А я-то, граждане мои дорогие, в отпуске.

Пися такие строки, всё чаще спрашиваю себя: а кто это такие, вот эти вон, к которым я неизменно обращаюсь? То есть конкретно кого я вижу? Из старых мало кто остался, из тех, кто был не просто там активен в комментах — но был близок, был участником моей жизни, и таким косвенным образом участвовал и в создании записей.

Да, я знаю, есть ещё такие.

Но, странным образом, несмотря на то, что люди эти духовно близкие, добрые и хорошие, обращаюсь я чаще всего не к ним, а кому-то другому. К Призраку Постоянного Читателя? Что-то такое я уже писал, но убей, не помню, когда. Поиска здесь нет, яндекс не яндексирует, хотя давно уже открыл и даже сунул под нос, скорее бы закончить работы над новым местом для дневника, где есть всё… Потом, потом.

Да, я обращаюсь чаще всего к кому-то столь же выдуманному, сколь может быть, выдуманно то, о чём я здесь пишу. И реально, и выдуманно…

Я бы хотел снова написать про одну из ПЧ, про ту красивую леди, что ли — ну трудно про неё говорить иначе. Я уже пробовал написать, но как-то счёл ненужным и спрятал запись внутри комментов. Не писать же в самом деле: Tribute to… и подставлять там её ник, и снизу добавлять текст песни, которую она не сможет услышать. Моя жизнь — не ради выживания, но ради поклонения красоте. Да, всё это спорно, всю эту пафосную фразу можно низвести до пирамиды потребностей, до споров, что же есть красота вообще и в моём понимании в частности, убедительно доказать, наконец, что я только прикрываю свой срам этой мантрой, как ширмой. Но я настолько чувствую красоту, как нечто совершенно отдельное, выпадающее из закона больших чисел и не разлагающееся на составные части, не имеющее ни причины, ни следствий, ни места в системе выживания рода человеческого — что могу сказать точно: Красота — и есть Бог. Ну, а леди — пророк Его, и многие многие ангелы вокруг, знаменующие красоту и трубящие о красоте. Так и она, та самая, о которой этот трибьют, она узнает себя, конечно, и конечно, ей будет не всё равно, но и конечно, не до такой степени, чтобы сразу забрякаться ко мне в койку. Наверное, это и не нужно. Я знаю, это испортило бы красоту, но всё-таки хочется, отчего-то хочется что-то сделать с красотой: положить в карман, выпить, съесть, трахнуть, не знаю что. Присвоить! Выхода нет. И меня уже ничто не смутит: ни острое её слово не остро, ни чужаковатость её не странна, и врождённая физиологическая особенность не пугает, но напротив, волшебно притягательна и словно подчёркивает её особенность, необыденность. О, её колкие синие глаза, о, её мягкие восковые руки, о, затаённая грусть в её всегда слегка обиженных губах. Я люблю её, как люблю красоту, на которую можно глянуть лишь одним глазком, и сказать себе: «что же! она такая».




                               сколько лет прошло
                               всё о том же гудят провода
                               всё того же ждут самолёты
                               девочка с глазами из самого синего льда
                               тает под огнём пулемёта
                               должен же растаять хоть кто-то…

                               где-то мы расстались
                               не помню в каких городах
                               словно это было в похмелье
                               через мои песни идут, идут поезда
                               исчезая в тёмном тоннеле…
                               лишь бы мы проснулись в одной постели

                               сколько лет пройдёт
                               всё о том же гудеть проводам
                               всё того же ждать самолётам
                               девочка с глазами из самого синего льда
                               тает под огнём пулемёта…
                               лишь бы проснулись с тобой в одной постели

                                                              скоро рассвет
                                                              выхода нет
                                                              ключ поверни — и полетели
                                                              нужно писать
                                                              в чью-то тетрадь
                                                              кровью, как в метрополитене


Сплин - Выхода нет.