Затянутое слоем дыма болото за салатовыми кустами осоки. Маленький комбайн за речной полосой тянет колёсную установку и земля за ней становится шёлковой. Ленивый велосипедист уклончиво съезжает с просёлочной дороги, чтобы приблизится к лесочку на песчаной возвышенности. Обнаружить красноватую полянку с лисичками и подосиновиками под слегка примятой муравьями листвой. Подойти к оврагу, чтобы вспомнить времена своей юности и ещё любовные встречи без поцелуев. Пить каппучино приготовленное на огне и взявшись за руки танцевать вокруг сосен до головокружительного упадка сил.
С визгом на травяном подъёме мотоциклист рыхлит землю и с дымом из-под седла вновь поднимается к открытому солнцу. Укрыться от переписки под бумажным покрывалом из перемолотой лунной щепы. Еловые плечи ужались, чтобы я увидел картинку с узорами для звёзд над кладбищем. Остаться на гладкой лужайке не доходя до ворот и в поиске на втором конце деревни огонька радостно обнаружить его в окне у предпоследней старушки, которая явно смотрит телевизор. Натянуть на себя тонюхонькую простынь и в не спящем ещё режиме вздрогнуть от улёта души из тельца. Вишенки колыхались на срединной ветке под фонарём и с теневым треском падали иногда на подсвеченный асфальт.
Завёрнутый на своей печальной книжке человек без прочитанного перед сном содержания вышел к воротам и запланировано втягивая сюжет подпрыгнул к ветке липы, чтобы снять хрупкий цветок текста и сомкнуть в ладони аромат от белой строки. Неизвестные птицы кружились над соседским огородом и темнота по нечеловеческой оговорке ещё сохраняла совестливую видимость над горизонтом.
Берёзы же, как бы они не были белы, померкли и зрительная нить, если бы не спасительная луна, казалось,вот-вот лопнула бы звездой. Город гипнотически рухнул в ночной подъезд и проспавшись под холодным потолком вышел к запёкшемуся на стыке с луной весеннему огню. Карабкаться по листве и пропустив последний урок ухватиться за корень учебника, чтобы заправить снотворные двойки на подступе к лунной четверти. Противная серёжка с крупным магнетическим камнем раскачивалась в ухе училки над моим носом и все нагрудные помарки её ароматической ручкой в моей содрогающейся душе приобретали перечёркнуто-красноватый оттенок эротической любезности.