Рыжая.

Что такое Дача для русского человека? Никогда не понять тому, у кого ее не имеется (или присутствует некоторая загородная собственность, но более европейского типа: коттеджи, шале, виллы).
Дача - это культовое место. Паломничества туда совершаются с мая по сентябрь, всей семьей, включая престарелых родственников, кошек, хомячков, маленьких детей, случайных и сопротивляющихся друзей семьи и домашнего хамелеона Кузи.
Иностранец бы подумал - цирк едет на гастроли.
На Даче все вынуждены производить полезную (или по крайней мере безвредную) работу, в результате которой ближе к осени образуется некоторое количество овощей, которые куда проще было бы купить на рынке. Но тогда Дача утратит свой сакральный смысл, великое связующее значение для всех членов семьи. По-настоящему полезен на Даче лишь хамелеон Кузя, ибо он уничтожает комаров. Комары же уничтожают всех остальных.
Дачный сезон мои родственники открывали первого мая, в этот традиционный советский выходной. Смысл праздника ныне забыт, но в каждой второй семье он ассоциируется с грядками. Грядками. ГРЯДКАМИ! (Копать. Полоть. Полоть то что выжило после предыдущей прополки. I'm loving it).
Закрывался сезон соответственно 26-го сентября - в мамин день рожденья. Закрывался пышно, неизменными компонентами были шашлыки и огромный арбуз. Я не поленилась посмотреть фотоальбомы за последние пять лет. В каждом есть семейное фото за накрытым столом. Неопознанные бутылки, вышеупомянутые шашлык и арбуз. И всюду одни и те же лица на одних и тех же местах. И так год от года. Не могу сказать, что эта стабильность на уровне застоя меня огорчает.
После грандиозной церемонии закрытия дачный покой уже ничто не нарушает. Ничто и никто. Любая попытка потревожить спящий дом автоматически приравнивалась к кощунству. И все же я на это решилась.
Не помню уже зачем. Кажется надо было забрать какие-то книги. Я поехала на дачу посреди зимы, на автобусе (еще одно табу - на Дачу было принято добираться на автомобиле, всем на зависть, с городским шиком).
Пробираясь к дому я чувствовала себя ледоколом Челюскин, вмерзшим в льды Антарктиды. Но, как и для Челюскина, для меня это путешествие закончилось хорошо. Я добралась до дома. Если это можно было назвать домом, с температурой внутри всего на пару градусов выше, чем снаружи, инеем на мебели и сосульками на потолке.
Я кое-как растопила печку. Дом поскрипывал, ворчал, как старая бабка, но потихоньку прогревался. Проснулась даже какая-то муха, полетала шальная от неожиданно наступившего лета, но потом куда-то пропала.
Собрав нужные мне вещи я стала собираться домой. Снова повторив героический подвиг ледохода, я добралась до калитки и тут столкнулась с неожиданным препятствием. Калитка... не открывалась. Я рассеяно толкнула ее еще раз, потом схватившись руками за збор подтянулась и заглянула, что творится по ту сторону.
А творилась там собака. Точнее вовсе она не творилась, она там спала, свернувшись в клубочек у самой калитки. Собака эта была похожа на мохнатый, не очень чистый апельсин. Если конечно бывают апельсины размером с дога и пастью как у крокодила.
- Ты чего здесь делаешь? - спросила я. И была проигнорирована.
- Это, знаешь ли, частные владения! - собака сделала уши топориком. Ободренная таким вниманием я как можно более сурово сказала:
- Пошла вон! - тут-то и была продемонстрирована пасть, как у крокодил и здоровый, как лопата, розовый язык.
Я в отчаянии сильно толкнула калитку. Собака медленно встала, отошла на пару шагов и задрала ножку у столбика. Вот так. Собака оказалась... собаком. Ну то есть псом. Но я как то привыкла думать о нем как о собаке.
Между тем он вернулся на место и сильно навалился на калитку боком. Та наконец начала открываться, но в мою сторону!
- Эй, ты что делаешь!? - возмутилась я и подперла калитку ногой. То, что она открывается в обе стороны, стало для меня неприятным открытием.
- Я вообще-то боюсь собак. Что, смешно? Ничего смешного в этом нет!
Я постояла еще немного. Начинало морозить. Я представила как ей холодно лежать на снегу. От этого я сама начала замерзать.
- Почему ты пришла именно под мою дверь?! - обиженно спросила я, - Я вообще собак не люблю... я кошек люблю... Я домой хочу. Там тепло, горячая вода, чай с вареньем, пироги с капустой. А тут сосульки на потолке, сугробы на крыльце и ты!
Я резко распахнула калитку. Собака от неожиданности подпрыгнула, оттолкнувшись от земли всеми четырьмя лапами. Приземлилась в паре шагов и подозрительно на меня уставилась. А я на нее. Так мы постояли немного, пока она не начала переминаться с лапы на лапу.
- Что, Рыжая, холодно? А мне, думаешь, тепло. В том, что мы тут стоим, как две дуры, ты, милая, виновата, - собака разумеется ничего не ответила. Похоже ей даже не было стыдно. Она стояла в глубоком сугробе, а мне почему-то вспомнился любимый деликатес китайских императоров. Мандарины со льдом. Кладешь слоем дольки мандарина, сверху насыпаешь слой дробленого льда, снова мандарины и снова лед.
- Ладно, пошли в дом, - я вздохнула, - у меня бутерброды есть. С колбасой.
И я поплелась обратно, через сугробы. А за мной пробиралась собака, похожая на любимое блюдо китайского императора. Рыжая.