Интересное наблюдение6 человеку нужно, чтобы кто-то его обнял за плечи и сказал, что все будет хорошо. Я синтезировала эту истину тааак давно, что почти обидным кажется прочтение ее на бумаге от писателя.
Дебилизмом покрылась вся моя натура - в метро, в трамвае, ночью в постели, в душе, пока посуду мою, на парах - словом везде я думаю об Игоре. Ну где логика? Я постаралась выглядеть барышней-крестьянкой в театре, накрасилась как дура, причесалась как старая ведьма, натянула обтягивающее платье на толстый зад - все для того, чтобы произвести отталкивающее впечатление. А теперь я... не то чтобы жалею, но просто я увидела его - и все. ВСЕ! ВСЕ пропало! И эта курва Алмазова, и все неприятности с физикой, как будто я справлюсь, и это аксиома. И даже сны отошли в сторону, хотя это с моей стороны - низость. Последнее, болезненное сновидение поставило меня перед дилеммой. Прошлое смешалось с моим миром, создав иллюзию.
Мы лежали на кровати, он под одеялом, я прямо на покрывале, в джинсах (я джинс-то не ношу, ибо американизм не согласуется с моей панславянистской теорией) и рубахе. Он говорит:
- Не передумала?
- ?
- Идти не передумала?
- Никак нет, -шепотом отвечаю я. И немного подумав, поворачиваюсь к нему, - Если предложат, волосы брить?
- Нет, отрастать станут - намаешься. А может, все-таки не пойдешь? Больше шансов будет... НЕ ДУРИ, АНЬ!
- Я не дурю. Если бы ты заболел, - сажусь на кровати, прислоняясь к стене, - я бы не стала сидеть у твоей постели, а кинулась бы искать лекарства и хорошего врача, - стукаюсь виском, в голове гудит тяжелый анорексический удар.
Он смотрит на меня обреченно. Спорить со мной бесполезно, и он готов махнуть на все рукой, одеться и уйти прямо сейчас. Но он обнимает меня и упирается подбородком в ключицу. Терпеть не могу прикосновения к сгибам локтей и ключице, но тогда я пожелала, чтобы это прикосновение длилось долго и закончилось поцелуем.

Потом мы прощались. А потом я шла с кем-то из отряда, в горах, много раз чуть не погибла, добралась до первой русской заставы. Там был госпиталь - просто тент, под которым лежало огромное количество раненых. И когда я зашла туда, не помню, почему и зачем, то лысый и круглый как Ропович доктор с высячими сизыми усами накрыл челвека простыней. И я закричала. Закричала, падая на колени. И шрам на левой руке блеснул белым швом по мертвенно бледной коже...