Есть такие типажи в России, которые сродни архетипам, или даже они самые и есть. Словно в янтаре застывшие в прохладном мареве среднерусских деревень, на фоне покосившихся изб.
[изображение]
Интересно, сколько этим бабкам? Лет по 60 с небольшим, вряд ли больше 70-ти. Младше моей мамы. Т.е. всего лет двадцать назад они были вот такими. А ещё за 20 до того – такими.
Дело не в старении, а в неизменности картины, отражённой в поколениях. И двадцать, и сорок, сто лет назад картина была точно такой же.
[изображение]
В 20 лет она «почти городская», и, вплоть до замужества, не оставляет надежды в город же и переехать, забыв о родной глухомани без перспектив и развлечений. Она следит за модой и за собой, благо последнее не требует особых усилий, она учится и жадно впитывает слухи и новости из «большого мира», неизменно примеряя их на себя.
Она готова. Она ещё не знает, что не нужна там особо никому, разе что на пару ночей…
[изображение]
Проходит двадцать лет. Следить за собой становится всё труднее, да и ради кого? Постылый вечно пьяный муж, такие же его дружки, свинообразный председатель кооператива… За модой следит больше по привычке, не замечая, что мода эта уже скорее местная, деревенская, нежели «городская». В телевизоре, конечно, показывают всякое, и программа «Модный приговор» смотрится на одном дыхании, но связь телекартинки с реальностью истончилась до предначальной эфирной невесомости. Потом, в двадцать лет она была просто глупа, когда думала, что золотые зубы это некрасиво.
Она почти готова.
Ещё двадцать… Серый платок, ещё крепкие, привыкшие к работе, но уже безнадёжно увядшие руки, давным-давно забывшие прикосновение кремов и аромат дорогого мыла. Одежда чистенькая, но «ещё лет двадцать прослужит», во взоре недоверчивость не раз обманутой (и всё простившей, будь оно неладно), битой жизнью бабы и вера в целительную силу икон. Твёрдое знание, что ничего хорошего в городе нет и привычка пить наравне су мужиками.
Она снова готова. И смерть не наказание, а награда.
Аминь...
[изображение]
источник