... и последних нескольких дней. (Что-то меня совсем на Византию переколбасило.) Длинненькая, посему под кат, но симпатичная, и потому на обозрение.

(Для пояснения -- художник (мозаичник на деле), о котором идет речь, принес предложение императору -- вернуть старые западные владения его империи, аналог Рима для Византии, женившись на юной царице народа, эти владения завоевавшего. Для чего, ессно, императору нужно развестись со своей нынешней женой.)

... Солдаты остаются за дверью. Здесь горят свечи, это намек. Он поворачивается к ее давней горничной, вопросительно поднимая брови, но Кризомалло не успевает заговорить, как дверь в спальню открывается, и появляется Алиана, императрица Аликсана, его жизнь.
Он говорит:
-- Ты все-таки не спишь. Это приятно.
Она мягко шепчет в ответ:
-- Похоже, ты продрог. Иди ближе к огню. Я обдумывала, какие предметы одежды взять с собой в ссылку, в которую ты меня собираешься отправить.
Кризомалло улыбается и быстро опускает голову в тщетной попытке скрыть улыбку. Не дожидаясь приказа, она поворачивается и уходит в другую часть лабиринта из комнат. Император ждет, пока закроется дверь.
-- А почему, -- спрашивает он, сурово и сдержанно, у женщины, которая остается с ним, -- ты полагаешь, что тебе позволят взять что-то с собой, когда ты уйдешь?
-- А! -- произносит она с притворным облегчением и прижимает дрожащую ладонь к груди. -- Это значит, что ты не собираешься меня убить.
Он качает головой.
-- Едва ли это необходимо. Я могу позволить сделать это Стилиане, когда ты станешь беспомощной изгнанницей.
У нее вытягивается лицо, пока она обдумывает эту новую возможность.
-- Еще одно ожерелье?
-- Или цепи, -- любезно подсказал он. -- Отравленные кандалы для твоей камеры в ссылке.
-- По крайней мере, срок унижения сократится. -- Она вздыхает. -- Холодная ночь?
-- Очень холодная, -- соглашается он. -- Слишком ветрено для моих старых костей. Но к утру тучи рассеются. Мы увидим солнце.
-- Тракезийцы всегда знают погоду. Они только не понимают женщин. Наверное, нельзя обладать всеми талантами. С каким это стариком ты беседовал? -- Она улыбнулась. Он тоже. -- Выпьешь чашу вина, мой повелитель?
Он кивает.
-- Я совершенно уверен, что с ожерельем все в порядке, -- прибавляет он.
-- Знаю. Ты хотел, чтобы художник понял, что ее следует остерегаться.
Он в ответ улыбается.
-- Ты слишком хорошо меня знаешь.
Она качает головой, подходя к нему с чашей.
-- Никто тебя хорошо не знает. Мне известна твоя склонность к кое-каким поступкам. После сегодняшней ночи он станет знаменитостью, и ты хотел пробудить в нем осторожность.
-- Мне кажется, он осторожный человек.
-- Этот город полон соблазнов.
Он внезапно усмехается. Иногда он все еще выглядит мальчишкой.
-- Еще каких!
Она смеется и подает ему вино.
-- Он рассказал нам слишком рано? -- Она опускается на мягкие подушки сиденья. -- Насчет Гизеллы? В этом его слабость?
Император подходит к ней и легко садится -- в этом движении нет никаких признаков старости -- на пол у ее ног среди подушек. В очаге рядом с ее креслом с низкой спинкой пылает старательно разведенный огонь. В комнате тепло, вино очень хорошее и разбавлено по его вкусу. Ветер и весь мир остались снаружи.
Валерий, который был Петром, когда она с ним познакомилась, и который продолжал им быть, когда они оставались наедине, качает головой.
-- Он умный парень. И даже очень умный. Я этого не ожидал. Он ведь нам ничего не рассказал в действительности, если ты помнишь. Хранил молчание. Ты слишком точно ставила вопросы и говорила сама, высказывала предположения. Он сделал свои выводы и действовал, исходя из этого. Я бы назвал его наблюдательным, а не слабым. Кроме того, к этому моменту он уже должен был влюбиться в тебя. -- Он улыбается ей снизу вверх и делает глоток вина.
-- Хорошо сложенный мужчина, -- бормочет она. -- Хотя мне бы ни за что не хотелось увидеть ту рыжую бороду, с которой он, по слухам, приехал. -- Она слегка вздрагивает. -- Но, увы, мне нравятся мужчины гораздо моложе, чем он.
Петр смеется.
-- Зачем же ты позвала его сюда?
-- Мне захотелось дельфинов. Ты же слышал.
-- Слышал. Ты их получишь, когда я закончу святилище. А другие причины?
Императрица приподнимает одно плечо, движением, которое ему всегда очень нравилось. Ее темные волосы переливаются, отражая свет.
-- Ты сам сказал, что он стал знаменитостью после того, как дискредитировал Стироса и разгадал загадку возничего.
-- И преподнес подарок Стилиане. Леонту это не слишком понравилось.
.. Она кивает головой. -- Я говорила тебе, что этот брак -- ошибка.
Император хмурится. Пьет вино. Женщина пристально наблюдает за ним, хотя выглядит совершенно спокойной.
-- Леонт заслужил это, Алиана. В битвах против бассанидов и маджритов.
-- Он заслужил подобающие почести. Стилиана Далейна не была для него подходящей наградой, дорогой. Далейны и так тебя ненавидят.
-- Не могу себе представить, почему, -- шепчет он, потом прибавляет: -- Леонт был мечтой всех женщин Империи.
-- Всех женщин, кроме двух, -- тихо произносит она. -- Той, которая сейчас с тобой, и той, которую заставили выйти за него замуж.
-- Тогда мне остается лишь предоставить ему изменить ее мнение.
-- Или наблюдать, как она изменит его самого?
Он качает головой.
-- Я полагаю, что Леонт тоже знает, как проводить подобные осады. И он застрахован от предательства. Тому порукой он сам и его образ Бога.
Она открывает рот, чтобы прибавить что-то еще, но молчит. Но он замечает и улыбается.
-- Я знаю, -- шепчет он. -- Заплатить солдатам. Отложить строительство святилища.
-- Среди всего прочего, -- соглашается она. -- Но что понимает женщина во всех этих великих делах?
-- Вот именно, -- с нажимом отвечает он. -- Занимайся своей благотворительностью и предрассветными молитвами.
Они оба смеются. Императрица славится своей привычкой поздно вставать. Воцаряется молчание. Он допивает свое вино. Она плавно встает, берет его чашу, снова наполняет ее и возвращается к нему. Подает ему чашу и садится рядом. Он кладет руку на ее ступню в домашней туфельке, покоящуюся на подушке рядом с ним. Они некоторое время смотрят в огонь.
-- Гизелла, царица антов, может родить тебе детей, -- тихо произносит она.
Он продолжает смотреть на пламя. Потом кивает.
-- И от нее будет гораздо меньше хлопот, следует признать.
-- Должна ли я опять заняться отбором гардероба для ссылки?
Император продолжает смотреть на языки пламени. Гадалки утверждают, что умеют читать будущее в огне, видеть знаки судьбы. Их также надо искоренить, как и ересь. Всех язычников. Он даже закрыл старые языческие школы -- немногие знали, как ему этого не хотелось. Тысячи лет учения. Даже дельфины Алианы являются прегрешением против веры. Есть люди, готовые сжечь или заклеймить художника за то, что он их создаст, если он это сделает.
Император не видит никаких мистических знаков в этом пламени поздно ночью, сидя у ног женщины, одной рукой касаясь ее ноги в усыпанной драгоценными камнями сандалии. Он говорит:
-- Никогда не покидай меня.
-- Куда же я пойду? -- шепчет она через мгновение. Она пытается произнести эти слова легкомысленным тоном, но ей это не удается.
Он поднимает голову.
-- Никогда не покидай меня, -- снова повторяет он, на этот раз его серые глаза смотрят прямо в ее глаза.
Он умеет оказывать на нее такое действие: дыхание замирает у нее в груди, горло сжимается. Ее охватывает страстное желание. После всех этих лет.
-- Никогда в жизни, -- отвечает она.

(Гай Гэвриел Кэй, "Плавание в Сарантий")