Росинант завелся на удивление легко. Я зябко поежился и глянул в зеркало. Зеркало отражало усеянную крупными каплями поверхность заднего стекла, в утренних сумерках таяли клубы выхлопных газов. Выходить было лень. Обойдемся как-нибудь без протирки стекол. Дворники, поскрипывая и постанывая принялись за свое вечное «туда – сюда». Я пшикнул под них струйку пены из омывателя и закурил. «Ну что с тобой, золото мое?» - спросил я отражение. Отражение было небрито и с мешками под глазами. Мда, попили спотыкача, а кто заставлял?
- С праздником, дорогой мой, - сказал я отражению и вздохнул. Дым лениво выходил в приоткрытые окна. Холодно.
- Ща поедем – печку включим, - пообещал я себе.
«Ну что тебя цепляет?» - подумалось мне лениво. «Ну, потрахались, и слава богу… эти утренние камасутры, обязательные, как чистка зубов, если немного подумать - нафиг не нужны никому… Ты честно для нее отработал, она честно отработала для тебя… Рутина, блин. Хм… Давно бы развязаться нам уже пора, да всё как-то, всё как-то… Тянется пыльная ниточка, хоть и с обрывами, с перевязками… Нехлопотные такие отношения… рутинные…» Я выбросил окурок в окно, задвинул подсос. Стрелка тахометра послушно опустилась на десятку. «А еще говорят, что мужчины не могут имитировать оргазм», – пробормотал я вслух, затем тряхнул головой, отмахиваясь от свежих воспоминаний. Я сделал в воздухе неопределенное движение рукой, закрывая тему, затем полез за картой. «Тааак, значит, ща с Луначарского уходим на Есенина, там до конца, на Тихорецкий… вот по идее зеленый массив кончится и на Светлановский… через эту крэйзи блади Светлановскую площадь, на Энгельса, с выходом на Большой Сампсониевский, принять левее, мимо Военно-Медицинской, через Неву по Литейному мосту – и в дамках».
-Ясно? – Ясно! - Дык, поехали, блин-компот... Сверены карты–кроки… тот счастлив кому знакомо щемящее чувство дороги... Как-нибудь так, - прокомментировал я мысли и убрал карту обратно.
Фырча и пыхтя, Росинант сдал задом, развернулся. Я трижды перекрестился на маленькую, настоятельно подаренную мамой иконку, пробормотал краткую молитву. Взрыкывая на второй скорости, пугая зябких утренних прохожих светом фар, Росинант вразвалочку выбрался на проспект. «А чего это, пацаны, нас так много сегодня?», - спросил я проносящих мимо собратьев по планиде. Собратья не ответили, некогда им было, разбирались в рядах и междурядьях. Все бобры по норам, а нам однако же, кругом.
Постепенно я таки взял курс на свое внутреннее «хорошо» и внутри меня отчетливо зазвучала «Тарантелла», которую я прослушал, принимая холодный душ для общего бодряка, или, скорее, уже просто по полезной привычке. «С днем рождения, любимый», - подмигнул я отражению и прибавил газку.
Первое западло ожидало меня на Есенина. Трамвай сломался и оставил народу только узкую щель, вместо нормального перекрестка. В эту щель, путая сигналы светофора, ломились все с четырех сторон и сразу. Мда, оно нам надо? Поразмыслив на тему, что «ежли ж я чего решил, то выпью ж обязательно», или «лучше плохо ехать, чем хорошо стоять», я имел счастье лицезреть, как «ауди» и «девятка», отчаянно сигналя друг другу, уперлись в друг друга рогами, загородив народу последние отблески счастья. И в одной и в другой машине водителями были дамы и я понял, что это мясо. Уже никто никуда здесь не поедет. «С праздником, золотой мой». Надо куда-то ехать в другое место. Развернуться на Луначарского и едем уже же обратно. Ага. Возьмем попутного. Приличный какой мальчик. Косметикой хорошей пахнет. Не то, что некоторые небритые именинники.
- До Озерков едете?
- О-кей, поехали до Озерков.
«Котище? Ты чего, вообще, делаешь? – Чиста катаюсь… да дай пацана отвезти, вишь он какой чистенький, мне аж за забитую пепельницу неудобно». Тут мотор строптиво сказал «хрррр» на четвертой, и «пфффы» на третьей, и я понял, что это алес - бензин кончился. «А что ты хотел? Считай триста км наездил с субботы? Блиииииин… Ну ничего, у нас десять литров в канистре, ща зальемся, тока бы довезти пацана до точки…» В душе моей, меж тем, расцветало буйным цветом сладкое «похер». На траблы, на заботы, на работу. Тихая эйфория, «ВЕДЬ СЕГОДНЯ МОЙ ДЕНЬ!!!», а значит всё сегодня в кайф. И этот дождик, и эта хмарь, и невозможность ехать дальше, ввиду отсутствия бензина, и этот трафик, …
- И этот ёжик… наяву…
- Что Вы сказали?
- Я сказал – вот тут остановимся, впереди автобус встал, а тут до метро – пятьдесят метров.
«И вообще – у меня бензин кончился», - додумал я следом, но в слух решил это не произносить.
Парень сунул мне тридцатку червонцами, выскочил.
- Крыса жадная, а с виду такой приличный, - вздохнул я Росинанту. Затем включил аварийку и вылез из машины, рассуждая на тему, что, всё ж таки, недаром я уже месяц вожу с собой канистру. И еще - интересно, во сколько обошлась бы мне замена бензобака на аналогичный, но с исправным датчиком уровня топлива…

Чем бы себя пораспотешить бы? О! Вот есть же «Макавто», да тут за одно название стоит подъехать посмотреть, как это всё бывает… Да и кофе чертовски хочется. Таааак. Ага, а вот и въезд. Угу. Вот оно - окно кормокухни.
- Кофе большой «лате», и двойной «роял –чизбургер», - попросил я с подлой улыбкой, - пусть подсуетятся, даром что ли я сюда маневрировал?
- Придется подождать... – тоскливо сказала девушка в окне. Я понимающе кивнул. Двойной «роял», так же как и «Лате», почему–то вызывает какие-то проблемы у «макдональдсов». Но у кота сегодня праздник, должен же он себя порадовать? Конечно, за всем этим стояло мое любимое «Криминальное Чтиво». «Ты знаешь как они называют наш четверть фунтовый чизбургер? – Как? - Рояль с сыром». Незабвенно.
Я принял в окошко заказ, глотнул отдающий картоном кофе с молоком, чем-то неуловимо напоминающий кофе, который нам втюхивали в детском саду… Переслащенный, недоваренный кофе, с отвратительным, черным, похожим на крупу осадком, на дне железных кружек… а еще всех мальчиков в группе, включая меня, одевали в полосатые такие колготки и шорты… гадость какая. Я поморщился, и стал есть, жадно откусывая бургер и отстраненно наблюдая, как с Энгельса, сбрасывая скорость и подпрыгивая на рельсах, машины уходят на Сикейроса. Мои руки ощутимо, но как-то вкусно, что ли, отдавали бензином.
- Мы с тобой одной крови, - сказал я с набитым ртом Росинанту, и потрепал его по приборной панели, как по холке.
«А бест-френд Шорин называет бургеры «котлета с булкой» и усиленно их презирает… Хотя пожирать булку с курой и пивом в «Кей-эф-си» это ему не мешает ни разу. А вот Настя его, любит «Макдональдсы», но не любит в них ходить. Вообще она болезненно реагирует на большие толпы пролетариата… А метро так и попросту боится, по-моему… Интересно, почему? Ах, ах, ах - «он был сторонником гуманных идей, он жил не зная, что есть множество ужасно одетых людей». Или просто ей этого в жизни уже хватило. И уже больше не хочется… Может быть, может быть. Сударь, а Вы-то когда последний раз ездили в метро? … Ахххааа… И что, Вас сильно туда тянет? То-то же… Ой, хорош уже тащиться – вон еще один с утра оголодавший едет». Левой рукой завестись, дотянуться левой же, поставить первую, небрежно отрулить в карман, держась левой же за краешек руля, опять – таки левой заглушить машину. Потому как правая держит стакан с кофеем … Красотища.
Ага. Сверим наши планы, где, бишь, моя карта? Ну что? Обратно по Энгельса и до Есенина, что ли? Уй-ё. Дык, вот же она, Есенина… Направо с Сикейроса… Блиииин… Так что же это? Выходит, мне надо было тогда направо ехать? И трамвай мне был не помеха?
- Полковник, да Вы идиот, - задумчиво подытожил я. Вы, блин, топографию на первом курсе сдавали, или как?
Позорище. Так, а что мне мешает ехать по широченному и свободному Северному, до Непокоренных, или Пискаря, к примеру? Я же этот путь уже знаю как свои родные пять.
- А вот то, голуба, и мешает, что это я уже знаю, а знать хочется уже больше… уметь уже лучше. Да и вообще – если я чего решил, то… Ладно. Будем уже ехать.

И мы ехали. Дождь весело бомбил слева, даже попадал в приоткрытое окно, в лобовое стекло собратья по карме кидали мне липкую дорожную гадость, и я каждый раз радовался, что набодяжил «фейри» в бачок омывателя. На Тихорецком было хорошо, На Тихорецком было полно деревьев, на Тихорецком царила осень, метались между колес листья, и золотом в полировке попутного черного бумера грустили тополя. Я расчувствовался и подобрал двух студентиков субтильного вида – довез до Мужества, или «мужеложества», как они ее называли. На «шайбе» - собственно площади Мужества меня тормознул гаишник, унылый по-осеннему переспелый прапорюга, проверил докУменты, поздравил с днем рожденья. Спросил – не пил ли я вчера, я побожился, что нет, и только залезая в машину понял, что обманул дядьку. «С праздничком тебя, сокровище моё. Ну как тебя можно не любить? Хм, нет же, есть еще несознательные дамы». На Светлановской площади чуть было не повернул влево, да вовремя опомнился, нельзя там поворачивать, даром что ли гибэдедешная машина за светофором припаркована в засаде, на Энгельса ушел по Ланскому шоссе – промазал, но потом сообразил и выехал-таки на заправку, накормил честного коняку, а на Большом Сампсониевском меня оббибикал какой-то хрюндель на девятке, то ли его утомило наблюдать мою синюю машину с веселеньким белым задним капотом (имплантирую потихоньку Росинанту донорские органы от других машин), а куда мне ехать-то было, если впереди мерс стоит - с левого ряда вправо поворачивает? Я, дверь открыл - смотрю материться парняга, дай думаю устрою себе праздник – набью рыло хаму, да потом плюнул в его сторону и дальше поехал. А на Боткина я задергался, туда ли еду ли, но обилие людей в небрежно наброшенных поверх белых халатов офицерских плащах, подсказало мне, что Военно-Медицинская уже рядом. На Литейном мосту чуть не закипел в пробищщще без конца и края, но с печечкой, да с глушением мотора – довел температуру до девяноста градусов. Уффф… «С праздником тебя, солнышко». С чего тут такая пробищщща? Кто-то кого-то того, что ли? Точно, вот она – пробка - девка на иномарке, карликовой такой, блядского какого-то вида (иномарка, в смысле… хотя и дева то же так… ничего себе) въехала в мужика на вольве. По Литейному - чуть ли не в пятом доморощенном ряду, по трамвайным путям мчимся кто куда, фырчим, бибикаем. Веселуха. Я аж запел от избытка счастья -
«Солдаты любви,
Мы движемся как,
Призраки фей
На трамвайных путях!»
Эге-гей, мазафака! Жаль, заценить было некому!
На Маяковской ауди по-моему подставлялась – два раза тормозила резко излишне, но я дистанцию держал, и только пожимал плечами. На Некрасова уходил с Короленко, аки хитрый змей лавируя между вставшими на светофоре машинами. Только повернул – в морду летит тойота. Здравствуй, дорогой, какая, блин, неожиданная встреча. Чудом разъехались. «С праздником тебя, драгоценный мой котище – рыжий хвостище». Вот мы и приехали. Славно прокатились. Все как всегда и совершенно обычно, почти, можно сказать, без приключений. На работу приехал на два часа позже срока, как, примерно, и собирался, если говорить совсем уж откровенно. Надо же себе делать подарков.