Та сама киянка
16:09 01-02-2008 Anna Karamazoff
режиссер - Рустам Хамдамов.

В главной роли Жанна Моро.

Эмигрантка, дочь эмигрантки, которая вернулась в родной город Петроград в никакую эпоху из никакой страны. Она казалось бы имеет к реальности весьма сомнительное отношение. Как бы, стоя на одной ноге, в идеально подтянутом разодраном чулочке посреди расхрыстанного бардака, она не нуждается ни в сне, ни в еде, ни в элементарном комфорте. Безупречный силуэт, свободная и гордая походка, небрежная в своей гордости. Но иногда свет падает так на ее лицо, что видно сколько дорог в своей жизни она прошла и как сильно она устала, но только когда особым образом падает свет.
Поиски-странствия, странствия-поиски. Им нет конца и края – замкнутый круг. Героиня как бы видит сон, но сон - это ведь перевернутое отражение реальности.
Если человек голоден, он видит во сне еду… Если считает, что секс это стыдно, он видит во сне секс, как сладострастный кошмар. Инверсия, негатив забытых мыслей и образов. Фантазии как сны – ожившие в сознании проявления того, о чем мы забывали, но порой были очень взволнованы при этом. Их явная болезненность при непроизвольности выброса в доступный восприятию буфер говорит о том, что нам снится то, о чем мы хотели когда то забыть… и забыли. Непроизвольность фантазий. Она пугает, затягивает, испытывает. Норовит обмануть, затянуть в иллюзорную трясину.

Она много пишет в блокнот, она собирает все вместе, сравнивает, изучает, осмысливает одно, сопрягая с уже осмысленным другим. Пытается отыскать логическую цепочку. Картина распадается на мелкие кусочки, и собирается в целый образ. И так до бесконечности. Нервный хаотичный калейдоскоп, сквозь который как сквозь сумрак проглядывает нечто, что не оставляет лично у меня сомнений, что оно настоящее, самое главное, но не разрешенное еще пока для реальности.

Но есть не вывернутое на изнанку само ощущение, что что-то забыла, чувство, что не нужна здесь, непонятно где именно, или достаточно смутно понятно. Знание, что ты играешь по усложненным правилам, одевает на тебя саму невидимые доспехи, ты всегда прямо держишь спину, и никогда не опускаешь подбородок, сама того не замечая. И пусть ты отвечаешь лишь сама за себя, это так не мало. Это космически не мало. Чувство вины, за то, что это они, эмигранты, бросили свою страну, прощелкали не что-нибудь, не медный пятак, а Ро-ди-ну. Не иметь права обращать внимание на грязь. Не иметь права самой становится грязью.
Обладать даже не мыслью, что ты возьмешь эту едва достижимую мыслью, пониманием высоту, а чувством, что это так, чувством спинного мозга. Дети людей круга ее матери замкнулись в своем мирке, живут в хаосе, который они считают свободой. Они обрубили тросы связующие с реальностью системой и обществом и плавно парят над землей. Они могут разбиться при этом, но им не страшно. Но как испугалась тогда Анна!
Может и можно, ночуя на кладбище оставаться такой же как и всегда, но из-за левого плеча как всегда, неизбежно подглядывает смерть.
На помощь у края гибели, приходит похожий на Есенина, розовощекий, белозубый молодой человек. Он гораздо моложе своей (союзницы?) примерно так же как Сергей был моложе Айседоры. Он открыт своей авантюрной жилкой навстречу любым новым возможностям причем не важно чего, у него нет никаких правил. Главное схватить вовремя журавля, который, потом, привыкнув к руке, станет синицей.
Сны эмигрантки. До совершенства настроенный вестибюлярный аппарат чувства реальности в первую очередь самой себя.
В основе лежит тоска по родине. Главный символ ее сна – бесприютность, невыполненная (проваленная) миссия. Облапошенные романтики - покупатели бухарского ковра из немого кино о судьбе России, наделенного таинственной магией древнего предсказания. Рядом с наивным аристократом – вор. Притаился в самих вытканных узорах и ухмыляется. Нагло, безлико, неотвратимо.
Я вдруг отчетливо подумала, смотря этот фильм:
Гламур – пародия на аристократизм.
В фильме бы интересно смотрелась Рената Литвинова следующая по пятам за Жанной Моро, когда та в вечернем платье спускалась по обветшалой лестнице (большого?) театра. Причем было бы хорошо заметно, что первым идет оригинал, а вторым – копия. Хорошая гротескная копия аристократки в своем контексте, в фильмах Киры Муратовой. Но насколько чужой и… нелепой она была бы здесь.
Но действий и деталей уже и так слишком много. Казалось бы, обретя баланс и уравновешенность в бешенной загрузке кадра линиями и скрытыми смыслами, фильм, подобно тому как судно бывает начинает кренится над поверхностью моря, начинает утомлять… Еще немного и утомил бы окончательно, но вот мачта опять стала прямо – конец фильма.