1.
не захлебнуться тобой - как? если одним глотком на выдох хочется выпить тебя. И выход как найти в тебе? Как зима, ты настигла необратимо. Совершенно неуловимо. И за горло меня взяла. Ни вдохнуть и ни выдохнуть, ты - как тайфун на меня напала, закружила, затанцевала. И за сорок секунд угнала.

И теперь я сама не своя.

2.
вот уже какая неделя, как во мне всё сходит с ума:
ну, во-первых, твои города, самолеты, аэропорт
(где случился мой первый аборт, когда тебя из меня вырезали)
ангелы в синем. хинкали. твои руки, как лед. и гроза. а я уши твои закрываю.


во-вторых, твой голос, слова, я стираю все имена, затыкаю автоответчик. а когда тебя нет - тишина.

в-третьих, свитер твой. хочется, чтобы, как в сказке он твой запах хранил. Всегда.

а в-четвертых, ты знаешь сама. Я хронически, слышишь, больна. Я в тебя влюблена.
И от этого сердце сводит (ведь тоже мышца). И внутри все сходит с ума.


Прилетай навсегда.

Знаешь, я навсегда перед тобой в долгу.
Хотя бы за то, что ты сделала меня музыкантом всего за час монолога, слов без такта, ритма без слов, мягкости без прикосновения, прикосновений без нежности, тепла без света и солнца без тепла.
За то, что замолчали скрипки отчаянья- хочется верить,что навсегда.
Лунная соната ностальгии с перебором черно-белых захлебнулась на полувдохе.
В воздухе взорвалось нежно-антрацитовое - "я тебя...."
И с этой секунды мне открылось страшное. Барабаны.
Понимаешь? Они есть во всем. Танец ладоней, похожий на порхание: по бокам, словно обнимая, по натянутой коже, шаманя, шаманя... хищный стук палочек, грубые удары ступнями. В крови, в голове, вокруг, в тебе, во мне, в небе, под землей, под водой, в листве, в шорохах.
Ты, заставившая звучать для меня весь этот мир, не останавливаешься, заговариваешь раны, вышептываешь страхи, ворожишь, колдуешь, манишь, волнуешь, держишь. Здесь мое танго срифмовалось с твоим ритуальным танцом. Впиваюсь ступнями в траву и, пружинисто отталкиваясь от земли, лечу в колючее, знойное небо, умоляя распахнуть мне навстречу объятья.
Возомнив себя Дедалом (будешь Икаром?), шью себе новые зеленые крылья из листьев крапивы, заплетаю венки из папоротника найденного в полночь в заветный день. Ленивая подготовка к безумной войне – чувствую кожей, что скоро небо перевернется, рухнет вниз и станет бездонной пропастью, полной звезд, над которой, быть может, кому-то суждено взлететь, чтобы никогда не вернуться...
вДОХни - и ВЫдохни рассвет.
Я могла бы приносить тебе счастье. И землянику.
И подснежники из безнадежных сказок про нежность..

Состояние: А мне бы хоелось петь джаз в руках твоих

Предчувствие тепла. Спокойствие. Ночь. Радиоволны объявляют штиль.
В антрацитовом зеркале воды ломтиками нарезана сочная, спелая луна.
Где-то между вечностью и снами ухает сова, пролетая над сиреневым
лесом, подпирающим рыхлое небо, как будто кто-то опрокинул темно-
синюю баночку с гуашью на раскиданную вату. Лохматые густо-зеленые
травинки изгибают спинки под грузом бриллиантовых, искристых капелек
росы, в каждой из которых - бесконечное количество миров. На твоей
ладошке хрустальный шарик, а в нем..
Предчувствие тепла. Спокойствие. Ночь. Радиоволны объявляют штиль.
В антрацитовом зеркале воды ломтиками нарезана сочная, спелая луна.
Где-то между вечностью и снами ухает сова, пролетая над сиреневым
лесом, подпирающим рыхлое небо, как будто кто-то опрокинул темно-
синюю баночку с гуашью на раскиданную вату. Лохматые густо-зеленые
травинки изгибают спинки под грузом бриллиантовых, искристых капелек
росы, в каждой из которых - бесконечное количество миров.

- Ты, ты всю мою жизнь испортила, чудовище. Прекрати меня мучать. Ну чего, чего еще ты от меня хочешь, сволочь?
- Покорми меня бульоном с ложечки.

Я слова забываю, кричу и плачу, твоим именем, как костью, давясь.
Выхрипывая, выживая, наперерез задыхаясь и мчась.
Душа седела, морщинилась, ссыхалась, трещала свечой догорающей.
Я не поверю, что ты из тех, без вести пропадающих.
Ты коронована ангелом, ты укрыта надеждами,
Мы зимой родились самой колкой и снежною.
Кружевами плелись неземные созвездия,
в ночь, когда повстречалась мне терпкая бестия!
В ночь, когда прокляла тебя, рыдая неистово,
падали с неба звездные искорки.

Я расскажу тебе.
Сквозь открытые окна осени ко мне прилетают мотыльки снов о бесконечности, я прячу их в теплых ладонях. Тысячи кисточек рисуют на моем лице глухие тоннели улиц, где бьется в экстазе декаданс и потерянный скрипач целует дуло пистолета. И я, не отрывая тела от бездны постели, в лихорадочном бреду иду по изглоданным дождями тротуарам, шурша листями, как исписанными неведомым поэтом листочками бумаги. Я иду к тебе в предрассветный час, когда самоубийцы вылезают на крыши и глухо дышат, глядя вниз, на апофеоз желто-красных пятен. Я иду к тебе, разгоняя стаи чужих кошмаров, словно стаи черных ворон, и гулкое эхо моих шагов, отталкиваясь от каменных стен, вгрызается во впадины ушей, разрушая тонкую пленку хрустальной тишины. В моих карманах копашатся сны, шевелят прозрачными крыльями и волнуются, боятся не успеть пожить этой короткой ночью. Осенью все боятся не успеть.
Время неизбежности, неотвратимости. Время умирать под колесами трамвая или весело раскачиваться в петле над полом. Это досуг для тех, кто знает больше нас.
Я иду к тебе, чтобы поцеловать в висок, принести охапку безмятежных снов и прикрыть твои ушки ладонями, чтобы ничто не смело вырвать тебя из объятий моей нежности. Я просижу с тобой до тех пор, пока между твоих ресниц не потухнет последний огонек видений, и поспешу назад с рассветом, отбирать у скрипача пистолет и снимать самоубийц с крыш, пока они не созрели, как яблоки, и не сорвались на встречу бурым пятнам и ранкам луж на асфальте.
.... и пока осень расплетает свои каштановые косы, сквозь нагромождение этих слов продирается любовь.Как правильно говорить: моя любовь к тебе или наша любовь?

Я сегодня босонога и искриста, пахну корицей и апельсинами. Я сегодня обнимаю весь мир и безумно, невероятно, до беспамятства люблю тебя. Сегодня я убитая бабочка, распятая на кусочке бархата, я сгоревшая от солнца трава, я заслоненный облаком кусочек неба. Я плавлюсь и таю,как долька шоколада. Знаешь, я так счастлива, что в моем горле родился комок и душит, душит. Мы вместе 7 месяцев, но мне кажется,что это длится только пару дней. Я влюбилась в тебя снова. Я снова говорю тебе "да", "люблю" и краснею от избытка эмоций. Я снова вминаю затылком кленовые листья в амальгаму неба и пишу на зеркалах твое имя. Я отпускаю свою тень сторожить твой сон. Ты никогда не забываешь открыть для нее окно, и она бежит к тебе по священным дорожкам лунного света, она торопится поцеловать тебя в лоб, принести с собой букет из самых нежных, белокурых снов и прошептать в твое ушко то самое стихотвторение Бальмонта. Ты знаешь, какое.
И звезды от зависти сходят с ума и падают вниз, летят к твоим ногам, но, не долетая, сгорают от собственной страсти. Я соберу их трепещущие тельца и отдам тебе, чтобы ты распяла и их тоже.
Я люблю тебя, моя эллинка.
Я люблю тебя, моя нежная девочка.

Красный – Ты женщина - мечта. В руках пузатый бокал. Ты пахнешь сексом и тяжелыми духами, я, черт возьми, не знаю их названия. Ты похожа на французскую маркитантку и на достойнейшую английскую леди. А в твоих венах гораздо более горячая кровь. Я знаю, я устраивала тебе кровопускание; я в исступлении перегрызала твои вены, твои сухожилия, твои кости; ломала с треском и задыхалась от какого-то дикого счастья; я не смогу объяснить. Ты не красива, ты обворожительна. Я называю тебя колдуньей, но тебе не нравится, и я замолкаю. Иногда ты оказываешься так близко, что я могу разглядеть пушок на твоей спине, и мне становится нечем дышать.
Оранжевый – Ты женщина- пламя. Все дело в темпераменте и спрятанных под платок платинового блонда черных кудрей. Корни волос ты закрасишь, а свои корни – никогда. Поэтому мы то кипим, то томимся на медленном огне. Я ведь тоже свои корни не закрашу. Ты злишься. Искорки гнева сверкают на кончиках волос и сбегают вниз, электрическим разрядом по мосту шеи к ступеням позвоночника. В глазах – шаровая молния. Ты сидишь, напряженная, как кошка перед прыжком, прижавшая уши и нервно бьющая хвостом по полу. Я называю тебя истеричкой, и сердце в неистовом приступе безумия взрывает стенки твоей грудной клетки. Кажется, что ты сейчас прыгнешь и переломаешь мне все кости.
Желтый – Ты женщина – ожог. Ты земля и воздух, которым я питаю легкие. Одно неверное движение – и кислород станет ядом, а белый воздушный шарик внутренностей будет разъедать кислота твоего присутствия. С меня сползает старая кожа, мой хитиновый покров. Ты хищница, ты несгибаемая и стальная, упрямая, упертая. Ты примеряешь то август, то февраль и отбрасываешь их в сторону, как игрушки. От тебя пахнет японским острым парфюмом, на шее шарф, на носу – черный щит. Я говорю, что боюсь тебя, и ты криво ухмыляешься, как человек, который не верит.
Зеленый - Ты женщина – ветер. Белоснежные ступни, не замкнутые в квадратуру обуви, запах свежести и свободы, схожесть с миражом, с духом, с видением. Ты нежная, ручная, ласковая, как весеннее солнце. Тебя хочется носить на руках. В твоих волосах должен быть венок из золотых листьев. Я четко вижу его. Я говорю тебе : "Ты богиня". Говорю и захлебываюсь словами, как водой. Тебе не нравится, ты хмуришься, почти злишься. Я люблю смотреть на тебя.
Голубой – Ты женщина – сказка. Пахнешь миндалем и грейпфрутовым соком. Ты похожа на белые, хрупкие лепестки орхидей, рассыпанных у чьих-то изящных ступней. Бусинки твоей карамельной нежности скатывается по шелку длинных дней и ночей. Я нанизываю их на нитку и обматываю вокруг запястья – сама ловлю себя в твои сети. Забери меня себе, моя русалка. Ты отражаешься во всех моих зеркалах и непрерывно разговариваешь со мной чужими голосами, пока за порогом бьется в истерике август. Я называю тебя Ундиной и ты нервно останавливаешь меня на полуслове.
Синий – Ты женщина – боль. Ты похожа на освежающие брызги раздраженного моря. Твой голос соленый и мягкий, как чуткие волны. Вечно серое предгрозовое небо над головой. Ты острая и спокойная, в тебе боль миллиардов разнесенных на мелкие секунды бессонных ночей. В тебе вся жизнь и весь ее страх. Ты прячешь изрезанную ветром шею и губы с пылинками соли в нутро воротника свитера. От тебя пахнет чайками, ландышами и причалом. Я говорю тебе: «Ты птица», - и ты улетаешь в открытое окно.
Фиолетовый – Ты женщина – печаль. Я наслаждаюсь твоим совершенным молчанием, твоей светлой грустью, разбавленной блеклым предрассветным туманом, пробирающимся на смену мраку. Длинные белые пальцы утра раздвигают сумрак и открывают твои уставшие глаза, между ресниц которых еще искрятся жемчужинки недосмотренных снов. Ты похожа на мраморную статую, величественную и спокойную, безупречную. Шелк волос и недоцелованный бархат плеч. Ты вспарываешь живот тишине своим спокойный голосом. Я называю тебя музой,и ты молчишь.
Бежевый – Ты женщина – гармония. Легкая, светлая, аккуратная и заботливая. Ты пьешь черный чай с лимоном и мятой, греешь длинные музыкальные пальцы о бока чашки или готовишь давно обещанный рис с манго. В тебе живут идеальная мать и идеальная жена, но это утопия, возведенная в степень. От тебя пахнет лавандой и уютом, обыкновенным земным спокойствием и желанием возвращаться. В тебе – защита. Твои волосы похожи на пенку от капуччино, воздушные, белые, красивые. «Сладко», - говоришь ты и не менее сладко смеешься, забывая о морщинках. Я говорю тебе о твоей красоте, и ты морщишь носик, убеждая меня в своей обыкновенности. Каждая женщина – кокетка.
Белый – Ты женщина – ангел. Я лежу на животе и смотрю на дорожки лунного света на стенах, они рождают иллюзии и галлюцинации, двойное Ль в искаженном треугольнике нашей реальности. Ты водишь белым перышком по моей спине и еле слышно шепчешь: "Всех героинь шекспировских трагедий я вижу в вас. Вас, юная трагическая леди, никто не спас". Я улыбаюсь: "Тогда спаси меня ты". Ты ванильная, сладкая, теплая и удивительно родная. Я слушаю, как бьется твое неспокойное сердце, и жадно, большими глотками пью счастье, пытаясь запомнить его прикосновение к пересохшему горлу. Я называю тебя любимой женщиной, и ты, улыбаясь, засыпаешь в моих руках.

Сделать женщину счастливой до смешного просто. Хрупкие цветы возле изголовья, целовать запястья и лодыжки, говорить о любви смело и прямо, заваривать ее любимый чай по утрам, уметь слушать или говорить, предугадав ее настроение и много-много подобных мелочей. Это так просто! Почему же столько несчастных женщин живет в этом мире?
Но это не важно.
Я слушаю ее голос, пропитанный солью, и чувствую морские брызги на своем лице.
Ее нет рядом. Это страшно. Меня раздражают слова. Она ангел, она божественно красива, я хочу, чтобы об этом знал весь мир. Компьютер хранит десятки ее клонированных изображений, но они не несут тепло.
Их можно рассматривать часами, но.