мои документы еще не готовы.... и неизвестно будут ли готовы к сроку.... меня затопило , какую то трубу там прорвало.... полы испорчены , проводка тоже..... и еще походу надо будет делать ремонт соседям снизу.... а у брата угнали машину , которую он купил пять дней назад....

Состояние: с ума сойти.....

благоверный ,если его можно так назвать ,сегодня благополучно свалил в Нью-Йорк-сити.....поехал к своему семейству.... и я свободна на целых полторы недели... а после присоединюсь к нему....
Нью-Йорк...

"Сен-Жером."... с которым связано столько воспоминаний...
воспоминаний о нем....
о том самом...
о котором я тщетно пытаюсь забыть....
тщетно....

ровно через месяц исполнится 26..... не ощущаю свой возраст.... не замечаю как летят года....
кажется только вчера было 16....

сегодня виделась с ним.... вот именно этого я и хотела избежать ,его чувств ко мне....
а мне нечего ему дать.. верней я не могу себе этого позволить....
он плакал ,когда я ему сказала....давно нужно было это сделать....
сама виновата......

аська сошла с ума.....

я вернулась в Москву.... в свою свежеотремонтированую квартирку.....
соскучилась по всему и вся!

понятие о морали применимо к другим людям.... но не к нам самим....
то что делают они -аморально....
то что делаем мы- нормально....
у нас всегда найдутся оправдания.. обстоятельства.... для себя....

Nocbi eternus in faece cloaca, in exisilim cum catarax optico. Corpus leperum, oh, corpus leperum, similis albino papyrus vexillum. Ego surrendus. Dues non capit capyivum. Ego Exeptum.
Мы впитываем образ, напоминающий очертания тела, которое есть и будет основой жизни, центральной фигурой нашего внимания. Мы приглядываемся. Мы исследуем, но это умирающее, умирающее солнце набрасывает бледное покрывало поверх наших предположений, обращающее мрачное болото в Великое Позолоченное Блюдо, перевернутое вверх дном. Мы измеряем периметр, отрывая глаза от центра мистерии лишь для того, чтобы убедиться, что Мы Все Еще на Твердой Земле. Да, так и есть.
Ego est protag. Dogged.
Потоки омывают свернутую фигуру. Фигура не делает попыток отправиться в вечное кругосветное путешествие. Предположение следует за предположением в приятной замкнутой последовательности. Мы боимся, что наши глаза обманут нас, как это уже было много раз раньше, поэтому мы поглощаем сведения с великой настойчивостью. Золотое солнце погружается. Наши умы заняты и никогда не имеют покоя. Мы впитываем, отбираем, толкуем, создаем. Наши головы забиты больными стихами. Туман запутался в верхушках деревьев. Он подвешен, словно вуаль. Словно вуаль. Деревья и кустарник так напоминают обманутых невест.
Темное подобие земли наполнится запахом смерти до тех пор, пока не придет следующий рассвет. Откуда мы знаем? Мы знаем теперь, что смерть крадет плачущих невест из-под их вуалей, откуда капают тяжелые слезы, разбивающиеся о золотое дно. Кусочек лжи, оставленный недоеденным посередине блюда. Можно найти потенциального мужа где угодно, но хорошая пища скоро портится. По всем признакам это будет блестящая встреча. Мы определяем забытый кусочек как скорлупу, возможно, креветки. Наши глаза внимательно ждут продолжения. Потоки омывают свернутую фигуру.
Мы видим, что его колени прижаты в груди и что он лежит на боку, всеми забытый. Мы видим, как бледно-оранжевая заря просвечивает сквозь затуманенные капельки влаги на его теле. По периметру его кожа похожа разделенной на сегменты, словно скелет рака или креветки. Он лежит обнаженный. Одна черная жемчужина уставилась на него, застыв. Нам кажется, что это союз взгляда и смерти, она умоляет, эта черная жемчужина, умоляет о смерти, и нет ни одной подрагивающей жилки на лице или теле, и мы застываем в изумлении. Наши сердца проникаются симпатией. Наши глаза наполняются отчаянием и слезы текут по щекам. Они смешиваются со слезами тех обманутых невест, которые не остановились даже на одно мгновение. Мы простираем к нему свои руки, но напрасно, потому что хотя мы и высоки ростом, все же не можем до него дотянуться. Он по-прежнему неподвижен, равно как и его глаза. Мы пытаемся звать его, но нам пока не даны голоса. Уверенные в безопасности от того, что нас много, и подталкиваемые стремлением помочь, мы отважно ступаем по периметру. Но ни благородные намерения, нет, ни смелые шаги не насытят прожорливую малакостому. Осторожней! черная жижа засасывает подошвы ботинок, и мы вынуждены отступить, чтобы не быть пожранными полностью. Мы дрожим в темноте, солнце уже ушло, и вместе с ним золотой рассвет.
О, ушло солнце. Дома наши сморщенные Нэнси лежат в тепле и ждут. О, ушла заря. Наши ботинки полны черной тины. Мы скребем и скребем, но все напрасно. Как мы можем пойти на встречу в одном мокром ботинке? Это невозможно! Все, мы должны омрачить золото и дать сгнить хорошей пище!
Забытая скорлупа быстро разлагается, превращаясь в нечто серо- туманное. Гниль, словно рак, распространяется извнутри черно-зеленого блюда. В считанные минуты почти половина куска съедена. Она исчезла прямо на наших глазах. Только одна черная жемчужина продолжает смотреть, умоляя. Тучи насекомых набрасываются на то, что напоминает его исчезающий образ, высасывая и жаля его, раскрашивая пузырями и волдырями его кожу. Мы не можем помочь и склоняем головы с почетом к его страданию. Вновь наши эмоции обвиняют нас, и мы не можем сдержать последних горьких слез. Это обретает форму и вес в овальном медальоне с крышкой на пружине, скрывающей образ маленькой девочки. У нее неземное выражение лица, словно у ребенка-святого. Мы узнаем ее, словно она одна из нас, но на миг не можем удержать ее. Медальон падает и разбивается. Мы бросаемся собирать по кусочкам призрак той, что когда-то любили. Все напрасно. Лишь наш собственный образ отражается в мутной воде. Мы отступаем в страхе. Наши лица застыли на поверхности воды. Они накручены и накачаны кровью, наши глаза наполнены безумием и полны ненависти. Наши рты изгибаются в приступах ярости. Посредине желтой пены бесстыдно формируются плюющие багровые губы. Слюни стекают потоком, и наши волосы измазаны дерьмом пролетающих птиц. В наших кулаках, сжатых до побелевших костяшек пальцев, зажаты все виды подобия оружия, лезвий, молотков, самопальных дубинок, мотков веревки, кухонных ножей и кос, которыми мы размахиваем над головами.
Ночь передвигает свои часы, и яма становится чернее, чем смерть. Звери воют, словно разбуженные ведьмы. Мы их не слышим. Мы ощупываем маленькие кусты. Мы вырываем их с корнем. Мы обмакиваем их в бензин и поджигаем. Мы держим их в вытянутых руках прямо посередине, образуя центр огня. Черный дым поднимается вверх и застревает среди верхушек деревьев. Дым висит, словно вуаль. Деревья так похожи на плачущих матерей. Их лица застыли, как камень, по ту сторону слез. Тот, кто украл у них день свадьбы, кто утащил единственного ребенка, должен взять этой ночью единственного мужчину. Но кто? Колесо ночи уменьшается, в то время как свет пламени движется по поверхности прямо к центру. Остается только его голова, и его глаза, которые не умоляют уже, нет. Эта чернота передразнивает нас всех. Мы зовем ребенка-святого. В своих руках мы вдруг находим грязные окровавленные лохмотья, бывшие когда-то маленьким красным платьем. Наш вопль взрывается в тишине от этого чудовищного обмана. Плачущие матери извиваются и содрогаются и срывают вуали скорби со своих лиц. И наконец весь гнев и вся месть сосредотачиваются на одном, и мы знаем, что должны действовать быстро. Его жизнь в наших руках. Это уже дело чести. Мы не можем стоять в стороне. Еще немного, и он исчезнет навсегда. Смерть не обманет нас снова. Мы должны действовать быстро. Мы должны действовать быстро и твердо, как эта черная жемчужина.

Как могла на такое отважиться
Разлюбить, никогда, не любя???

теперь я знаю к чему рассыпается кофе....

Состояние: посторгазмное