может быть, когда-нибудь я заставлю себя пройтись по тексту с огнем и мечом. Но пока пусть живет.
Ахтунг. Не-ЗВ совсем.

Попутчики


Ранние сумерки накрыли лес прохладными тенями, приглушили буйную зелень листвы, еще не тронутой осенними красками. Из сонно зевнувшего цветка нехотя выбралась толстая припозднившаяся пчела, встряхнулась сердито, взбив облачко душистой пыльцы, и взлетела, негодующе гудя на поспешившее закатиться солнышко. Удаляющееся гудение вдруг оборвалось, сменившись тоненьким многоголосым писком и хрустом. Феи-куставицы изловили первую за этот осенний вечер добычу.
Покончив с беспечной пчелой, куставицы стайкой закружились над полянкой, то и дело чихая от дыма и протирая крошечными ладошками слезящиеся глаза. В их прозрачных, как у стрекоз, крылышках играли красноватые отблески пламени, превращая маленьких хищников в летучие драгоценные камни. Самый отважный кроха из стайки приземлился на лежащий неподалеку рыцарский шлем и гордо подбоченился. Но тут же, поскользнувшись, скатился с него в высокую траву.
- Брысь, упырьки, - проворчал светловолосый хозяин шлема, переворачивая пекущуюся на самодельном вертеле тушку чапчерицы. Бросил на угли костра пучок мгновенно вспыхнувшей травы. Стайка заметалась, уворачиваясь от клубов пахучего дыма, взлетела повыше, с хихиканьем обсуждая непривычного кроя и вида одежду рыцаря, лежащий на расстоянии вытянутой руки меч и пасущегося здесь же, на краю поляны, рыжего коня.
Занятие это им быстро наскучило и куставицы потянулись прочь, оставляя за собой призрачно-серебристый шлейф пыльцы-гламора. Их голоса колокольчиками звенели в вечернем воздухе.
Рыцарь настороженно проводил их взглядом и снова ткнул ножом запекающуюся дичь. Наконец, посчитал мясо достаточно прожаренным и вполне пригодным для рыцарского желудка.
В кустах, рядом с поляной, кто-то негромко кашлянул.
Рыцарь вскочил на ноги, в мгновение ока подхватив с травы меч.
- Простите, - смущенно сказали в кустах, - я не хотел вас пугать… Смотрю – тут костер кто-то развел, ну и подумал – подойду, все вечер не одному коротать… Ой, у вас мясо горит!
Рыцарь, ругнувшись, бросился на спасение ужина, не выпуская из рук меча.
Из кустов, тем временем, с трудом выпутался щупленький невысокий старик, по контрасту с широкоплечим рыцарем кажущийся еще более худосочным и безобидным. Жидкие седые волосы небрежно стянуты в хвостик на затылке, такой же небогатый пегий клочок украшает острый подбородок, изображая собой подобие бороды. Старик близоруко прищурился, поправляя заплечный мешок, и шагнул к костру, на свет.
- Вечер добрый, господин рыцарь, - неожиданно звучным голосом произнес он, смахивая с поношенного жреческого одеяния приставшую листву.
- Добрый, - отозвался рыцарь, отложивший, наконец, свое оружие и занявшийся разделкой тушки. – Присаживайтесь к костру, святой отец, вечерять будем, чем Боги послали.
- Вот, - сказал жрец, застенчиво выкладывая на расстеленную прямо по траве тряпицу несколько вареных в кожуре картофелин, пару пупырчатых желтоватых огурцов и полковриги свежего хлеба. Последней из жреческого мешка появилась объемистая дорожная фляга, заманчиво булькнувшая содержимым.
- О-о-о, - рыцарь сноровисто выкрутил пробку из фляги и с наслаждением принюхался, наполняя вином две кружки - да вас, отче, послали сами боги. За встречу! – провозгласил он и поднял кружку, одним долгим глотком осушив ее наполовину.
- За встречу, - подтвердил жрец, заедая вино куском мяса. Дожевал и представился:
– Брат Якул Карый, из обители при граде Поленвицком, что на реке Родве.
- Рупий Вышгородский, - чуть привстал и поклонился заметно повеселевший рыцарь, - вольный фармлянский рыцарь. - С паломничества идете, отче Якул?
- Брат Якул, - поправил его жрец, касаясь выкрашенного в зеленый цвет веревочного пояса. – От стольного града Митева в родные места возвращаюсь, грехи свои трудом честным и странствиями искупив. А вы какими судьбами из самого Фармлянда сюда, милсдарь рыцарь?
- В Поленвиц по делу еду, - уклончиво отозвался рыцарь, хрустя крепко присоленной половинкой огурца.
- Так нам по пути, - обрадовался брат Якул. – Места здесь лихие, дикие, а с попутчиком все дорога легче. А вы, милсдарь Рупий, в Староземье первый раз, али уже были в наших краях?
- Бывал уж, бывал, - Рупий снова разлил вино по кружкам, да так, что опасно плеснулось через края. – И в Митеве бывал, и на тот берег Родны захаживал. Но в этих краях впервые. Чудно тут у вас, в Староземье, непривычно. Вот, к примеру, еду я вчера… - и пустился в долгий и многословный рассказ.
Жрец с улыбкой кивал, поддакивал в нужных местах, отхлебывая понемногу из кружки. Речь рыцаря давно уже стала несколько невнятной, он махал руками, увлеченно живописуя свои дорожные приключения, громко смеялся над собственными грубоватыми шутками.
- А я ему и говорю: «Дурень ты мохнатый, кто ж так рыбу-то ловит, ты б еще хвост бы в речку сунул да на него ловил!» - и рыцарь в очередной раз расхохотался, ткнув брата Якула в бок.
- Да, - жрец потер украдкой пострадавшую часть тела, - бывает же… А вы, милсдарь рыцарь, по какому делу в Поленвиц-то? Может, помогу чем?
- Да вот, - беспечно махнул рукой рыцарь, допивая оставшееся вино, - дракона убивать еду.
Жрец поперхнулся и закашлялся.
- Д-дракона? – упавшим голосом переспросил он.
- Ну да, - рыцарь потянулся и заботливо похлопал брата Якула по спине, - ящера жестокого, алчного и кровожадного.
- А так же разумного и особливо редко встречающегося, - дополнил жрец, с явным неудовольствием.
- Ты, брат Якул, не из зеленых ли братьев? – с подозрением в голосе осведомился Рупий, опасно покачнувшись. – А то попался мне один такой – все кричал, что, дескать, рыцарство исчезающие виды безжалостно истребляет… Это же дракон – тварь опасная и беззаконная. Сегодня скотину по деревням таскает, завтра за людей примется. Да и уже принялся – слышал, небось, дочка у короля Вахнебергского пропала – принцесса Свитрифильда?
- Эта та, которую никак замуж спихнуть не могли, потому что красоты редкой? – с усмешкой уточнил жрец. – А потом она с проезжим менестрелем сбежала, а папенька-король, чтоб позору избегнуть, слух про дракона пустил?
Рупий раскрыл было рот, чтобы опровергнуть гнусный поклеп, но потом тряхнул головой и захохотал:
- И ведь все знают же, а все туда же – дракон, дракон! Да на эту Свинти… Свитрифильду даже дракон разве что слепой позарился бы – мало того, что с лица нехороша, еще и зла, как стая шершней!
- Ну вот видите, - жрец улыбнулся, - и зачем же вам это надо?
- Ну а как же честные сельские труженики, наше славное крестьянство? – с пьяноватым возмущением в голосе воскликнул рыцарь. – Кто оградит их от произвола проклятого ящера, спасет от погибели милых их сердцу коровок и козочек? Мой рыцарский долг…
- Эти славные сельские труженики, - перебил его жрец, - по осени подносят дракону откормленного быка, а то и двух – за то, что гоняет от их посевов стада лесных кабанов и диких туров. А местные ремесленники еще и гусей да индюков тащат – на слетевшую чешую меняют. Гребни драгоценные из нее режут, украшения – куда там заморской черепаховой кости, но торжищах с руками отхватывают. Но я так гляжу, - жрец многозначительно уставился на свежую ссадину на скуле рыцаря, - они вам свою благодарность за возможное избавление от дракона уже высказали.
- Низкие, неблагодарные хамы, - рыцарь потрогал ссадину и скривился.
- Так, может, пусть дракон живет себе? – настойчиво гнул свое брат Якул. – Раз принцессу не крал, скотину не трогал, да и спасибо вам за это вряд ли скажут?
- Да не нужно мне их спасибо, - с внезапной агрессивностью огрызнулся рыцарь. – Вот же заладил: «Зачем да зачем?». А как мне жить, раз никто не воюет? Я рыцарь, нет войны – нет денег. Что мне, в охрану обозов наниматься прикажешь? За коготь дракона, между прочим, тысячу золотых даст любой фармляндский аптекарь. Кровь для магиков еще дороже, а уж голову и герцог не побрезгует над камином повесить. Вот так-то, братец.
- А как же… - сквозь зубы процедил жрец, - как же королевский эдикт от позапрошлого года? О недопущении истребления разумных тварей корысти ради?
- Глупость какая, - презрительно хмыкнул Рупий. - Вот у нас, в Фармлянде, никто таких бестолковых эдиктов не издает. Едешь по тракту – красота, никакой монстр на тебя из кустов не скалится, никакие нелюди дорогу не перебегают. А у вас тут что ни постоялый двор – то стойбище степняков рядом, по ночам упырки из болот лезут, а намедни – не поверишь – на тракте табун центавров повстречал, два мили коня гнал, покуда оторвался. Подумаешь - стрельнул по ним из арбалета... А как же иначе – нелюдь свое место знать должна. А не вровень с нами, людьми, стоять.
Он вдруг хищно оскалился и взмахнул рукой. Неосторожно подлетевшая к костру фея-куставица шлепнулась в траву. Смятые крылышки мелко дрожали, рассыпая серебряную пыль.
- Вот так, - удовлетворенно сказал Рупий и повалился в траву, огласив поляну сочным храпом.
Старый жрец застыл изваянием, глядя то на спящего рыцаря, то на мертвую фею.
* * *
Поздним утром попутчики вышли на опушку леса.
- Вон он, Поленвицкий град, - брат Якул указал на виднеющиеся вдали, у самого горизонта, городские башни. – А мне здесь к обители поворачивать, милсдарь Рупий.
Мрачный с похмелья рыцарь кивнул. Навьюченного доспехами коня он вел в поводу.
- Доброго вам пути, - жрец шагнул на сбегающую от дороги тропку.
- Прощайте, брат Якул, - с искренней печалью ответил ему рыцарь. – Вы же, наверное, в обители своей расскажете все, что я спьяну вам разболтал?
Жрец остановился, скорее почувствовав, чем услышав за спиной шорох вынимаемого из ножен меча.
- Расскажу, конечно, - подтвердил он, даже не обернувшись
- Как жаль, - огорчился еще больше Рупий. – Право слово, мне так неловко… Придется вас убить.
Брат Якул тяжко вздохнул и возвел глаза к небу.
- Придется так придется, - он размашисто осенил себя священным знаком. – Надевайте вашу броню, милсдарь рыцарь, я подожду.
- А броню-то зачем? – удивился рыцарь, занося меч для удара.
- Биться будем, - терпеливо пояснил ему жрец.
И распахнул крылья, сбросив человеческое обличье. Чешуя всех оттенков зелени засияла под солнечными лучами.

Потом будет еще такое же.


Состояние креативное