Прочитайте, мне понравилось)

Позавчера выпал снег.Выпало много снега. А вчера он не растаял. Он не растаял и сегодня. И я смотрю вокно на то как «он» бессовестно лежит на жёлтых листьях, на одиноких тротуарах, по которым никто не ходит,наверное из-за «него», и понимаю что зима наконец-то пришла. В этом году она долго тянула. А тут бац!, взяла и пришла. Вероломно и без объявления войны, как к себе домой.

Мои окна выходят на детский сад, на тот самый, где от меня ежедневно избавлялись родители. По утрам, пахло кашей, брякали крышками мятые алюминиевые кастрюли. На них еще красной краской писали «БОРЩ», но варили почему-то кашу.

А мамы приводили детей. Особенно зимой интересно было. Воздух еще синий, звезды выключились, морозно, а тебя везут на санках за веревочку. Мама загораживает весь обзор, зато можно есть снег. Потом двери садика открываются, и в нос бьет резкий горячий запах гороховой каши. Даже задыхаешься сперва. И сразу хочется домой. Домой, домой, домой... И глаза начинает щипать. Стоишь посреди раздевалки крестиком. Потому что столько шуб надето, аж руки в стороны. Тебя в двери мама боком занесла. Она, конечно,торопится на работу. И глаза от этого еще больше щиплет. Мама, возьми меня ссобой… Она, естественно, сделает вид, что не слышит. Поцелует вспотевший лобик с отпечатанной шапкой и как-нибудь так некрасиво пригладит волосы, что сразу хочется отправить ее на работу. Иди уже, иди, предательница…

Когда я была маленькая, то все говорили: «Так нельзя, ну ты же уже взрослая!» А когда выросла, то они пошли на попятную,наверное. Потому что говорили: «Так нельзя, ты же еще маленькая».

На обед в садике давали очень вкусное: селедку с картошкой. Селедку я ела долго. Смаковала. Облизывала плавники, выедала из головы все мясо до глаз. Хорошо, если достанется хвост. Там мяса больше и плавник большой торчит, можно много соленого сока ссосать. Ради этого надо было первой помыть руки, чтобы успеть сесть к хвосту. Нам так и давали – голова или хвост. Я до школы думала, что селедка именно такая – голова и сразу хвост.Очень компактная рыба, ничего лишнего. А что у нее туловище есть это только поварам было известно. Может быть, они делились этим секретом с заведующей.

Потом ждешь маму. На площадке пасутся две группы –старшая и младшая. А ты голову в заборе между прутьями просунешь и торчишь так.Мимо проходят чужие взрослые, явно не мамы из вашего садика. А ты торчишь жалобно и, наверное, тебя так и хочется взять. Потому что такой ребенок замечательный торчит, любо дорого смотреть. В шапке торчит, в варежках, ангинойни за что не заболеет. Даже если будет идти сто взрослых, маму можно различить быстро. Ее сразу видно, хоть она, конечно, не станет бежать и торопиться. От нее не дождешься такого. Обычно будет идти, как нормальная взрослая. Наверное,думает в этот момент: «Как же мне хочется скорее забрать своего ребенка, вот так бы и побежала! Но что я маленькая, что ли? Пусть все думают, что я каждый день ребенка забираю и ничего особенного в этом нет».

Вечером мама начнет рано укладывать спать. Ох, какже не хочется спать вечером… И тогда она станет петь колыбельные. Мама ложилась рядом и говорила, чтобы я закрыла глаза, а я ложилась на спину и смотрела в потолок. Лично моя мама не пела «не ложися на краю». Я была уже слишком взрослой для такой ерунды. Она пела, что «стоит средь лесов деревенька, жилатам когда-то давненькооо, жилааа там когдааа-то давненькооо девчооонка по имени Женькааа». Дальше слов не помню, но смысл такой, что потом началась война иЖенька ушла в партизаны. «В секрете была и в засаде, её уважали в отряде, еёёёуважали в отряяядеее, хотели приставить к награде». А потом мама замолкала насекунду и когда я ее толкала в бок, то она пела дальше, что «висит фотография вшколе, шешнадцать ей было не болеее, шешнадцать ей было не болеее»… Дальше я непомню, потому что на этом месте у меня слезы капали в уши. Капли холодные, уши полные и слезы через них уже, наверное, внутрь головы заливаются. А сопли в нос втягивать нельзя - потому что боишься маму разбудить. Я в такой момент представляла, что бегу по лесу с винтовкой и стреляю в фашистов. Они меня,конечно, тоже убьют, как Женьку. Но я буду еще долго ползти и задыхаться. И поскольку был полный нос соплей, то я отчетливо представляла, как именно стану это делать. А потом я уже так умирала, что даже немножко отодвигалась от мамы –не запачкать бы ее кровью. Хотя, может, немцы и не убили Женьку. Могла же выйти ошибка! Просто она ушла в соседний лес и зря фашисты понадеялись, что все теперь будет хорошо. Даже портрет в ее школе повесили на всякий случай. Очень напрасно, на мой взгляд.

Утром мама будет долго будить. Ей-то хорошо, онаспала, пока ты полночи умирала в лесу с винтовкой. А еще просыпаться утром такхолодно, это ужас. Мама станет натягивать колготки прямо под одеялом. Самоеужасное, что родная мама может сделать утром – повязать шарф. И тогда шеювообще не согнешь, так и будет голова всю дорогу торчать. Надо примерно пятьшей, чтобы выдержать такой шарф.

Мама будет идти впереди медленно, потащит санки всего одной рукой. От этого они едут немножко кособоко. Не так быстро, как еслибы их вез папа. И уж совсем стыдно, когда тебя обгоняют одногруппники. Это позор и ты отводишь глаза в сторону, вроде бы не замечаешь, как они проплывают рядом. Зато можно спокойно есть снег и пялиться по сторонам. Воздух еще синий,звезды выключились и морозно. Хочется домой... Домой, домой, домой! Это ужасно,когда тебя везут в садик. Это невыносимо. Это совершенно безысходная ситуация!И чем ближе, тем больше хочется спрыгнуть! Убежать в лес к фашистам! Лучше уж кфашистам, чем так. Печь картошку и есть ее без селедки. Можно ведь даже селедкой пожертвовать ради такого случая!..
...Но вот в нос уже ударил запах горячей гороховой каши, с тебя сняли шарф и защипали опухшие от Женькиных слез глаза. Она,наверное, в садик не ходила, не ревела. А сразу в школу пошла. Потому что смышленая была девчонка. Точно. Иначе никак.