Потом я собирал палатку. Ну, то есть поначалу-то ее собирали все, но со временем я стал замечать, что чем больше элементов конструкции извлекалось на свет, тем меньше вокруг меня становилось народу. Наконец, я остался один-одинешенек, а кругом лежала куча этих самых элементов. Здесь были прямые элементы и загнутые, длинные и короткие, с одной дырочкой или с двумя, или вообще без дырочек… и без кнопочек. Да, там были элементы с кнопками, элементы пронумерованные и непронумерованные. Причем пронумерованные были пронумерованы явно в различных системах исчисления! Все это лежало на жизнерадостной расцветки тенте, а частично валялось на траве, жизнерадостно поблескивая... В отдалении раздавался бодрый посвист летящего в воздухе мяча, а из лесу слышен был стук топора. Я почесал в затылке, поднял с земли две загогулины и попытался их соединить...
Спустя два часа я все еще сидел на травке в позе лотоса, вертел в руках две железячки, а эфир сотрясался чем-то вроде: «странно!», или «бред какой-то!», или «…предположим, что эта хреновина втыкается в эту, а та хреновина пусть крепиться к той…», или «а может это совсем не 12, а скажем 1 и 2…, что нам это дает?». Периодически вырывались и более точные выражения, охарактеризовывавшие создателей палатки, родителей создателей и создателей родителей создателей. «Может ты крейзер, Таурон? – спрашивал я себя, разумеется, вслух. - Может ты чего-то не понимаешь? А может ты и вовсе дурак!? Ведь должна же она как-то собираться!». На лицах проходящих мимо читалось сострадательное желание вызвать мне психиатрическую скорую и все дела. Я уже всерьез подумывал попытаться собрать аэроплан, когда вдруг уловил СИСТЕМУ. Видимо неизвестный мне конструктор, отдал, в свое время, должное всяким кубикам-рубикам и в порыве вдохновения творил под впечатлением этих своих детских переживаний. Но не на того напал! В детстве, видишь ли, дорогой дневник, и мне довелось увлекаться разными головоломками и даже поднатореть в этом. И если бы не это, - ох чую, - спать бы нам под открытым небом…