Тревожные разговоры до ночи и тоническое опьянение в пластиковой корке. Залить луну мутной жидкостью и растереть большим пальцем.
Хочется, чтобы луна пропала без вести или вместе с ночью погрузилась в линию морского горизонта. Зайти по колено в сухой снежный сугроб и провалить душу в холод. Бегать вокруг деревни и отбирая вытянутые из кепки бумажки со званиями продолжать выискивать сержантов. Шлёпнуться перед дверью и чудом не сломать весь свой корпус. Учительница излучает аромат раскуренного мешка с табаком, который случайно залили травяным одеколоном из деревенской лавки. Я поставил крест на своей сердечной фигуре после неудачной любовной задачи без доказательств и расчётов. Город притягивал перед новогодней ночью к своим тёмным крышам звёздные горящие украшения из лунного камня. Лунный перстень упал на подоконник и я не успел его поднять, хотя очень спешил этой ночью к свету. Листва шумела под окнами и при сильном порыве ветра билась с ветвями о стёкла. Утренний подлец вселившись в сердце после бессонной ночи, пил за завтраком все мои силы и плевался с балкона крепким чаем из гущи мыслей. Взять томик мелкой прозы и стараться вчитаться в его неподдающиеся сюжеты через снотворную вуаль из алфавитного хаоса. Я приду к ней сегодня вновь и она не протянет мне руку в знак согласия, чтобы на улице прочувствовать всю прелесть дождливой череды событий через её прикосновения. Досидеть дома до обеда и накрутив себя до разногласия текстовой воронки с линией сюжета всё же одеться, чтобы извернувшись у подъезда шагнуть к дальнему магазину с правомерными намерениями. Остановиться у притягивающей к себе синюшной стены из сосен, но чувствуя как за спиной маячат суетливые больные сойти с точки, чтобы быстрым шагом отыскать укромное место для одиночества. Кружусь вороном вокруг этого вытоптанного до грязевой бездны стадиона, который уже не используют для игры в сумасшествие. Больной в потной майке и с чёрным кислым вареньем в душе полирует все повороты отделения или засиживается в чужой палате до обеда, чтобы клянчить хлеб или сладости. Шагать по оранжевой листве и бьющим ударом поднимать воздушную желчь перед собой. Из солнца на широкую площадь стадиона спадают лучики, которые принимают на себя ещё белые фигурки из женского заговорённого в траве серебра. Скошенная трава за ночь иссохла, но мы без приказа не двинулись с места, чтобы граблями прижать её к жаркому краю пастбища. Казалось, что стрекозы повисали над речкой только для того, чтобы внимательно осматривать людей, которые бестолково присутствовали на берегу и улетая пересказывать всей округе жужжанием повестку заготовительного полдня. Мошкара над камышами и над дикой зеленью яблони неприятно липла к потной майке, а ещё спешила к затягивающему от перегрева сердечному водовороту, чтобы погибнуть. Родители катают меня словно в катафалке по округе больниц и я снова раскладываю перед ними в домино свою взбешённую, но умирающую от не стыковок душу. Не находить выхода и спешить усесться в раковине, чтобы печально есть мандарины под горячим цитрусовым дождём из-под бесплатного душевого автомата. Вернуться по той же дорожке и к тому же самому закрытому люку, которым меня ближе к жилому дому опять обогреют по заснеженному носу отвратные сходы от канализационного ущелья. Пройти мимо кирхи и засмотревшись, как за оградами небрежно сложены пыльные горстки из разбитого кирпича нечаянно ступить башмаком в лужу. Приподнять на цыпочке к звёздам и сладко застонав вылететь вместе с одеялом в оконный проём. Чихающая звезда прижалась к лунной щеке, чтобы сотворить лучевой поцелуй в её выжженное добела плечо. Луна не издавала звуков, а только мило следила за пышным подъёмом своей груди к звёздной паре. Фонарщик случайно коснулся факелом звезды и ожёг ей нижние лучи так, что звезда всхлипнула от мгновенной боли. Упрямо стать в высчитанном центре поляны под умирающей от печёночной желтизны луной и молиться не спуская с её сексуального блика глаз. Потом вернуться в веселье дома и под парами от каши из печки смотреть выдрессированный на горячей плите телевизионный сериал. Мама проводит ладонью по моим волосам, но я не пытаюсь расслабиться, даже скорее напрягаюсь от переизбытка чувственного белья под подушкой души. Вонючие кружевные тряпки я первым делом выношу из сеней и бросаю на запыленный снег где-нибудь у будки коротко навязанного под крышей сарая пса. Ставший на задние лапы пёс едва не опрокидывает полную грушу бабушкиной фигуры на опилки возле подвала. Я ухожу от полевого полотна из одуванчиков мимо не засаженного огорода и попадаю в кадр объектива, который брат неожиданно приблизил к моему заспанному лицу. Целовать бессонную пыль и взбивая руками каменистый песок лежать на дороге так тихо, чтобы никто не успел меня здесь обнаружить. Старая женщина оставляет в миске корм для собак и с куском чёрного хлеба направляется к курятнику. С дороги я слышу только взмах крыльев петуха на калитке и собачий лай в углу двора. В яркой синеве кладбищ я оставляю свой курительный след из горячей горловины, которую обняли зимние опоясывающие морозы и заставили вновь дышать. Постель к сожалению уже смята и солнце не обогреет содержанку-луну в её купленном за несколько звёзд ночном интерьере. Фишки дождя осыпаются с листвы в кромешный туман над топорищем оврага. Ласточки по цветочной схеме щекочут крыльями жадную до слёзного вспенивания лунную полянку. Бороться на подходе к подъезду с мельницей снега, которая посылает мне в бледное лицо очередь из дробного секущего порошка. Сойтись у домофона с отцом, который освободив шею от длинного шарфа теперь едет со мной на один этаж. Город купается в солнечной душевой и из окон на улицы сыплется лучистое зерно для обогрева дорог и тротуаров.