"Эта комната была наряднее и красивее других. Стены покрывал шелк из Лукки, весь в розовых цветах, птицах и прелестных серебряных бутонах; мебель литого серебра украшали гирлянды и венки с порхающими купидонами; перед двумя большими каминами стояли экраны, расшитые попугаями и павлинами, а пол из оникса цвета морской волны, казалось, простирается вдаль. Теперь он был не один. Он увидел, что кто-то смотрит на него, стоя в тени приоткрытой двери напротив. Сердце его дрогнуло, с губ сорвался крик радости, и он шагнул на яркий свет. В это время фигурка в глубине комнаты тоже шагнула вперед, и он ясно разглядел ее.
То было чудовище, самое гротескное чудовище, какое приходилось ему видеть. Не стройное, как другие люди, но горбатое и кривоногое, с огромной, болтающейся головой в гриве черных волос. Маленький Карлик нахмурился - нахмурилось и чудовище. Он засмеялся - засмеялось и оно и опустило руки точь-в-точь, как он сам. Он отвесил чудовищу насмешливый поклон - и оно ответило ему низким поклоном. Он пошел ему навстречу, и чудовище двинулось к нему, повторяя каждый его шаг и замирая, когда
останавливался он. Маленький Карлик вскрикнул от изумления и, побежал к чудовищу, и протянул руку, и коснулся руки чудовища, и была она холодна как лед. Испугавшись, он опустил руку, и оно повторило его движение. Он хотел было шагнуть вперед, не что-то гладкое и твердое преградило ему путь. Теперь лицо чудовища вплотную приблизилось к его лицу и, казалось, было полно ужаса. Он поднял рукою прядь со лба. Оно сделало то же. Он ударил чудовище, и оно ответило ударом на удар. Он преисполнился ненависти, и оно скорчило в ответ отвратительную гримасу. Он сделал шаг назад, и оно отступило.
Кто это? Маленький Карлик задумался и обвел взглядом комнату. Странно, но все вокруг, казалось, имело своего двойника за этой невидимой стеной, прозрачной как вода. Да, ложу отвечало ложе, а картине - картина. У спящего Фавна, лежащего в алькове у дверей, был брат-близнец, который тоже дремал, а озаренная солнцем серебряная Венера протягивала руки к Венере, столь же прелестной, как и она сама.
Не Эхо ли это? Однажды маленький Карлик окликнул Эхо в долине, и оно повторило за ним все слово в слово. Может ли оно вторить виду, как вторит голосу? Может ли оно сотворить мир подобий, неотличимый от мира действительного? Могут ли тени обрести цвет, и жизнь, и движенье подлинных вещей? Может ли случиться так, что...
Он содрогнулся и, сняв с груди прекрасную белую розу, обернулся и поцеловал ее. У чудовища тоже была роза, такая же, как у него! Оно так же целовало ее и с омерзительными гримасами прижимало ее к сердцу.
Когда истина осенила его, он издал дикий вопль отчаяния и в слезах рухнул наземь. Так это он - уродливый, горбатый, гнусный на вид монстр. Он и есть чудовище, и это над ним потешались дети, и маленькая Принцесса, которая, как он верил, полюбила его, тоже просто насмехалась над его безобразием и издевалась над его кривыми ножками. Почему не оставили его в лесу, где нет зеркала, способного рассказать ему, как он мерзок? Почему отец
не убил его, а продал на позор? Горячие слезы побежали по его щекам, и он разорвал на клочки белую розу. Осевшее на пол чудовище поступило так же и отшвырнуло слабые лепестки. Оно простерлось ниц, и, когда маленький Карлик посмотрел на него, лицо чудовища было искажено болью. Как раненое животное, Карлик со стоном отполз в тень.
В это мгновение с террасы вошла Инфанта со своими спутниками, и когда они увидели, что маленький уродец лежит и самым фантастическим и абсурдным образом колотит по полу сжатыми кулачками, все так и покатились со смеху и, окружив его, принялись его разглядывать.
- Танцевал он забавно, - сказала Инфанта, - а лицедействует еще забавнее. Право, он представляет не хуже марионеток, хотя, конечно, не так натурально.
И она принялась обмахиваться веером, а потом захлопала в ладоши.
Но маленький Карлик все не поднимал головы, а рыдания его делались все тише и тише, и вдруг он странно вздохнул и схватился за бок. Потом голова его вновь упала, и он остался недвижим.
- Превосходно, молодец! - сказала Инфанта, помолчав. - А теперь танцуй для меня.
- Да! - закричали дети. - Вставай и танцуй, ты ведь такой же ловкий, как барбарийские обезьянки, только куда как потешней.
Но маленький Карлик не отвечал.
И Инфанта топнула ножкой, и позвала своего дядю, который прогуливался по террасе с Камергером и читал последние депеши из Мексики, где недавно учредили Святую Инквизицию.
- Мой смешной маленький Карлик дуется, - кричала она. - Растормоши его и вели ему танцевать для меня.
Дядя и Камергер улыбнулись друг другу и не спеша вошли в комнату, и дон Педро наклонился и похлопал Карлика по щеке вышитой перчаткой:
- Танцуй, - сказал он, - танцуй же, petit monstre {Уродец (фр.).}. Инфанте Испании и обеих Индий угодно развлечься. Но маленький Карлик не шевелился.
- Надо его высечь, - устало сказал дон Педро и вышел на террасу.
Но Камергер нахмурился и стал на колени рядом с маленьким Карликом и приложил руку к его сердцу. А потом он пожал плечами, встал и с низким поклоном обратился к Инфанте:
- Mi bella Princesa {Моя прекрасная принцесса (исп.).}, ваш смешной Карлик никогда больше не будет танцевать. А жаль - ведь он так уродлив, что развеселил бы и самого Короля.
- Почему же он не будет больше танцевать? - улыбаясь, спросила Инфанта.
- Потому что сердце его разорвалось, - ответил Камергер."

Но Уйальд не был бы гением парадокса, если бы на этом закончил свою сказку... он добавил всего несколько слов... зато как много сумел в эти слова вложить...

"Инфанта нахмурилась, и ее прелестные губки, подобные розовым лепесткам, покривились в очаровательной презрительной гримаске.
- Впредь да не будет сердца у тех, кто приходит со мной играть! - воскликнула она и убежала в сад."

О. Уайльд "День рождения Инфанты"

Состояние: ощущение ненужности никому на свете...

Еще один закончен день.
Он позарос быльем-травой,
и не осталась даже тень
от дня прошедшего того.
Свои недели и года,
как в ступе, в памяти толку,
и проплывает череда
безликих дней по потолку...

Дни постылые мои, дни проклятые -
волочу вас за собой, как оковы я.
До чего же эта ночь непроглядная,
до чего же эта жизнь бестолковая,
где не мне присуждены будут "0скары"
где открыты для меня две вакансий -
закуток домашний на Черняховского
и фамильный закуток на Ваганьково.

Лежу. Никак не смежу век.
Лежу. судьбу свою кляня,
и рядом дышит человек,
наверно, любящий меня,
и вымыт пол и навощен,
и чаша полная в дому -
чего же надо мне еще?
И почему, и почему

Мне все чаще по ночам снятся рыцари,
те, которые со всем миром ссорятся,
и все чаще по ночам позабыться мне
то изжога не дает, то бессонница?
Все начнется поутру снова-заново...
И, шагая по дорожке накатанной,
я как мерин беспородный и загнанный
на работу побегу, как на каторгу.

А жизнь стоит во всей красе
и дышит инеем в висок,
и я цепляюсь в ней, как все,
за свой надел и свой кусок,
а я цепляюсь в ней, как все,
за право быть и пьян и сыт,
и забываю о косе,
которая нас всех косит.

Она блещет впереди, сука гнутая...
Я уже до восковой дожил спелости.
Понимаю - надо рвать эти путы мне,
понимаю - да едва ль хватит смелости.
Дни постылые мои, дни проклятые -
волочу вас за собой, как оковы я.
До чего же эта ночь непроглядная!
До чего же эта жизнь бестолковая...

Current music: Вадим Егоров "Бессонница"
Состояние: слёзы...

" - Энджел, - начала она, словно только и ждала его взгляда, - знаешь, почему я за тобой побежала? Сказать тебе, что я его убила! И на ее лице появилась жалобная улыбка.
- Что? - воскликнул он, думая, что она бредит.
- Я это сделала... сама не знаю как, - продолжала она. - Наверное, я должна была это сделать ради тебя и ради самой себя, Энджел. Я давно боялась, еще в тот день, когда ударила его перчаткой по губам, что когда-нибудь убью его за то зло, какое он причинил мне в ранней юности, испортив тем и твою жизнь. Он стоял между нами и погубил нас, но теперь он бессилен вредить нам. Я никогда не любила его, Энджел, так, как любила тебя. Ты это знаешь, да? Ты мне веришь? Ты ко мне не вернулся, и я принуждена была вернуться к нему. Зачем ты уехал, зачем, когда я тебя так любила? Я не могу понять, зачем ты это сделал. Я тебя не виню, но ты мне простишь, Энджел, мою вину перед тобой - теперь, когда я его убила? Я бежала за тобой и думала, что теперь ты меня, наверно, простишь, раз я это сделала. Меня словно осенило, что так я могу тебя вернуть. Больше я не могла жить без тебя, ты не знаешь, как невыносимо мне было сознавать, что ты меня не любишь. Скажи же мне, мой муж, мой любимый муж, скажи, что любишь меня теперь, когда я его убила!
- Я люблю тебя, Тэсс, люблю, как раньше, - сказал он, судорожно прижимая ее к себе. - Но как понять твои слова? Ты его действительно убила?
- Да, убила... - прошептала она, словно сквозь сон.
- Он мертв?
- Да. Он слышал, как я плакала, когда ты ушел, и стал надо мной издеваться, гнусно ругать тебя, - тогда я это сделала. Сердце мое не вынесло. Он и раньше издевался надо мной, говоря о тебе. А потом я оделась и пошла искать тебя.
Наконец Клэр почти поверил, что она, во всяком случае, пыталась сделать то, о чем говорила. К ужасу перед ее поступком примешивалось изумление: как сильна была ее любовь к нему и как необычайна, если она заглушила в ней все нравственные чувства!"

Томас Гарди "Тэсс из рода д'Эрбервиллей"

Current music: Моцарт "Реквием"
Состояние: тихое удивление собой...

Возвращаются пули обратно,
Возвращаются взгляды обратно,
Пристают к нам давние пятна,
Позабытые за года.
И снаряды наши возвратны,
И любови наши возвратны,
И обиды наши возвратны,
И не спрячешься никуда...
А. Городницкий

Состояние: истерика

Мне вот интересно, это у всех такой зуд, как у меня при начале дневника? Вроде еще не оформилась с тем, что и как мне хочется писать, а руки уже тянутся сделать еще одну запись.... А на самом деле мне просто страшно и не хочется оставаться одной.... вот и торчу на своей страничке, как-будто спряталась....

Состояние: истерика

Когда-то в подростковом возрасте я уже вела дневник. Это были толстые тетрадки, в которые и до сих пор иногда приятно залезть и посмотреть, какой я была в 12-18 лет. Иногда смешно, чаще грустно. Не знаю, может кто-то пишет в дневнике что-то радостное, а я обычно писала тогда, когда мне было грустно. Весельем я старалась делится с окружающими, а вот грустью и болью только с самой собой. Сейчас мне больно, очень больно. Наверное, поэтому я и решилась завести новый дневник. Посмотрим, что из этого получится...

Состояние: паникую