Эмаль в чайнике потрескалась, посему звёздное небо в чёрном стакане, белые

звёзды, крошки эмали, маргаритки, курносые шлюшки... Шуршало платье ближе,

ближе, ближе, голос заспанный. Рука тянется к жидкому свету, свету от комет,

орбиты, биты. 16, 32, или больше... Рука на руке, скомкавшаяся от нежности

душа, а в стакане ночное небо, хотя за окном давно утро, чернеет... Чернеет...

Чернеет как может, но не знаешь чем всё кончится. Малыш... Знаешь... Тишь...

Мышь... Крыш... А с крыш всё капало вниз, падало, и разбивалось об стенки, об

головы тех, кто далеко, и текло и сползало до уровня моря, до жидкого, до смерти

вползало в морщины так мокро и холодно, вливалось в пустые души, и текло... И

текло, небесной манной по венам и в венах, в глазах загоралось, ложилось на

спину, на живот _ целуй. Дождь! Рука об руку, кап... Ещё капля, так часто и редко,

так дивно, по озеру арнаментом прошлость, и стекало, и стекало... Рубежи,

пределы, рука в стакан, поймать звезду, испить звезду вместе с чаем, пока там...

Стекало, и текло по ноздрям, по лодыжкам, в лодочках, заливало глаза, как

трюмы, рылось где-то в паховой... щекотало ресницы, зеницы, зарницы,

зениты... Облизывало кудри каплями, как росой по щекам целовало, стремилось в

зениты, в звёздное, звёздное, звёздное небо над нами, в чернеющем стакане, но

падало вниз, и всё плюх... Прислушаешся _ плюх... И снова _ плюх... Плюх,

плюх... Капало в небо.

музыка нет
настроение: Приятное