела к нам, разговор шел о жилье - все работники, и повара и официанты прямо или косвенно в нем нуждались. Чтобы не общаться с нами напрямую, она стала есть суп, не гладя на нас, но и не отходя. Все сыпали банальностями про агентства и знакомства, Джамшут разливал под столом водку, кальянщик и повара острили и ржали.
Предложили водку и ей; Джамшут заявил, что если она действительно нуждается в жилье, то ей нужно выпить. Она недолго отнекивалась, но потом все-таки выпила грамм семьдесят и закашлялась; запить или закусить она не догадалась. Она моментально опьянела; внимание сосредоточилось на ней; все смотрели на нее, как на диковину, привлекательную своей несуразностью.
Ее спросили про семью, мужа, детей, почему она приехала в Москву; она лепетала что-то, отставив суп. Улыбка иногда пробегала по ее лицу, руки вдруг делали какой-то жест; как с трудом удалось всем понять, у нее давно был какой-то мужчина, и был недолго, может быть даже лишь такое время, которое нужно чтобы навечно врезаться в память вот такому вот существу. "Не целка!" - неслышно хихикнул Джамшут мне в плечо и гоготнул вслух; Луиза, ничего не замечая, сбивчиво продолжала рассказывать; оказалось, мужчина этот знал колыбельную песню о волкушечках, сладко спящих в кустах, и вдруг бросающихся на устало бегущую лошадку, чтобы повиснуть на ней и уснуть вновь, все так же сладко, сладко не разжимая зубов и сладко сложив на пушистом брюшке ненужные маленькие лапки. Он когда-то спел эту песенку Луизе и уехал в Москву, и вот она тоже приехала сюда. Она хотела спеть ему эту песенку и тогда бы он обязательно вернулся к ней, и она не была бы вот так одна. Он не может не вернуться, потому что когда он пел эту песенку, у них было счастье. "Я побегу за ним и запою, а он обернется и увидит, что я приехала", - лепетала она счастливо смеясь,то заслоняясь рукою, то двигая без нужды по столу суп.
Все это было так нелепо, что на нее быстро перестали обращать внимание; Амин, стукнувши кальянщика по голове журналом, спросил: "Вот смена уже к концу, а мы так и не выяснили, в кого ты такой дурак, Камиль?" и опять понеслось веселье. Луиза продолжала говорить какое-то время, но потом затихла, улыбаясь и вцепившись в свой суп.
"Тагир, а у вас есть хлеб?" - вдруг спросила она меня, помешивая суп. - "Я так люблю суп с хлебом, а его нет на столе". Я, следуя традиции непрерывного шуткования, ответил, что хлеба нету (после шести вечера хлеба у нас нет никогда), и что вместо него салфетки, вон на столе - целая пачка; и цвет подходящий. Она улыбалась и кивала, мелко, почти судорожно; я быстро забыл про нее и отвлекся разговором, как вдруг Амин громко и удивленно сказал "Э!"
Обернувшись,я увидел, что она ест салфетки, по-прежнему мелко кивая, вздрагивая и улыбаясь; полупрозрачные волкушечки сладко висели на ней; особенно много их вцепилось в ее грудь, пах и лицо, там их были целые гроздья; салфетку она пыталась заесть супом, словно это и вправду был хлеб.
"Луиза, перестань!" - крикнула, почти взвизгнула, Назира, - "Это не хлеб! Нету сейчас хлеба!"
Луиза послушно встала, ложка и остатки салфетки выпали у нее из рук; на ее движение тотчас метнулся еще один волкушечка и повис на груди; она двинулась к раковине, явно не понимая, куда идет, и полупрозрачные волкушечки молниями бросались на нее и сладко повисали на груди; стукнувшись о металлическую мойку, она остановилась, и, заметив шелуху-панцири от креветок, набила ими рот и стала хрустеть.
"Мужчины! сделайте что-нибудь!" - опять крикнула, почти взвизгнула Назира; всеобщее оцепенение прошло; все двинулись; Амин и Камиль подхватили Луизу под руки и, оттащив в сторону, усадили.
Через сорок минут приехала скорая; Луиза сидела смирно, лицо ее металось, она плакала, улыбалась и через всхлипы повторяла песенку; слов я разобрать уже не мог, кроме "волкушечки", "сладко" и "усталая лошадка".
Врачи, сделав ей укол, увезли ее с собой.
Нам оставалось выбросить мусор и смена заканчивалась; до дома из ресторана мне идти совсем недалеко, буквально пять минут.
URL
Как Все Глупо
Открытая улыбка
Еремин

Первым делом, разумеется, Еремин ее поцелует. Он знал, как он подойдет к ней неслышно сзади, положит руку на плечо, развернет к себе. Она будет удивлена и как бы даже немного обескуражена - что мол такое? А Еремин возьмет ее лицо в ладони, бережно, нежно, но решительно, и поцелует. А потом он скажет:

- Здравствуй. Это я.

И скрипки, скрипки! Вступят сразу десятки скрипок, ввысь взлетят стремительные ноты! Ах! В груди станет тесно, и непрошеная слеза вдруг

Ладно ладно, помотал головой Еремин, какие еще нахуй скрипки. никаких скрипок. Сядем за столик. Я достану сигареты, почиркаю зажигалкой, закурю. Я буду небрит и мужественен. Дым буду выпускать вверх и сквозь дым буду на нее прищуриваться. Улыбка должна быть такая - мягкая, усталая как бы, но пронзительная, и с ямочками. С ямочками вот только проблема. Потом я так слегка нахмурюсь, лицо станет очень серьезным, как будто от нахлынувшей нежности меня распирает всего, и губы как будто дрогнут, как будто я сдерживаю непрошеные

Так! Еремин почесал затылок. А что дальше? Надо будет что-нибудь сказать, что-нибудь настолько значительное, чтобы сразу нужда в дальнейших словах отпала. "Я люблю тебя..." - это, конечно, бронебойно, но как-то скушновато, банальненько как-то. "У тебя глаза, как васильки" - мм, нет, тупо. Какого цвета у нее глаза? "Я думал, я никогда не увижу тебя". нормально, но тоже серенько. "Поедем ко мне?" нет нет нет, это совсем уже, это как-то уж... хотя... затушить сигарету медленно. Накрыть ее крохотную ладошку своей, теплой и жесткой. Посмотреть в самую самую глубину ее глазных дн. И низко так, с хрипотцой, негромко, почти полушепотом: "Поедем ко мне". Даже не вопросительно, а утвердительно, как о чем-то уже свершившемся. Поедем, конечно поедем. Она не скажет ни слова, она только улыбнется несмело дрогнувшими губами, и по щеке ее сбежит непрошеная

Тоня

Тоня знала - как только она увидит его, она бросится к нему на шею и зацелует его всего, всего-всего, его брови, глаза, виски, волосы, гладко выбритые щеки, она повиснет на нем, схватившись за шею, а он будет поддерживать ее под попу, она будет визжать от радости, они будут кружиться и смеяться, и прохожие будут улыбаться, качать головами и подмигивать друг другу - ох уж эти влюбленные! - и какая-то старушка скажет: Уронишь невесту-то, жених! и они будут смеяться еще громче.

Они устроятся на газоне - он постелит ей свою куртку, сам сядет рядом, будет рассказывать что-то смешное и длинное, активно жестикулируя и артикулируя, а она снимет туфли и будет есть виноград, на ней будет это платье от ферретти из боско, коротенькое, в горошек, если все же она разорится не него, или может все же лучше купить ту сумку? ну неважно. Солнце будет ласкать их своими теплыми заходящими лучами, а потом она долго посмотрит на него, долго, серьезно, так, что он прервет наконец свой рассказ, спросит: "ты чего?", и она мееедленно поднимется, встанет на колени - на его куртку, чтобы не испачкать колготки травой - положет ладонь ему на шею и меееедленно и дооолго поцелует его, и потом - потом он заморгает своими карими кажется глазами, как будто приходя в себя, оближется так, и скажет "какая ты сладкая" - это потому что у нее губы в виноградном соке - и они опять засмеются, а солнце уже совсем почти сядет, и навстречу его лучам они будут долго идти, он - приобнимая ее нежно за талию, а она - в наброшенной на плечи его мятой кожаной куртке, как та, в дизеле, за $2300

Встреча

Еремин приподнял руки и хлопнул себя по бокам, как будто хотел взлететь, но передумал. "Привет". "Привет". Тоня копалась в сумочке, пытаясь сообразить, что она там ищет. Еремин почесал над губой. Тоня посмотрела в сторону. Еремин вспотел. Тоня заскучала.

"Ну что, пойдем куда-нибудь?" Они пошли куда-нибудь. Зашли в книжный магазин. В книжном магазине была встреча с автором исторических детективов. Седой, некрасивый автор раздавал афтографы. Автор улыбнулся Тоне. Тоня улыбнулась автору. Еремин отвернулся и почесал под рукавом.

Затем они зашли в продуктовый купить что-нибудь выпить за встречу. Еремин пошел искать полку со спиртным, а Тоня задержалась у мясного прилавка.

На прилавке было много мяса. Очень много разного мяса. Мясо, мясо. Вот темная баранина, вот розовая свинина. Красная говядина. Бледная курятина. Мя со. Это мясо. Подошел и встал позади Тони Еремин с бутылкой теплого шампанского. Залежи мяса простирались перед ними. Невозможно было оторвать глаз от этого отвратительного великолепия. "Сколько мяса!" Толстая продавщица спросила:

- Будете что-нибудь брать, молодые люди?
- Да. Вот это.
- Сколько?
- Весь кусок.
- Весь? Вам нарезать?
- Нет, давайте так.

Продавщица впилась в мясо толстыми пальцами, на одном из которых поблескивало массивное золотое кольцо.

Возле детской площадки, на маленькой скамеечке без спинки, сидели Еремин с Тоней и кушали мясо. Они передавали друг другу полуторакилограммовый кусок сырой говядины, по очереди впивались в него зубами, отгрызали, тщательно пережевывали и глотали, запивая шампанским из бутылки. Их лица были непроницаемы. "Мама, а что они едят?" громко спрашивал мальчик лет пяти, с желтым пластмассовым ведерком в руке. "Мясо. Пойдем, Женечка, пойдем" дергала сына молодая мама. Она была очень красива - идеальные пропорции лица и тела, узкая кость; гладкие длинные каштановые волосы, собранные в тяжелый узел на затылке, мягкие губы, светло-карие, почти желтые глаза. Открытая улыбка.
URL
Андрей Моль
звуковая юность
I

звук тут вообще неплохой, аппарат недавно поставили
давай, быстрей заходи, смотри сразу, куда втыкаться
портвейн только спрячь в чехол, чтобы без лишнего стрёма

лёня зальцман окончил училище имени гнесиных
сдал выпускные с отличием, и на следующий же день
продал свою антикварную виолончель
на вырученные деньги купил мотоцикл «урал»
и гитару «музима этерна»

дерни струну дай мне соль давай-ка что ли настроимся
выкрути бас там на полную и прибери середину
мастер не трогай, сгорит – нас Коля нахуй уроет

саша астахов по прозвищу сиплый учился на радиотехника
сделал себе бас-гитару из грифа от ленинградки и старых паркетных досок
репетируя дома, втыкался в отцовскую радиолу
пацаны со всего двора заходили его послушать
таскали ему портвейн из ближайшего магазина

бочка пробитая, блядь, без бочки играть придётся
ты быстрее соображай, чуть больше часа осталось
давай ту, что вчера сочинили, отсчитывай, жора, поехали

жора, когда служил в армии, играл в полковом оркестре
на флейте и на трубе, потом перешёл на ударные
дембельнулся, работал грузчиком, купил себе установку
организовали группу, назывались «прощай, оружие»

в целом нормально звучит, главное петь погромче
саша, перед припевом надо вступать из затакта
вторую давай еще раз, которая с ля-бемоля

II

самые сильные песни зальцман писал в дурдоме
косил по шизе от армии, на тасках от препаратов
писал безумные вирши и в уме сочинял гармонии
пел для психов, и психи
говорили - очень пиздато

вышел, работал дворником, репетировали в каморке
где-то в сретенских переулках, готовились к выступлениям
две гитары, вместо ударных – кастрюли и сковородки
ночью бухали, шумели, потом встречали рассвет в отделении

три полуподпольных сейшена в местном дк строителей
несколько тайных квартирников, записи на катушках
приводы в менты, увольнения, постоянные ссоры с родителями
алкоголизм, наркомания, в общем, все атрибуты

и как вершина карьеры – в доме культуры зила
играли на разогреве у группы «второе дыхание»
после концерта, нажравшись, лёня врезал своей музимой
какому-то комсюку, из местных, особо нахальному

III

где теперь эти люди по прошествии трех десятков?
кто из тех, кто кривлялся на сцене и скакал по креслам в партере,
крутит катушки с той записью на старом магнитофоне?
кто, превратившись в овощ, скурившись на трижды пробитом пахле,
лежит дома с пластиковым протезом вместо гнойной кисты в носоглотке?
кто обратился во странный плод с неприятным запахом,
качающийся на бельевой веревке в общественном туалете?
кто стал капитаном фаянсового корабля
бороздящего волны черной венозной крови?

а кто-то воспитывает детей, вспоминает с улыбкой
подернутые сизым дымом годы звуковой юности
порой достает из чехла гитару, берет на ней пару аккордов:
вот видишь, сынок, тут на грифе такая трещина, и перо немного отходит?
здорово всё-таки я тогда этой падле ёбнул
хорошо ещё знал, где там пожарный выход
и так вовремя подошёл последний вечерний автобус
URL
krasnaya_ribka
НАКОПЛЕНИЕ ПРИНЦЕСС
Действующие лица
1-ая принцесса (тоненькая, бледная чернявая с сальными волосами миловидная сутулая, очень хрупкая девушка, словно с обложки «Гранатового альбома» группы «Сплин»)
2-ая принцесса (рыжеватая коротко стриженая девушка с откровенно толстыми бедрами и попой, конопатая с широким, скуластым лицом, но тонкими, слабыми и сутулыми плечами )
3-я принцесса (Высокая сутуловатая девушка с практически идеальным телом, с красивым лицом, которое слегка портят несколько крупноватые надбровные дуги и неразвитый подбородок, волосы очень длинные желтоватые с пепельными прядями, очень сальные)
Новенькая принцесса (Практически дурнушка, в сравнение с остальными, очень сутулая, прыщавая, с маленьким носом и лицом в кучку, все время смотрит в пол, и пытается мастурбировать от смущения. Остальные принцессы очень мягко и настойчиво жестами не дают ей этого, жесты примерно те же, какими родители не дают детям грызть ногти. )
Вторая Новенькая принцесса (Чуть повыше первой новенькой девушка с жабьим бледным лицом. Очень костлявая. Возможно с низким лбом. )

(У всех принцесс очень маленькая грудь, все, кроме новеньких одеты в очень несвежие белые платья, местами в пятнах еды и другого всякого, новенькая выходит совершенно голой. Девушки ощутимо неопрятны. Разговаривая, принцессы постоянно поглаживают, ощупывают и даже обнюхивают друг друга. Делать они это должны очень непосредственно, без жеманства, однако не без вполне осознанной взаимной похоти. Неплохо будет, если у зрителя время от времени будет возникать сомнение в сексуальной природе этой похоти, но тут же развееваться)

Сцена первая

Все действие происходит в большом с высокими окнами зале, напоминающем спортивный зал типовой средней школы брежневских времен, только стены не зеленые, а грязно-рыжие. Зал уставлен панцирными кроватями, на которых и возле которых сидят, лежат, стоят, редко ласкают друг друга остальные, принципиально не важные для нашего повествования, девушки в нечистых белых платьях. Если сие изобилье статистов затруднительно для постановки, можно поместить действие в угол зала, ограничив таким образом пространство и все остальное. Одна стена в зале полностью отсутствует. За ней серый, пришибленно индустриальный, наподобие подмосковного ландшафт, там холодно, мокро. В противоположной ландшафту стене больничная дверь. Оттуда появляются новенькие. Первая принцесса сидит сгорбившись на скомканой постеле и клюет губами в шею третью , обняв за спину, и положив ладони ей на коленки. Вторая принцесса стоит спиной к двери, согнувшись, и опершись локтями и подбородком о пинку кровати. Дверь открывается. Из нее появляется Новенькая Принцесса)

1-ая принцесса (подняв голову) Новенькая! Новенькая!
2-ая принцесса (участливо подбегает к новенькой, подталкивая новенькую кончиками пальцев под ягодицы, обнимая и поглаживая ведет к кровати) Пойдем новенькая… пойдем маленькая… пойдем псинка…
1-ая принцесса (слегка нервно, с грубоватым надрывом и хрипотцой) Погоди еще облизывать, дай посмотрим, что у нее…
3-ая принцесса (Подходит к новенькой, строго на нее глядит, протягивает руку) Дай! Что там у тебя.
(Новенькая принцесса молча и отрицательно крутит в ответ головой)
2-ая принцесса (грубо дергает новенькую к себе, потом трясет новенькую за плечи, визжит с омерзительной рыночной истерикой) Что там у тебя! Покажи сученка! Покажи!
(1-ая принцесса молча встает, разжимает кулачек новенькой, достает из него какой-то бесформенный мятый бумажный клочок, разворачивает, рвет на части, кладет на ладонь, сдувает обрывки с ладони.)
2-ая, принцесса (садится на кровать, обхватив руками рыжую крупную голову, трясет волосами, выдыхает с облегчением запрокидывает голову, складывает ладони рупором и счастливым, полным какой-то особенной весенней искренней радости голосом кричит) Наша!
1-ая принцесса (целует новенькую в макушку, вдыхает запах ее волос, пытается сдержаться, но все равно плачет, искренними скупыми слезами) Наша!
3-ая принцесса (Забирается на кровать с ногами, садится ссутулившись, закрыв коленки длинными сальными волосами, и прижавшись поясницей к животу 2-ой) И так понятно было...
1-ая принцесса (откидывается, опираясь на спину 2-ой заведя руки за спину, обхватывает за живот 3-ю так, что касается ее живота тыльной стороной ладоней) Как же это хорошо, все таки…когда наша!
3-ая принцесса (Деловито) Ладно, давайте уже… Холодно…
(Третья принцесса приподнимает край матраца, и достает оттуда аккуратно сложенное чистое белое платье. Все три принцессы несколько минут, с пронзительной нежностью одевают новенькую)

Занавес.


Сцена вторая

(Там же. 2ая и 3я принцессы сидят симметрично на кровати, согнув колени, и прислонившись плечами к кроватным спинкам. Новенькая принцесса полулежит вдоль кровати, так, что ягодицы её находятся между ног третьей принцессы. Третья принцесса засунула обе руки в лиф платья Новенькой, и через материю видно как она достаточно жестко теребит Новенькой соски. Иногда она больно щиплет новенькую за сосок, та пытается вырваться, но 3я всякий раз, резко краснея в области ключиц и потея, зло и с усилием возвращает её в прежнюю позу. Ступни новенькой скрыты под платьем второй принцессы, при этом Новенькая постоянно шевелит ногами, судя по тому, что вторая принцесса иногда залезает рукой себе под платье, направляя там ступни Новенькой, Новенькая, скорее всего мастурбирует 2ую пальцами ног. 1ая принцесса ведёт себя несколько нервно. Видно, что она ревнует. Она ходит вокруг кровати, присаживается то с одной её стороны, то с другой, трогает, а то и мнёт ступни то второй, то третьей принцессы, время от времени она вдруг залезает рукой под юбку к новенькой, и тут же выдёргивает руку обратно. В какой-то момент кажется, что она взорвётся, однако вместо этого 1ая принцесса садится на край кровати, и глядя на то, как шевелятся руки 3ей принцессы в лифе Новенькой, нервно, и словно стесняясь зрителя мастурбирует себя.

3я принцесса: (к Новенькой) Ты что-нибудь помнишь?
Новенькая: Про что?
3я принцесса: Про то, что там было.
Новенькая: Где там?
3я принцесса: Можно подумать, ты где то ещё была! Там, за дверью.
Новенькая: (краснеет, начинает вырываться) Не помню.
3я принцесса: Сиди вонючка, не дёргайся.
1ая принцесса: (несколько истерично) Всё её монда помнит!
2ая принцесса (Поправляет у себя под платьем ступни новенькой, томно, запрокинув голову) Девоньки, не мучьте её. Никто ж не рассказывает.
Новенькая: (Не сразу, но успокаивается. Расслабляется, наконец начинает потихоньку тереться прыщавой мордашкой о грудь 3-ей. Тихим голоском) Лучше вы расскажите.
1ая: (Ощупывая пальцами обтянутый платьем лобок новенькой) Что тебе, девонька рассказать, что ты хорошая знать хочешь?
Новенькая: Что вообще тут у вас? Зачем вот это вот всё? Что вы тут делаете?
2ая принцесса: (наиграно низким бабьим голосом) Принцесник тут у нас, а, мы принцессы… вонючие… (1ая и 3ая смеются) Что делаем? Ну что? Кушаем. Ссым иногда. Дрочим. Принца ждём… А зачем всё так? Этому разные причины есть… исторические есть… есть и экономические…
1ая: (Обегая кровать садится с другой её стороны) Ой, девчонки, а можно я расскажу!
3я принцесса: (к 1ой очень агрессивно) Что ты расскажешь, дура, блядь, ссаная! Сядь уже на жопу, чмошница! (ко 2ой деловито) Давай дальше, что ль.
2ая принцесса: (наиграно низким бабьим голосом) Сначала принцесс было мало, потому что принцессы были хилые и сраные, а лекарств и жратвы не хватало. Мужики у принцесс отбирали жратву, а самих принцесс пиздили… ногами нахуй, так что из пизды кровь… и кровохарканье. (с наигранной истеричной суровостью) Поняла, блядь? (Новенькая в ответ часто испугано машет головой) … Принцам на всех принцесс не хватало. Они готовы были любые бабки за принцессу платить, а тех принцев, которым принцессы нехватило, мужики чморили, вафлили всей тусой, и убивали нахуй, потому что кому, блядь такие пидоры нужны! Принцесс стали выращивать, ведь это было выгодней даже, чем ткать гобелены, или шлюх держать. Сначала кустарно. У кустарей принцессы выходили аккуратненькие и очень красивые, потому что был индивидуальный подход, и каждый кустарь старался создать ёбаный шедевр, чтоб больше бабла отсосать. Он не мудохал принцессу, не вафлил по пьяне, и кормил всякими вкусными марципанами. Правда принцессы всё равно у кустарей дохли, от болезней, или от лишней изнеженности. Всё потому что не было научного подхода… Теперь же принцесники – это большие хозяйства. Всё тут делается по науке, нас выращивают в серьёзных объёмах, отмечая тенденции и купируя недостатки…
Новенькая: (тихонечко) А принц?
3я принцесса: Чего принц?
Новенькая: (ещё тище) Он сюда придёт?
3я принцесса: Ты совсем тупая? Ну представь, если сюда придёт принц! А мы вот такие вот, сальные все, потные, вонючие, лежим, сука, дрочим?
Новенькая: А как же?
3я принцесса: Сейчас рынок принцесс совершенно насыщен. Уходят в основном только элитные экземпляры, ну или экстра. Нас же практически не берут.
Новенькая: А зачем же нас разводят?
3я принцесса: Нууу … мы рождаемся, потом нас сортируют… Экстру в одну сторону, элиту в другую, нас сюда. Потом контроль проводят, кое-кого отсюда в экстру забирают, кое-кого из экстры сюда. Одну суку от нас прям в элиту перевели.
2ая принцесса: (протягивает к лицу Новенькой ступню) Чем на принца дрочить, на вот, лучше, пососи (Новенькая начинает сосать большой палец на ноге 2ой принцессы, та отбирает у неё ступню, бьёт кончиками пальцев ноги Новенькую по лицу, снова протягивает ей ногу, капризно) Нет, средние пальчики… (более томным, довольным голосом) И потом это же культура… Накопление принцесс это элемент высокой национальной культуры. А в ней идут своим чередом процессы. Мода меняется. То худые жопы идут, то толстые, сейчас модно, чтоб пизда кошатиной пахла, а от нас псиной тащит. А вот лет пятнадцать назад на нас, на сук мода была. Но и сейчас некоторые принцы хотят принцессу именно с сучей пиздой… Короче, разводят, потому что прибыльно. Да и государство сейчас на принцесс большие датации выделяет. Кроме, того мы ещё и носители этой их культуры. У остальных (машет рукой в направление отсутствующей стены) времени хватает только на пожрать и поспать. Они ж за жизнь борются всё время, пока мы тут дрочим. И генетически мы – надежда нации. У нас же тут особенный, контролируемый отбор. Вот и выходит, что мы – главное, а те живут, только чтобы нас кормить. (2ая принцесса выгибается стискивает зубы, лицо её краснеет, на лбу и плечах проступают полоски пота) Всё девки, хочу не могу, держите мелкую!

(1ая и 3ья принцессы наваливаются на Новенькую, прижимают её руки и ноги кровати, вторая принцесса, ползёт по кровати, задрав подол к Новенькой, видимо зачем-то хочет сесть ей на лицо)

3я принцесса: (к новенькой) Рот открывай! Не слышишь? ссальник свой разявь, прыщавый!

Занавес.


Сцена 3.

(Там же. З-ья принцесса сидит посреди кровати по-турецки. 1ая расчёсывает ей волосы, иногда зарывается в них лицом, вдыхает запах. Новенькая сидит, тихо забившись в дальний угол кровати. 2ая принцесса лежит на подушке, положив толстые ноги на колени 3ей.)

2ая ринцесса: Совершенно ужасно скучно. Хоть еду бы принесли, штоль.
3ая ринцесса: Только что жрали!
2ая ринцесса: Эх...
Новенькая: (тоненько из угла) Может подрочем.
2ая ринцесса: Вы слышали?! Эта опять дрочить. Сколько ж можно. Я об твои прыщи, уже всю пизду стёрла. Охоча ж ты то пиздятины! Первый раз такую вижу! Если за муж возьмут тебя, изведёшься небось с мужиком то?
Новенькая: (со вздохом) Кто меня возьмёт… прыщавую…
2ая ринцесса: (к первой) Почитай лучше нам стихи.
1ая принцесса: Стихи? Сейчас… (встаёт в изломанную позу, вытягивает губы, морщит лоб вспоминая, начинает читать)
Как хруст форфорового нимба,
Как ветер тронувший фальгу,
Ночная, тонкая маримба –
Движения молчащих губ,
Как первая живая влага,
В июльской сладкой духоте…
Груба, суха пуста бумага,
И тусклы мордочки детей.
Но вот уже бегут мурашки…

(Открывается та же, что и в первом действии дверь. На пороге появляется Вторая новенькая принцесса. Она стоил на согнутых ногах, совершенно голая, руки у неё за спрятаны за спиной.)

1-ая принцесса (подняв голову) Новенькая! Новенькая!
2-ая принцесса (участливо подбегает к новенькой, подталкивая новенькую кончиками пальцев под ягодицы, обнимая и поглаживая ведет к кровати) Пойдем новенькая… пойдем маленькая… пойдем псинка…
1-ая принцесса (слегка нервно, с грубоватым надрывом и хрипотцой) Погоди еще облизывать, дай посмотрим, что у нее…
1-ая Новенькая (очень мягко вкрадчиво улыбаясь молча и медленно подходит ко Второй Новенькой, протягивает к ней руку, хочет потрогать) Какая смешная…
3-ая принцесса (Подходит к новенькой, строго на нее глядит, протягивает руку) Дай! Что там у тебя.

(Вторая Новенькая выставляет вперёд сложенные лодочкой ладони. В них крупный алый бутон розы. Все три принцессы отшатываются. И бросаются в россыпную, визжа.)

Общие крики и визг: Чужая! Пиздец! Мамочки! Девки, накройте меня! Что делать, блядь! (и прочее в таком же духе)

(Гаснет свет. Ужасный душераздирающий, всё время нарастающий визг, постепенно переходит из женского в животный, а потом в механический. Так визжат Чужие в одноимённом кинофильме, так визжит тормозящий перед взорванным мостом обречённый поезд. Вспыхивает свет. В зале осталась только Вторая Новенькая Принцесса. Где остальные непонятно, может спрятались под кроватями, может убежали через дыру в стене, может ещё что. Вторая Новенькая Принцесса стоит, протягивая к нам окровавленные ладони. На лице её, которое так же в кровавых пятнах, обиженное детское выражение. На принцессе ярко алое почему-то мокрое платье, босыми ногами она стоит в тазу с густо-красной жидкостью).

Занавес
URL
Babushka
Интервью с Виктором Олеговичем Пелевиным.
Слышал ли я хлопок ладони? Много раз в детстве, когда мама шлёпала меня по попке. Я думаю, что по этому я и стал буддистом.
Вопрос о том, что ожидает нас после смерти, так же бессмыслен, как вопрос, что ожидает Арлекина после костюмированного бала. Его ничего не ожидает, потому что Арлекин существует только как маска. Правильнее говорить о том, что нас что-то ожидает в жизни.
Смерть—это пробуждение от жизни. Но пробуждаемся от нее не мы, потому что мы сами – такая же иллюзия, как и всё, что нас окружает. Умирая, мы просыпаемся от того, что считали собой. Кстати, в дневнике Льва Толстого описан потрясающий сон на эту тему.
У меня нет вкусов. То, что мне нравится в литературе, музыке и кино, нравится мне не потому, что подчиняется каким-то принципам, которые можно было бы сформулировать в качестве моих предпочтений. Это происходит непредсказуемо и по непонятной мне самому причине.
Воля — это интерпретация, а свобода воли - это интерпретация интерпретации. На самом деле, ничего подобного не существует. Как говорил Чапаев в известном анекдоте, я себе такую гадость даже представить не могу.
Реальность - это оксюморон из одного слова.
Слово «реальность» уместно как фигура речи. Наши иллюзии «реальны» только относительно других наших иллюзий. То же самое происходит в детском сне, когда ребенок уверенно мочится в совершенно реальное ведро и слышит надежный громкий звон жидкости о его стенку, подтверждающий, что он не промахнулся — но его отчего-то не покидает смутное сомнение в происходящем. Серьезный взрослый человек отличается от обмочившегося во сне ребенка, во-первых, тем, что он, как правило, еще и обосрался, а во-вторых, тем, что у него полностью отсутствует сомнение в происходящем, которое все-таки приближает спящего ребенка к истине. Зато у взрослого человека есть научная картина мира, которая, если коротко, сводится к тому, что реальность ведра доказывается звоном мочи, а реальность этого звона, в свою очередь, доказывается блеском ведра, и поэтому все должны с утра до ночи работать на производстве баблоса. Вот чтобы помочь серьёзному взрослому человеку прийти в себя от этой реальности, и существует смерть.
Наркотики способны решать только те проблемы, которые перед этим создают они сами.
Ярлыки могут быть любыми. Когда вы подкидываете монету, все ее перемещения в воздухе обусловлены механическими причинами, в которых нет ничего случайного. Но с практической точки зрения выпадение орла или решки - случайность. Поэтому можно сказать, что все случайности закономерны, а все закономерности случайны. Происходит то, что происходит, а мы наклеиваем на это ярлыки «случайность», «закономерность».
Зло всегда связано со страданием, с попыткой понять, что является его причиной. Когда нам кажется что мы эту причину поняли мы наклеиваем на нее ярлык «зло» Но очень часто мы понимаем эту причину неверно.
Я постараюсь объяснить, что такое Пустота. Только слушайте очень внимательно. И так... (Молчит. - Esquire). Вот только что вы ее видели. Вот это она и есть.
Записал Владимир Воробьёв.
URL
Geronimo
* Граф и доктор *

Ближе к шести, начиная грустить о выпивке и еде,
граф открывает свою телефонную книгу на букве Дэ.

Доброго дня, дорогой доктор. Как насчет процедур?
Доктор задумчиво трет кадык, оглядывается на дур

сидящих в одной с ним комнате. Дергает себя за серьгу
Да, отличная, граф, идея. Сегодня как раз смогу.

Спустя примерно сорок минут граф влетает в кафе.
Доктор курит за барной стойкой, уже слегка под шофе.

Они пожимают друг други руки, заказывают "что-нибудь
вроде джин-тоника или мохито". Синхронно берут на грудь.

Стоит закончиться первой дозе, начинается разговор.
Граф как обычно лезет с вопросами, доктор дает отпор.

Как Ваша новая дама? - граф прикуривает от свечи.
Доктор картинно возводит очи горе, потом бурчит

что-то про всех молодых женщин и про их мать.
После второй они обретают способности понимать

что говорит собеседник. Граф заказывает кусок
сырого мяса, таращась на официантку. Та трет висок,

судорожно улыбается, сбегает, едва не забыв заказ.
Доктор графу - У них краснеет шея при виде Вас.

Я тут, кстати, подумал, - продолжает он, теребя
угол скатерти, - не собрать ли кого-нибудь для себя

Из подручных, так сказать, матерьялов. Допустим, мозг
взять у моей любовницы - он ей не нужен. А что? Ведь смог

ребе Леу создать голема. Уровень знаний с тех пор возрос.
Вы, - советует граф, - попробуйте в гугле сделать запрос.

Берут по третьей, доктор ищет, есть ли рецепт на дне.
Официантка приносит мясо, вилку и нож. Над ней

висит аура страха. Граф продолжает щерить рот.
Однажды, - кашляет доктор - Вам осиной проткнут живот.

И мне придется... в метро! через весь город! - чтоб Вас спасти.
Потому что с этими пробками может серьезно не повезти.

Он целит графу в живот соломинкой, словно она - бревно.
Бармен повторяет. Беседа меняют тему: театр, кино.

Граф вылизывает тарелку, - Не взять ли мне еще?
Доктор, пожав плечами, идет отлить. Граф просит счет.

Кивнув друг другу они расходятся. Граф кутается в пальто
и улетает на седьмой этаж своего шато.

Доктор нетвердо плетется в свой особняк на БайкерЛенин-стрит.
Мэри Шелли торчит у стойки. Брэм Стокер клянет гастрит.

Upd. Байкер-стрит заменена, чтобы убрать ассоциации с другим доктором. Те, у кого доктора в голове не путаются, могут читать прежний вариант.
URL
Geronimo
Рыба
Все живущие в Москве после смерти попадают в Питер.
Все петербуржцы умерев уходят в Венецию.
Все венецианцы в следующей жизни становятся рыбами.
На этом переезды заканчиваются; рыба уже на своем месте.

Разве что иногда мне ее подают в ресторане.

Когда я снимаю очки, я вижу мир точно так же
как видела эта рыба, когда ее вынули из воды.
URL
Geronimo
Поскольку в ту часть Венеции, где ты сейчас, письма обычным способом не доходят, где и как я пишу тебе - не имеет значения. И мой дневник - ничем не хуже прочих средств связи. Хотя можно было бы сделать красивый жест - вырвать этот лист из записной книжки, сделать из него кораблик и выпустить в канал, который я сейчас вижу из окна Риверсайд Тауэр. Однако, там негде наклониться к воде, а швыряться письмами - нехорошо.

Недавно я видел в метро девочку, читавшую твое "Поклониться тени". "Если у поэта и есть какое-то обязательство перед обществом, так это писать хорошо. Находясь в меньшинстве, он не имеет другого выбора. Не исполняя этот долг, он погружается в забвение. Общество, с другой стороны, не имеет никаких обязательств перед поэтом...". Возможно, тебе будет невсеравно узнать, что статус-кво не изменилось. Твой долг засчитан, своих мы не признаем. За последние 12 лет - ничего нового. Кстати, о новом: хотелось бы, чтобы нашли что-то твое, ранее не известное, не изданное, или, хотя бы, не переведенное на русский. Желание, боюсь, неосуществимое. Именно поэтому я не тороплюсь разыскивать неизвестные мне еще пока твои вещи, поэтому так и не обзавелся полным собранием. К тому моменту, когда я дойду до конца списка твоих выполненных обязательств, я уже начну забывать начало. Так бывает, когда в кругосветном плавании огибаешь Землю.

Которой ты и стал.
URL
свирепый йожик
руки
бабушка
научи меня
так же руками трогать историю
шершавые годы войны
синих вен довоенные вальсы
пигментные пятна любви
мозоли голодного лета сорок пятого
потом зима сорок шестого
под кроватью мешок с яблоками
а этот шрам — землетрясение в Констанце
было не страшно даже
но стекла разбились
и свежий воздух с моря
в глаза и сразу слезы по щекам.

потом снова Ейск
в сорок втором
угрюмая эвакуация
внутрь себя
застегнулись на все
пуговицы
голодными ямами ртов
воздух выпили
дышать нечем
самое страшное лето
разгребала вот этими
пальцами
ворошила листья осени
словно волосы на голове
любимого внука.

ногтями цеплялась
за глину Малой земли
как ее назовут потом
потомки
и черная траурная каемка
на всю оставшуюся жизнь.

вот и вся история
от локтей, до кончиков пальцев
дрожащих
тонких
прозрачных.

бабушка
научи меня.
URL
свирепый йожик
гильза
В одиннадцатом комплексе,
когда я был еще маленьким,
взорвали дом уральские сепаратисты.
По телевизору выступил Брежнев,
неловкий и очень напуганный.
Это пиздец, сказал тогда папа,
не выходи, сынок, на улицу.
Потом серый ручеек беженцев,
автоматные очереди,
за ними очереди в булочную.
Я папу не послушался,
и обманывал маму,
спускался из квартиры
на втором этаже
по веревочной лестнице,
и с друзьями подслушивал
разговоры в очереди,
ничего не понимал,
но в животе шевелилось что-то
и ладони были всегда потными.
Теплая гильза — к удаче —
серьезно верили мы,
бледные дети,
зажимая в кулаке сертификат счастья,
учились простой арифметике:
недолет, перелет,
попал, убит.
Морской бой на городских клетках.
А потом осень, пахнет кострами,
папа сказал, надо уезжать к деду
в деревню, но никто никуда не уехал,
двадцать девятого декабря
восьмидесятого года
в нашу квартиру попала мина.
Я умер на старом диване,
в обнимку с любимым медведем Федей.
Это не больно и даже не страшно,
когда в руке
еще теплая гильза.
URL
свирепый йожик
белые собаки
Зимой, когда на лету замерзали птицы,
когда у проруби застрелили дядю Степана,
В тот день, когда солнце провалилось под землю,
Я сидел спиной к окну и пил морковный чай
из треснувшего стакана.
На стене фотографии сестры Лизы.
(мама до сих пор плачет, когда о ней вспоминает)
Сестру три года назад забрали белые собаки,
те самые, которые приходят молча, не лают,
не воют, идут тихо, на задних лапах,
открывают любые двери. Их ничего не остановит,
если уж они решили забрать кого-то
в свой страшный-страшный заснеженный лес.

Не бойся, сказала мне мама, теперь уже нечего бояться,
если они один раз зашли в какой-нибудь дом,
то больше туда никогда не зайдут.
Не знаю, почему, сказала мне мама, так было веками и все тут.

Не бойся... Как же... Каждая тень
покрывается короткой шерстью,
чем ниже солнце, тем длиннее мой страх,
Вот бы сейчас двустволку дяди Степана.
Зажать ее между коленей,
молча помолиться пороховому богу,
выйти на крыльцо,
и сделать первый выстрел.
Зажатый между забором и заброшенной дорогой,
истратив последний патрон на белого зверя,
я бы уже не боялся, кинул бы винтовку
на серый снег и пошел бы
не торопясь
медленно
поднимая ноги
наступая в красные лужи
пар валит
мама
скоро
весна.
URL
Maatti Hrukonen
Ради жизни…

Это как крохотная искорка воспоминаний, нечто на уровне подсознания уже. Детская книжка, в которой написано, что бабушки пахнут малиновым вареньем и ты согласен с этим, только варенье надо заменить клубничным, потому что твоя бабушка пахнет именно клубничным. Твоя бабушка… Вообще-то их у тебя две: мамина мама и папина мама, но твоя бабушка – это одна – мамина мама. Именно у нее ты всегда готов остаться ночевать, да еще чтоб завтра не идти в опостылевший садик с его вскормленными в Гитлерюгенде воспитательницами… Твоя бабушка, которая кормит тебя по-настоящему вкусной едой: жареной картошкой с яичницей… Не то, что дома, какие-то голубцы. Бабушка проработала тридцать лет в торговле. Именно поэтому она проверяет математику у тебя первоклассника и ругает тебя за «устный счет». Именно к твоей бабушке ты придешь как-то в половине второго ночи. Ты уже в десятом классе. Полупьяный. С фонарем под глазом. Потерявший веру в человечество. Потому что их было шестеро, а вас с Лехой двое. А эта сука из восьмого ДОС*а все равно не вышла. А бабушка принесет чистое полотенце и скажет: «Иди умойся», и пока ты будешь лить себе на затылок холодную воду (ты видел, что так трезвеют, в каком-то кино) она позвонит твоей маме и вполголоса будет убеждать, что все в порядке и он уже спит, и ему все равно отсюда ближе до школы…
Бабушки всегда разные и всегда одинаковые. С возрастом они порой приобретают некий «ручной тормоз» и это входит в историю в виде каких-то баек. А помните, как наша бабушка снялась с тормоза и перепутала стиральный порошок с мукой. Напекла блинчиков. Причем сама напробовалась к вящему удивлению бригады «Скорой помощи», приехавшей на вызов по поводу острого отравления. Удивлялась бригада в основном радужным мыльным пузырям, появившимся в процессе, как это по научному: клизмования. Смешно. А помните, как Светка пожаловалась на боли в желудке, а бабушка вдруг сказала, чуть ли не грассируя: «Милочка, так вам же надо срочно ехать в Карловы Вары. На воды, милочка. Дайте двадцать пять рублей дворнику, пусть он сходит в околоток и выправит вам паспорт…» На дворе стоял восемьдесят второй год… Она уже потеряла временную нить. Твоя бабушка. Ты, в сущности, никогда ничего о ней не знал. Ну, что-то там до революции, что-то после…Война. Эвакуация в Миасс. Потом возвращение назад. Четверо детей. И все. Теперь ты знаешь чуть больше.
Еще и дату смерти…
… В тридцать четвертом, в село, где жила бабушка приехали НКВДисты из Киева. Пришли к председателю колхоза и сказали:
- Нам нужен список евреев, проживающих в селе.
Председатель помолчал, скрутил «козью ножку» и ответил:
- Знаєте що, хлопці. Їдьте собі назад, до Києва. Якщо нам буде треба, ми своїх жидів самі постріляємо...
... Моя мама родилась в тридцять девятом.


*ДОС – дом офицерского состава (в военных городках употребляется вместо простого слова „Дом”)
URL
aabp
***

В подъезде надписи на стенах:
"Г.О. рулит", "Тату говно",
"Мы одиноки во вселенной
Бесповоротно и давно",

"Люблю тебя, Петра творенье",
"Здесь были А+Я", "Зенит
Опять в пролете". Настроенье -
Достать и закурить. Звенит

Внизу железная пружина. -
Приперся видимо сосед
По этажу, он тоже глина,
В руках творца. Он 30 лет

Детали точит на заводе
Для стратегической херни,
С ним можно только о погоде
И то недолго, сам он вроде
Судьбой своей вполне. Огни

Окрестных фонарей снаружи
Мерцают в пыльное окно.
Случайный дождик морщит лужи.
В руке окурок тлеет вчуже.
Г.О. рулит, Тату говно.

04.08.2006
URL