Плюс 17 в тени.
Умиляюсь и мысленно смахиваю скупую слезу.
Все, буквально все вызывает умиление - нежная, еще почти полупрозрачная зелень, влюбленное урчание голубей, собственный ребенок в новой легкой (наконец-то легкой!) курточке, самозабвенно гоняющийся за мыльными пузырями.
Вчера, в Михайловском саду вызвал умиление кудрявый молодой человек, похожий немного на Костолевского в юности. Он сидел на чугунной ажурной скамейке и прилежно читал книгу. Как выяснилось при более пристальном рассмотрении - Ницше в оригинале.
Мы с любимым мужчиной уважительно переглянулись, а молодой человек вдруг отложил книгу и деликатно осведомился, не найдется ли у нас чистой салфетки.
Говорил он по-русски чисто, но с милым иностранным акцентом.
Так что Ницше он, видимо, читал не в оригинале, а на родном языке.
Но все равно к нему хотелось испытывать уважительные чувства - очень уж он был (по ощущениям) в ладах с самим собой и с окружащим миром. И отстраненно доброжелатен.
Чуть позже мы видели его на залитых вечерним солнцем ступенях здания, выходящего в сад (не помню, к стыду своему, что за здание). Он сидел на ступеньке, читал Ницше и ел маринованный чеснок.