потоком
Я узнала его за это время как никого другого. Я, кажется, влезла в его душу, в его мозг, в каждую клеточку его кожи, внутренних органов, включая не совсем уже здоровую печень. Я сама себе это придумала и доказала. Теорема верна. А Джордано Бруно пусть пока отдохнет в вечном огне инквизиторской истории.

Потому что нет ничего такого, чего бы кто-нибудь сам себе бы не внушил, ведь так легко верить, в то, что тебе так желанно. И думать, и видеть. То есть думать, что видишь. Если, конечно, ты именно тот человек, который льстит себе, считая, что он способен думать. Как легко было б жить, если бы можно было просто сидеть, лежать, читать книжки, писать, особенно зная, что никто и никогда этого не прочтет; этакая сублимация, психоанализ, рассказанный своему суперэго в лице дивана, исповедь перед стеной, ибо все равно, кому бы ты чего не рассказывал в душевном порыве, даже в исповедальне, все равно ты, в конце концов, говоришь со стеной. Даже когда ты говоришь с самим собой, даже тогда, самому себе, ты мало интересен. Трудно в этом признаться, но тот, кто хоть раз почувствовал, что именно так обстоят дела, тот не парится больше ни по какому поводу.

Ну и что? Да то, что вот так вот лежала бы, читала бы, писала бы. Глядела на закат или восход — в зависимости от степени опьянения или количества дури, принятой и усвоенной.
И тишины.
Тишины.
И еще раз — тишины.

Иногда — хорошего парня, которого ты увидишь в первый и последний раз. Потому что совсем не хочется узнавать больше никого. Я и так знаю достаточно, чтобы спятить насовсем. И что удерживает мое сознание в состоянии фунцикляжа — поди пойми, но почему то оно цепляется за ростки чего-то разумного, хотя, кто чего разумного нашел в этой жизни, — пусть мне поведает. Может быть, я услышу, и есть вероятность, что я пойму. Хотя она, вероятность эта, со скоростью света стремится к нолю. К полному и окончательному, просто-таки бесповоротному НОЛЮ.

Неприятно осознавать себя нолем? Ну, а что поделать. Поэтому и говорю: парня, раз в жизни. И не видеть. Больше. И никаких там клеточек, печени, крестиков и ноликов. Просто и незатейливо. Как, впрочем, и должно быть. Вернее, как всем кажется, что должно быть. Во всяком случае, так честно. Хоть и хамство, конечно. Но честно, это трудно отрицать. Ведь, согласитесь, что, говоря человеку: в первый и последний раз, и все — вы поступаете по совести, ничего ему не обещая. И более того — не даете поводов, чтобы он сам себе за вас наобещал самому же себе за вас же, а потом — не дай Бог — писал вам, или вот уж точно, помилуй Господь — звонил или более того — приходил. Вот уж увольте, верно? Когда вы в последний раз слышали, что нужны кому-то или вас кто-то любит? Я так и знала.

Сидеть, созерцая закат, или на худой конец — какой-нибудь конец, и думать, что вон так вот, исходя из некой данности вы живете. И понимать, что все, что вы себе придумали, призвано одному — прикрыть собственные страхи и убожество, которое отчего-то названо каким-то классиком гордо: человек. Вы есть человек. Человек, кстати, вполне может оказаться не вами, к чему вы рано или поздно придете, если не совсем уж пропащий тупица, который безоговорочно верит в торжество разума и цивилизации.

Так вот. Тишина и покой.

Главное тут не пойти на поводу и не дать слабины, чтобы кто-то почувствовал, что он важен для тебя, верно? Ведь это не модно, более того — не гламурно. Ведь ты считаешь, что сам себе установил некие правила, и слепо, а иногда — тупо следуешь им. Даже когда тебе вдруг хочется чего-то, то надо придумать некие преграды и ситуации, чтобы не дать никому возможности нарушить ваши правила, в первую очередь — самому себе. И жить дальше, крутясь, как белка в колесе в придуманных самим для себя условностях, погрязая в делах, работе, быте. Главное не дать себя узнать, чтобы никогда тебя не пронзало предчувствие: а вдруг? Такие порывы — они же никому не нужны, более того, их, возникающие у других, требуется немедленно гасить, тем самым обезопасивая себя непонятно от чего.

Культивировать свое чувство одиночества просто необходимо. А если это можно делать на людях, то грех не использовать такую возможность, представая перед другими героическим одиночкой, не таким как все, иным, не вышедшим из сумрака. Противопоставить себя окружающим, подчеркивая инакость при каждом возможном случае. Может быть, повезет, и тебе обломится несколько минут беспричинного, а потому еще более желанного обожания со стороны тех, кому ты непонятен. А непонятость другими — это ведь то, на чем зиждется твоя инакость и самость, потому что, не приведи Господь, ты станешь понятным и доступным, тут то все и откроется.

И все увидят, что ты точно такой же как и миллионы других, как массы, как толпа, а так чертовски сильно хочется выделиться, и так не хочется признаваться в первую очередь другим, что ты сделан из мяса, костей и всех остальных девайсов инсайд. Что твоя печень уже не свежа, и годится разве что на фуа-гра, да и то, при условии, что шеф-повар — мастер своего дела и не запорет субпродукт, который уже будет годен лишь для свалки, как и ты сам, в общем-то. Поэтому — культивируй одиночество, это то, что спасет тебя долгими закатами и все более короткими рассветами. Потому что рассветы вещь такая, ненадежная: они все реже навещают тебя, оставляя никому не нужное существо наедине с самим собой.

И только тишина, которую ты думал, что выбрал, начнет вибрировать в каждой клеточке твоего существа. Но тишина, она дама хитрая, она разорвет тебя на части, не изучая ни души, ни мозга, ни каждой клеточки твоего тела, ни внутренних органов, включая не совсем уже здоровую печень. Тишина, самый громкий звук, который резонирует и рушит стены. Вот тогда, люди, проходящие мимо, станут тебе нужны, чтобы создать иллюзию, что ты — все еще ты, не такой как все. Но ты сам, видел не раз, как все вокруг проходят мимо, стыдливо отворачиваясь, делая вид, что ничего не видят, что бы вокруг не происходило, ты веришь, что кто-то остановится? Да что ты! Тебе даже никто не писал ближайшие пару вечностей, — ты ведь сам этого добивался, —кроме десятка рекламных агентств, которые жаждали впарить тебе какую-нибудь ерунду. Так вот, все пройдут мимо, а ты — наслаждайся тем, к чему ты стремился и чего достиг. Только вот кусочки, бывшие когда-то разумной протоплазмой мало кому нужны. Но ты сам себе все придумал, не так ли.

курмусик: [.......................... бабкин. вечно жить]