Мысли выходят из строя и самовозгорается душа. Ещё одна бессонная ночь под звуки стихающего дождя. Ожидать от нового дня лишь светового поощрения к школьному завтраку. Проводить брата до стоянки и приостановившись следить, как уносится из виду его новенький обтекаемый в синей морозной изнанке автомобиль. Дети машут ладошками нам из окон на прощанье и отец одной рукой с улыбкой воспроизводит сдержанный жест им в ответ. Самосвалы с грохотом колёс выносятся из поворота на скорости и рассеивают близ автобусной остановки смрадный запах отработавшего в двигателе бензина. Солнце из мёда выкручивается заигрывающим светом вокруг безлиственной талии лип и до головокружительного бдения растворяет в моей душе все признаки сегодняшней не взаимности со сном. С болью в детском колене продолжить хоккейное состязание на вылет шайбы рассудка за бортик сердца и ещё долго по пути в деревню мучиться от этой травмы на неудобном заднем сидении нашей проданной сослуживцу штрафной кареты. Выбор встал между бессонным наказанием или чувственным приговором на долгое изгнание из школьной яви для повторного пересмотра видений из психиатрического фильма в туманящей глухоте больничного кинопроката. Голова от усталости упала на мягкий запудренный царапинами стол и ноги молитвенно погрузились в эластичную алюминиевую ванночку из расшитой звёздными уголками наркотической шторы от коридора до приёмного покоя. Я видел сквозь дверное стекло, как он лихо размахивал перед студентками своими длинными руками и будто бы вдохновенно забрасывая аудиторию любовным материалом из цитат говорил о научной литературе в женственной манере приставучего голубого художника. Поражённые девочки у стен почти ныли от возбуждения и полистывали свои телефонные карточки розовыми пальчиками под этот его оглушительный позыв из источника уворованной гениальности. Я питаю к нему явную злость и кружась по старинному кольцу своей вибрирующей скопившейся неуверенности на ободке предложений, черпаю из клевера слов в медиане солнца сахарную жидкость, чтобы продолжить это природное чувство насыщать красотой и возвышенностью. Прохожие катятся по беговой дорожке через садики и неуклюже на ходу сознания жмут клавиши телефонной погремушки. Снег на скамейке у берега растаял, чтобы превратить осеннюю покраску сидений в шелушащийся лиственный узор. Корни реки соединялись с далёким морем и исполнялись глубоким обоюдным дыханием для продолжения совместной жизни через перерождение свадебных вод. Оставить попытки выбиться к жизни через страдательное подражание и гладя бессонницу против её аллергенного воображения получить для себя новый ночной укус, который под утро распухнет дождевым облаком под окном и будет весь день настойчиво накрапывать и зудеть над кроватью. Мы часто гуляли по берегу и я болтливо пытался вытянуть приятеля на разговор, только вот он всегда был безучастно отстранён от беседы полагаясь скорее на сигарету, нежели на тёплое слово. Приятель вставал раньше меня и первым звонил по утрам, чтобы вывести на прогулку к турникам или просто полежать на траве стадиона до наступления дневной жары. Посматривая на школу он что-то нашёптывал себе под ухо и я не спрашивал в чём дело, чтобы не стать назойливым собеседником. Позже я узнал, что уже тогда рядом со мной ему казалось, что из здания школы какие-то специальные агенты следят за ним, явно призрачно существующие только в его больном воображении. Когда было пасмурно я разговаривал с его матерью и она часто жаловалась на приятельское курение без стеснения под аркой балкона, где мы ели орехи или торт. Я тоже не любил, когда стоя рядом случайно получалось вдохнуть табачную струйку из желтеющего над его подбородком чадящего окурка и почувствовать, как неприятно начинает кружится моя голова от этого постороннего яда. Приятель не раз попадал в психиатрическую лечебницу и именно тамошняя атмосфера заставила его курить в непростом состоянии помутнения и под действием тяжёлой терапии, в которой он видимо тогда нуждался. Стены курилки были чернее чёрного и один больной поговаривал, что ему приходилось пробовать сигареты на вкус даже посредством обычного поедания. Последний раз моего пребывания там был самым длительным и в фойе мы виделись со С.вой, только он был невменяем и даже общий разговор не клеился, будто бы время нашего знакомства давно ушло. Сейчас я не знаю, как сложилась его судьба. Несколько лет назад я встретил С. возле киоска, он брал самые крепкие по никотиновой шкале сигареты в красной пачке, затем не распрощавшись спешно пошёл к пешеходному переходу и я только успел проводить его взглядом - вокруг темнело и С. скрылся за оранжевой в торце многоэтажкой. Разогнавшись на подъёме я скатился в снег и обжигающий текст пьяным ударом окатил меня по виску во время падения. Войти в колхозный сад и долго подбирать яблоки с травы и класть в корзину. Солнце до противного обжигает потную шею и лоб. После бессонницы присесть на лавочку под крышей хаты и изогнувшись щипать травинки и срывать шапочки одуванчиков, чтобы нервно потрошить их ногтём большого пальца. Вокруг вроде бы никто даже не замечает, насколько мерзка сегодняшняя погода. Мама хлопочет в летней кухне, так что от плиты идёт пар, когда она полотенцем снимает с кастрюль крышки и помешивает жидкости. Стоять на звонкой площадке в раскачке и чувствуя только дурман и боль не ожидать больше ничего, чем так богата жизнь. Повороты и окровавленные раковины моек - единственные воспоминания той ужасной ночи. Ещё фонари...Плывущие под небо фонари! Моё тяжёлое тело на плече школьного друга стонет и не понимает, что же случилось и откуда взялась эта самопроизвольно вырывающаяся из сознания боль. Стонать в постели всю ночь, а утром прикусить не сломанным краем челюсти ломтик варёной колбасы. Потом помнится меня уложили на стекло рентген машины и выявили переломы - нос, челюсть...Сотрясение. Был ли я поражён от произошедшего? Это было чем-то по-геройски увлекающим! Темнеющими летними вечерами я глядел из палаты на пустой асфальт стоянки и на свою красновато-синюю тумбочку без лишнего фрукта на поверхности. Молодой человек из посёлка приехал в город только на обследование перед операцией, но был ко мне расположен и в его глазах при взгляде на моё гематомами закрытое лицо я читал тихий ужас - он сочувствовал мне и вечером подсовывал перед отбоем свой радиоприёмник, чтобы я не скучал и поправлялся. Уйти в её разумное тело на закате безветренного вечера через чёрные глаза в которых уютно уместилось время моего тихого детства. Он разворотом своей твёрдой пятки угодил мне в нос и вышиб какую-то противную жидкость из ноздрей. Я тогда бессильно прилёг на траву и стал от чего-то плакать, взывая маму и бесконечно причитая у всех на виду от какой-то скрывающейся неопознанной боли внутри. Меня видимо сделали слабаком, который до сих пор живёт с родителями и не может оторваться от прежней кормушки.