Лунный свет пролился сквозь незашторенные окна мрачной, безжизненной комнаты, которая казалась еще более ужасающей под покрывалом ночи. Гробовую тишину нарушало ровное, глубокое дыхание. Он здесь. Он вернулся.
Толстый слой пыли, покрывающий все вокруг, свидетельствовал об его столь долгом отсутствии. Лицо, уже давно покрытое морщинами, все еще сохраняло величие и властность, но его взгляд говорил о том, что он устал, устал от всего. Он взял от жизни все, теперь жизнь должна взять его, и он считал это справедливым. Никто не спрашивал его, нужна ли ему жизнь, он просто появился на свет, а теперь его очередь не спрашивать и он решил уйти. В иной мир? Нет. Он решил уйти вообще. Он решил уйти в небытие. Это будет не трудно, ведь его жизненные заповеди отличались от божьих в равной степени, как и от дьявольских. Исходя из этого, ничего опасаться не приходилось, ни один, ни другой не были заинтересованы в его душе.
Он сидел в широком, массивном кресле, а напротив, рядом со старым роялем, вид которого пробуждал в его отжившем сердце столько приятных воспоминаний, точно в таком же кресле, сидела смерть. Особого внимания они друг на друга не обращали. Он был в своей стихии, а она терпелива ждала, не в силах изменить ход событий, ведь по закону небес этот смертный ей пока не принадлежал. Он ее позвал и всем здесь заправлял тоже он, смертный. Он не боялся ее, а смерть не боялась, что он изменит своего решения. Единственное, что стояло между ними, это его желание оглянутся назад.
Стенные часы, невозмутимо шагая в ночной тишине своим стальным шагом, незаметно сообщали его сердцу свой равномерный, беспечно уверенный ритм. Старый камин, стены, покрытые паутиной, воздух, наполняющий комнату, все было пропитано прошлым. Казалось еще мгновение и в комнату войдет беззаботный, всегда улыбающийся юноша, коим он когда-то являлся. Он окидывал долгим, согревающим взглядом каждую вещь, ведь он так ценил первый и последний взгляд, который особенно трудно было оторвать от когда-то им так любимого серебряного подсвечника, о котором смертный никогда не забывал, создавая очередную волшебную ночь.
Слегка приподняв голову, он принялся рассматривать старые фотографии в ничем не примечательных рамках, которые висели напротив и оживали от соприкосновения его воображения с мраком ночи. Смертный слышал голоса, хранимые этими фотографиями, он чувствовал движение в них, заново переживал эти мгновения, радовался, грустил и радовался вновь. Фотографии друзей, с одним из которых его недавно разлучила особа, теперь ожидающая его. Еще фотографии, еще... А этому изображению он решил уделить все оставшееся время, но ни мрак ночи, ни его воображение не могли оживить ледяной контур женского лица на матовой бумаге. Наблюдая за догорающей свечой, он старался восстановить в своей памяти все без исключения улыбки, которыми она его когда-то одарила. Он вспомнил, как она впервые согрела его своим пламенным ни с чем несравнимым взглядом. Ведь именно тогда он проник в истинное значение строк Гётте "Остановись мгновение - ты прекрасно". Он мог без конца стоять так, с восхищением вбирая в себя её облик. С этой минуты он ничего больше не замечал вокруг, все казалось бледным, смутным, расплывчатым, серым по сравнению с пылающим огнем этого лица. Эти губы... Неужели он когда-то целовал их? Неужели когда-то они дышали с ней одним дыханием? Первый поцелуй... Почему она ничего, абсолютно ничего не помнит, как и человек не помнит миг своего рождения. Зато как отчетливо всплывает в его сознании все, происходящее вслед за этим...: Уличные фонари тускло мерцали под затянутым облаками небом. Никогда мир еще не казался ему таким прекрасным. Он, не прекращая, думал о ней. Дэвид не был уже прежним Дэвидом, как и мир, прежним миром! Его мысли вновь и вновь возвращались к ней. Кто она? Неужели простая смертная может быть источником ощущений, овладевших им тогда? Внезапно его изможденное тело копьем пронзили отголоски ее слов. Казалось, один единственный стон завис в воздухе и парил, скитаясь из угла в угол, залив все пространство и навсегда закрыв дверь. Долгий, как миг одиночества, сжигающий, как раскаленная лава, стон, не отпускал страдающую плоть. Помнит ли она те слова? Страсть сдавила ему грудь всей тяжестью неразделенного чувства. Ничто не могло оскорбить его сильней, чем те слова.
Тень от серебряного подсвечника становилась все больше, она обняла весь стол, а затем поглотила всю комнату. Вслед за свечой, уснул и смертный. Смерть старалась не шуметь, понимая, что это его последний сон:
Сквозь рваное отверстие ночной тишины, вошла тень. Он не спросил имени, он лишь попытался поймать взгляд, но глаза ее, казалось, видели все и ничего одновременно, он попытался прикоснуться, но тень растворилась и разлилась на туманной туче за его спиной. Он пошел за ней и с каждым мигом чувствовал, как его тело сливается с туманом. В мыслях своих он говорил с ней, и она отвечала ветром. Шаг, еще шаг. Шаткий мостик. Выдержит? Мостик не выдержал тело вместе с тяжестью души, но тело выдержало падение. Придя в сознание и оглянувшись, он увидел ожидающую у высохшей реки тень. Обломки мостика сдавливали оголенный, расцарапанный торс. Встал. Скрип висячих на канате досок доносился с высоты. Казалось, он стоял на огромной могиле, образованной вследствие раскрывшейся земной коры, захоронившей под собой все живое. В дали, рядом с огромным засохшим деревом, в котором нашли приют летучие мыши, стоял заброшенный дом. Тень исчезла, и он понял, где она его ждет. Приблизившись к корням дерева, которые, казалось, удерживали землю от падения в бездну вселенной, он распугал летучих мышей.- «Осторожно, летучие мыши, взлетая все выше, не стукнитесь головою об месяца серп»- изрек он и направился к деревянной двери. Комната. Он сел в расчерченный в центре круг, а тень забилась в угол. Над головой его ровным полукругом горел потолок. Полуразбитые настенные часы отмеряли мгновения. Страх сменился на усталость от ожидания и неизвестности. Странный, неестественно белый свет, проливаясь сквозь щели деревянных стен, пронзал своими лучами пространство, и пространство стонало. Стоны вызывали сострадание. Тень исчезла и появилась в нем. Он чувствовал ее дыхание, видел ее глазами, чувствовал ее боль, но тень покинула его и залила угол, рядом с полуоткрытой дверью. За окном кто-то пронесся с факелом, через мгновение тяжелые шаги пронесли факел через дверь. Шаги приблизились, осмотрели его, затем разорвали грудь, поднесли факел к сердцу, но он чувствовал холод от этого огня. Факел прожог сердце, но кровь не вытекла, ее не было. Шаги удалились, и вслед за ними вошла смерть. Она стала рядом с тенью и кинула на него теплый взгляд из-под опущенной к груди головы. Он смотрел на нее и ощущал ее тепло. Смерть чувствовала его мольбу, но отвергла ее. Она окинула осуждающим взглядом тень, и исчезла. –« Белый голубь?.. Что заставило тебя обнять своими крыльями небо в эту бесцветную ночь? Ты садишься мне на плечо, опускаешься ниже, сползаешь по груди. Твоя левая нога проваливается в разорванную плоть, и ты цепляешься своими когтями в прожженное факелом сердце, чтобы не упасть. Не падай милый голубь. Твое падение стоит моей боли. Ты приподнялся! И вот уже две твои ноги впиваются когтями в обескровленное сердце. Твой взгляд устремлен на открытую плоть. Начинаешь клевать мою боль. Милый голубь, что в боли тебе моей?»

P.S. Мне стоило титанических усилий смирение с тем, что ты сделала полтора года назад. Я старался верить в то, что ты осознала неправильность своих тогдашних поступков. Я старался верить, что это никогда не повторится. Но это вновь произошло. Я вновь нашел тебя одну на улице в два часа ночи, в брюках, которые не доставали до верхней границы твоих трусов, и в кофте на одной пуговице, которой не хватило бы даже на то, чтобы скрыть самую маленькую на свете грудь. Я видел много вульгарности, но в такой кофте я не видел даже проститутку! Ты была у подруги? Неужели ты так оделась ради своей подруги? Не верю! –« Я была с мальчиком»- сказала ли ты правду? А какая разница, ведь ты хотела сказать!
Я возвращаю тебе все, что ты просила, все, что я не успел выбросить. Надеюсь больше я тебе ничего не должен!