Август, 2000.
За нами остается вереница следов на песке. Иногда на них набегает волна, и они размываются, становятся нечеткими. Но остаются.
Мы держим сандалии в руках. Каждый свои. Иногда я оглядываюсь и смотрю на наши следы. Три цепочки уходят вдаль, сужаются, переплетаются и становятся совсем невидимыми вдали. Обман зрения, обман памяти. Закон перспективы.
С берега дыхнуло дымом и шашлыками. Я вижу, как она вздрагивает и отворачивает лицо в сторону реки. Иногда ты выходишь на собственный след и пересекаешь его. И, если это не разглядывание семейного фотоальбома или не бурные воспоминания однокашников, разомлевших от алкоголя, то не всегда это бывает приятно. А иногда даже больно до дрожи, до желания отвернуться, чтобы не смотреть на свои следы с каплями крови.
-Побежали, - хлопаю я по спине Кольку и кричу ей, - Догоняй!
-Мама, догоняй! – задорно он смотрит на нее и бежит за мной.
Всегда можно попробовать убежать от запаха, от мелькнувшего воспоминания, от следов с капельками крови-боли.
Она бежит за нами и смеется. Я оглядываюсь через плечо, да, все-таки женщины плохо бегают, неуклюже как-то. Бежать быстрее, бежать сквозь, треплющий волосы, ветер. Отдалятся от старых следов, вкладывать между ними все больше чистых отпечатков. Делать самому обман зрения, обман памяти. Самому.