Ну, - говорит, - это говно и есть аниме? Это говно – наследие загадочной японской культуры? Есть ли в этом загадочном говне вообще что-то японское? Я, - говорит, - слышу кельтскую музыку, вижу детсадовский голливудский сюжет и убогую графику неопределенной национальности. Зачем, - говорит, - это кельтское «у-у-у», когда у них мелодии другие, и инструменты другие, и даже гармонический строй, кажется, другой? Про сюжет молчу вообще, но графика... Графика, - говорит, - ужаснее всего. Почему они рисуют себе такие большие глаза? Ты, - говорит, - видел итальянские мультфильмы, в которых все итальянцы – блондины, видел грузинские мультфильмы, в которых все грузины – с маленькими носами, видел шведские мультфильмы со смуглыми шведами? Почему они не рисуют в стиле своих гравюр, видя которые импрессионисты пачками грохались в обморок, а потом скупали зонтики из рисовой бумаги по всему Парижу? Это говно, - говорит, - и есть аниме?..

Почему, - говорю, - ты не просыпаешься под Чайковского? Почему насвистываешь пошленькое «All you need is love»? Почему, - говорю, - не делаешь свою рекламу в стиле Куинджи или Врубеля? Грохнулся бы твой начальник с лестницы прямо в обморок и возили бы его на каталке в Третьяковку. Почему вся Греция не вытягивается гекзаметром? Почему, - говорю, - когда ты видишь только белое, мне хочется тебя удавить? Почему, - говорю, - когда ты видишь только черное, мне хочется потащить тебя в американский суд и обвинить в расизме? Ну, успокойся, - говорю, - ну, успокойся... И почему, - говорю, - аниме оказалось таким говном?