Всё болит, даже шея, хотя и непонятно, она-то тут причём? Наверное, с непривычки. Да пусть болит, я согласен, лишь бы не стало привычкой.

Электропоезд до станции Новосибирск-Главный ушёл перед самым носом. Прогулка по тихому лесу туда, прогулка по тихому лесу обратно. До чего же здорово в Академгородке: воздух, способный как следует проветрить закоулки души любой степени серости. Конечно, обратно, к остановке шёл неторопясь, вслушиваясь и приглушённые звуки зимнего леса.

Пусть весь мир подождёт.

Тёплое несолнечное утро, сладкий ноябрь. Снял шарф, потому что в автобусе будет совсем жарко, а когда оно в сочетании с околосонным состоянием — так и до обморока недалеко. Стало свежéе. Берёзки, перепутавшиеся с соснами, повсюду тонкое одеяло сахарного снега, сонные вскрики птиц.

Вверх, вверх — вниз, вниз. Лучше медленно подниматься к далёкому небу, чем прижимать тяжёлые тучи к безупречно-правильной земле. Оно, небо… Чёрт возьми, оно всё же достижимо, что бы там кто бы и во что бы то ни стало.

Утренний разбред мысляний. Автобус обхватил тягучим жарким сиропом. Приземлился на сиденье возле задней двери, на колесе: там неприятно дребезжало и обдавало холодным воздухом на остановках, и это было как раз то что нужно, чтобы не заснуть. Совсем не люблю спать в транспорте; впрочем, в этот раз погружение в полусон было считай что неминуемым. И я подпрыгивал на остановках, что-то бормотал, дёргал во сне руками и ногами — всё как обычно и что совсем не нравится. Рядом прикорнула девушка, незаметно привалившись к моему правому плечу. Тихий час, ровное жужжание шасси, баюкающая песнь дорог.

Светло мне, что может быть иным, как не сладкий наш ноябрь? И наши ночи — звёздные, с планет движениями, с занавесками, со снежками, с ароматами, с хвойными лесами.

Друг наш Серый Король постарался в это утро на славу: растёкся постепенно плотным-плотным сахарным туманом, так что едва видно на несколько метров. Город превратился в молочную равнину: все высокие дома были беспощадно съедены. Что бы он ни хотел этим сказать, у него ничего хорошего не вышло. Нет, друг мой, врёшь: не проймёшь ты этим, всё равно справимся.

Вынырнул конфеткой трамвай из сахарной пыльцы и с хрустом прорвался дальше. Мост, тонущие в мармеладе цукерки железнодорожных рельс, справа и слева. Не люблю я сладости: сам сладкий. Сахарная пудра осела на лице. Туман делает близоруким: видно только то, что перед носом; ни дороги вперёд не видно, ни пройденного пути. Хитрец Серый Король, ой хитрец.

Я помню, что снилось сегодня: вдруг пропала сила тяжести и мы летали, касаясь рук руками и отталкиваясь от предметов и форм.

А вот справимся, а вот пройдём, всё изменим.

Наши ночи — лунные, у костра, среди трав тёмных, зверей диких, ветров буйных. На снежном перевале, среди сахара, снега, между двух войн, грязи болот и мрачных облаков.

Значит, надо стиснуть зубы, пусть крошатся, корни расшатываются и дыры виднеются. Будет немного больно.

Всё — за всё.

Туман рассеялся, выставив непоказ контуры зданий. А там, в лесочке, всё так же тихо и хорошо, шуршат серые белки, прыгают по веткам снегири, и птички, похожие на синиц, только серебритстые — поют, насколько я их понимаю, о нас. Опустятся сумерки, и я вернусь в дома, которые больше не одиноки: там живёт моё сердце.


     шёл содат с войны, шёл к себе домой
     от семи смертей убежал живой
     нёс семье гостинцев в рюкзаке потёртом
     у околицы встретился сосед
     обнял и сказал: «дома больше нет
     мать, отца, сестру не вернуть из мёртвых»

          и в этот светлый день он сошел с ума
          и молчал два дня и две ночи
          и лишь на третий день ушёл, взяв автомат
          понял тот солдат, чего хочет

     пересёк границу, пришёл в страну
     с кем совсем недавно вели войну
     голод, как стервятник, и снег да кочки
     стал искать деревню подходящую
     меж двух рек у леса лежащую
     с домом, где живут мать, отец и дочка

     «вот и я пришёл, поквитаться бы
     я для вас такой же хочу судьбы
     станете вы плакать за гибель близких»
     и в глаза глядят, и молчат в ответ
     девушка, старуха и безногий дед
     и на бедной скатерти пустая миска

          и, молча сев на стул, он сошёл с ума
          развязал рюкзак и разулся
          и в угол зашвырнул штык и автомат:
          «я принёс поесть, я вернулся!»


Current music: Кукрыниксы - Солдатская печаль