По совету перечитала «Школу» Гайдара (потому что там шрифт крупный). У меня с Гайдаром вообще плохо, я его в детстве не любила, потому что как-то он сложновато пишет. Для нормально развитого ребенка, наверное, в самый раз, а для меня — сложно. Со слишком большими пролетами между связанными фактами, может быть? Без возможности сначала воспринять историю как бусы из анекдотов, нанизанных на сюжет? Или просто персонажей много, недостаточно хорошо различимых по внешним признакам? Но не суть.
Я читала и понимала, что когда-то, очень давно, я это не просто читала, а проходила. Потому что слова, на которые я смотрела, были мне знакомы, очень многие слова. Но не так, как знакомы слова из обычных, «моих» книг: эти воспоминания были пустыми внутри, никакие эмоции не были связаны с тем, что должны были передавать эти слова. Наверное, мы читали эту книгу вдвоем, с мамой, и она следила, чтобы я не отвлекалась, а я отвлекалась всё равно, а потом мы вместе готовили пересказ (сама пересказывать я не умела никогда, из-за неумения отделять главное от второстепенного, — только учить наизусть готовое), и, наверное, я говорила эти фразы по памяти, а она исправляла, если они звучали не так.
И сейчас я вдруг вспомнила, какой ужас меня охватывал, когда я читала «Мертвые души» (их-то я читала для удовольствия) и видела мамины детские пометки на полях, в которых она отмечала, какими цитатами в сочинении отметить «запустение», а какие задействовать в «описании внешности», мне страшно было, как человеку приходится вместо того, чтобы читать, заниматься таким вот разбором, упрощать всё до гребаного сочинения. Меня поражала ее способность после этого всё еще любить эту книгу — я бы, наверное, не смогла, я до конца жизни переносила бы отвращение к себе, делающей это, на жертву своего злодеяния.
А тут до меня дошло, насколько ужаснее было то, что ей пришлось проходить школу ещё и по второму разу, что ей пришлось бывать учителем и учеником одновременно, причем учителем для идиота, причем без шанса отказаться — безнадежный двойной ад.
(Все-таки насколько лучше был бы мир без меня — с самого начала.)