Размышлизмы ночного сторожа
viter_46
дневник заведен 20-08-2010
постоянные читатели [3]
Olaf Gelen, Брю, Слоняра
закладки:
цитатник:
дневник:
местожительство:
Оренбургская область, Орск, Россия
Поплавок
 
После пары глюкотрясений на http://viter-46.livejournal.com/, решил завести здесь что-то вроде архивного хранилища, ибо некоторые записи потерять не хотелось бы.
Суббота, 21 Августа 2010 г.
10:36 Попытка разговора с Марком Аврелием
Из Вашего, Марк, несусветно далекого века,
В звенящей металлом Вашей чеканной прозе
Трудно увидеть Аврелия-человека.
Видитесь в мраморе или, скорее, в бронзе.

А в духоте римской ночи чего-то не спится.
…Гетеры неумной достали вздорные сцены…
…Заднее правое надо сменить в колеснице…
…Греки опять на оливки обрушили цены…

Создали бы боги философом мирным и вольным!
Но стилос в руке и пергамент все реже и реже.
А плебс и патриции вечно и всем недовольны
И, стоит ослабить уздечку, - тут же зарежут.

Завтра в Сенат. Выступать в этих воплях и гаме!
Так. А сейчас из тягомотины буден
Выжмем всю воду и занесем на пергамент:
«Делай что должно,а что суждено, то и будет.»

Канули в Лету былые пиры и походы,
Споры и ссоры и ночи в любовной истоме.
Вы, Марк, ушли. Как и всё в этом мире проходит…

Скромно лежит на столе моем синенький томик.
10:28 Деревня
В сегодняшних новостях как-то ничего особо светлого нет, так я мемуар решил написать.
Мое школьное детство прошло в селе. Диком и патриархальном. Приметами цивилизации была очень хорошая школа (я о ней писал) и роскошнейшая, без шуток, детская библиотека. Потом, когда я водил своих детей в библиотеки не самого маленького города, даже сравнивать смешно было. Ну и еще местный драмкружок, учителя, врачи и прочая местная "богема". Два спектакля в год. МХАТ рыдал от зависти. Тем более что этот МХАТ никто отродясь в глаза не видел. Так что может он и не рыдал.
Что плохо - не было, блин, ювенальной юстиции. Поэтому любой распоясавшийся мужик мог выдрать как сидорову козу любого ребенка за несчастную папироску или не такое уж и матерное слово. И думалось при этом почему-то не о правах, а как бы этот зверь родителям не донес - ДП последует. Дикость.
А криминогенная обстановка, между тем, была. Протягивались за чужим ручонки (детские) на чужих огородах. По сей день для меня загадка - чем же огурец деда Игната, а бананьев он не выращивал, вкуснее домашнего? Может дома не давали огурцов? Да нет - хоть до поноса жри. Ну еще когда на ночь рыбачить идешь, запечь в глине гуся - святое дело. За это наказывали (если ловили), но не очень. Потому что любой мужик когда-то был пацаном и гусиков ночами на реке подъедал, не брезговал.
Но однажды-таки прогремело. Забегали по домам возбужденные бабки, зашушукались. Народ-то был легкомысленный. Из дома ушел - дверь палочкой подпер. Зимой в летних кухнях, в сараях мясные туши развешаны, на чердаках битая птица, погреба во дворе. Замков, понятно, никаких нет, где в деревне денег на замки набраться?
И вот появились настоящие Воры. Скорее всего, В Законе. По ночам они тайно проникали в погреба, съедали (страшно представить) сметану или сливки, а пустую кринку с неслыханным цинизмом вывешивали на забор.
Забегали местные пинкертоны, зарычали на сворках индусы и изловили злодеев. Правда, мелких каких-то. Лет по 16. Двоих особо опасных посадили. В местную ментовку. На трое суток. Не знаю, что уж за статья такая была. Их потом звали "тюремщиками".
У моего другана старший брат был этим самым "тюремщиком". Я приходил к Павлику и смотрел, разинув рот, с восхищенным ужасом на Борьку. А тот был весь из себя пропащий и ему обязательно когда-нибудь "в кабацкой драке саданут под сердце финский нож". Это было потрясающе! Правда, в дальнейшей жизни Борьки что-то не сложилось и он стал полковником-танкистом.
Пили тогда редко. Наверно потому что жили бедно. По большим праздникам и на свадьбах. Но уж тогда пили крепко. Мужики обязательно в перерывах выходили во двор и пластались со всей дури, разрывая новые рубахи. Морду-то не жалко, что ей будет? Это называлось "хорошо гуляли".
А бабы в оконцовке брались под руки в шеренгу по 10-12 человек, шли домой самой дальней дорогой и пели на несколько голосов протяжные украинские песни. Без музыкального сопровождения, а капелла. До сих пор, если очень редко где услышу подобное - в глазах щиплет.
Время сказать про мать.
Село было степное и очень голое. Только сирени в палисадниках и огороды. Мать, человек совершенно необузданной энергии, провела кампанию по озеленению. Прижилось, естественно, не всё. И мать по вечерам проезжала на "козлике" (ГАЗ-69), останавливалась у засохшего деревца, вытаскивала из машины саженец, лопату и начинала копать, бросая по сторонам гневные взгляды. Тут же выбегала хозяйка ближнего дома с лопатой. Их почему-то это сильно обижало. А мать ехала дальше. Понятно, что самый первый сад был у нас. Сейчас село утопает в зелени.
В местном, очень по-домашнему уютном музее висит ее фотография. Я не думаю, что кто-то из сегодняшних жителей знает, что это за тетка с орденами и почему она тут висит. Согласитесь, что это совсем не главное.
Так получилось, что я заехал в это село лет через двадцать.
Резанула по сердцу фраза Клиффорда Саймака:
"Никогда не возвращайтесь туда, где вам было хорошо".
10:27 Как я не стал акулой пера
Будучи молодым и зеленым изменил я однажды строительно-монтажной стезе и перебрался в редакцию городской газеты, в отдел культуры.
Маленький кабинет, три стола, три человека.
Я - литсотрудник. Обо мне сказать нечего, я еще молодой.
Гена - старший литсотрудник. Хороший парень, но поэт. Следовательно человек пропащий. О нем я ничего не скажу, о нем можно только петь. Я бы спел, но не знаю, как это в комп засунуть.
Николай Пименович - завотделом, шеф. Древняя руина, как мне тогда казалось, 60-ти лет. Н.П. перманентно пребывал в похмельном состоянии. Время от времени он виновато косился на меня, (Гена с высоты Парнаса ничего не видел), выдергивал из стола бутылку, мучительно глотал, потом, прислушавшись к себе, удовлетворенно закуривал, но через 30 минут опять начинал страдать. Работал, тем не менее, очень продуктивно.
Важная деталь интерьера. Над Н.П. висел яркий постер с календарем, на котором шеф делал какие-то таинственные отметки. Над Геной - портрет то ли старой бабы, то ли мужика, выдранный из журнала "Огонек". Гена говорил, что это Райнер Мария Рильке. На до мной была пустая стена, провоцирующая на самовыражение. Этот кусок пустой стены и стал началом моего падения.
Незадолго до, где-то на книжном развале, я купил разрозненный том Большой советской энциклопедии выпуска времен Сталина. Купил я его из-за цены. По сегодняшнему курсу что-то рублей пять. Так вот в томе сем был большой, красочный портрет Мао Цзедуна, ставшего к этому времени врагом нашего государства. Я этот портрет аккуратно вырезал, написал в уголке фломастером наискосок "Дорогому Виталию (это я) от Мао Цзедуна. Помни дни нашей дружбы." и повесил над своим столом. Портрет всем нравился и я им гордился.
И был в редакции Парторг, он же ответственный секретарь редакции. Дуб был уникальный. На его лоб прямо просилась печать "Охраняется государством". Обычно он только макетировал газету, но иногда и не чуждался изнасиловать Музу.
В общем, моя гордость-портрет был изъят и тут же, на месте, уничтожен. Все это сопровождалось топаньем ног, брызгами слюней и криками о моральном разложении. Я затаился.
И вот весеннее утро, прекрасное настроение. Мы с Парторгом пришли на работу первыми. Он глянул на меня суровым партийным взглядом. А я смешался, замельтешил, а поскольку молчать-то невежливо, тоненьким голосом пролепетал: "А что это мы по Фамусову ничего не даем? (Я вечером "Горе от ума" перелистывал в поисках нужной цитаты) Все дают, а мы не даем. Сегодня же 26-е, юбилей". Ответа не последовало.
Где-то через полчаса на ковер дернули Николая Пименовича. Вернулся он всклоченный, тревожный. Долго рассматривал свой стол, сунулся за бутылкой, но тут же поставил ее назад. Знак настораживающий и говорящий о многом. И поведал он нам такой диалог с Парторгом:
- По Фамусову мы что даем? К его юбилею?
- ??? По какому Фамусову?
- А их у нас что - много? Сегодня 26-е?
- Ну...
- Гну! Вечно вам пальцем надо указывать! Тим-на-та-а... Через два часа чтоб у меня на столе лежали 150 строк по Фамусову!
Шеф закручинился. "Фамилия знакомая. Никак не могу..." И тут Гена: "Николай Пименович, да ведь это... из этого... из Грибоедова..." Я лихорадочно начал копаться в своих бумажках...
Пережили, короче, но мое моральное разложение усугубилось.
В те времена компьютеров не было. Литсотрудники писали ручкой. Потом украшали свои творения вставками, стрелками, вообще непонятными знаками и несли в машбюро. Машинистки зашивались, перед каждой лежала стопа наших обрывков.
Однажды я, в компании 2-3 сотрудников, маялся в машбюро в ожидании своих материалов и от скуки выдернул из стопки шедевр Парторга. Он мне очень понравился и я решил поделиться радостью со всеми присутствующими. Начал громко читать в лицах, с выражением и комментариями. Особенно меня восхитили находки, типа: "Задел нужного дела был сделан заблаговременно". Здорово, правда? Прямо за душу берет!
В разгар этого пиршества духа зашел незамеченным Парторг.
Через год я вернулся в монтаж и, честное слово, был рад этому.
В газете мне не понравилось. Скучно.
10:24 Валентин Георгиевич
Высокий, мосластый, лет ему примерно сто пятьдесят. Во время войны В.Г. служил в охране Сталина. Явно не ближней, т.к. потерял под бомбежкой стопу ноги и теперь хромал на протезе. О том времени вспоминал с придыханием.
В.Г. работал на машиностроительном заводе непонятно кем. Числился вроде за отделом оборудования, но выполнял личные снабженческие задания директора завода. Когда ему звонил директор, В.Г. вытягивался во все свои 190 см. Разговаривал только стоя.
О его талантах.
Я сидел на деловой встрече в кабинете гл. инженера завода железобетонных изделий. Первый этаж. Мимо окон прохромал Валентин Георгиевич. Гл.инженер вздрогнул:
- Ваш человек?
- Наш.
Вскочил, заметался по кабинету и забормотал быстро, без интонаций, как в бреду:
- Я ему отдам все. Все отдам. Сорву госпоставки и отдам. И своим транспортом отправлю. Я отдам ему все, что он попросит. Только пусть он не заходит в мой кабинет!
И посмотрел на меня с мольбой.
В другой раз В.Г. поехал в командировку в Новосибирск, на какой-то завод, сделал свои дела и вернулся. Следом на трех ж/д платформах пришел уникальный пресс, за который В.Г. заплатил по ящику водки монтажникам и стропальщикам. В.Г. подрезал этот пресс с прилавка мимоходом. Вскоре, конечно, прибыла бригада следователей. Не знаю, как уж они там терли, но в итоге В.Г. остался на свободе, а пресс на заводе.
Ну и, наконец, история, в которой я просклизнул в непосредственной близости, в тени Валентина Георгиевича.
Мы строили заводской профилакторий. Проектировался он одновременно с египетскими пирамидами. Уже шли отделочные работы. К несчастью объект находился рядом с директорским "бункером" и директор ежедневно посещал стройку. И не просто, а с идеями, которые надо было воплощать немедленно. Только строители могут понять, что такое - построить просторную сауну с почти олимпийским бассейном в непредназначенном для этого подвале.
Стройку перманентно лихорадило. А поскольку к делу были привлечены все цеха, (помимо профилактория еще много чего строили), директор проводил отдельную строительную оперативку ежедневно в 9 вечера. Иногда он сокрушенно говорил:
- Не умеем мы работать днем. Нет, не умеем. Следующая оперативка в 1 час ночи. Я вас, блядей, буду учить работать.
"Бляди" хохлились за столом совещаний, хмурились и приходили в час ночи.
И однажды-таки он объявил:
- С этой минуты ответственный за профилакторий Валентин Георгиевич. Ему - вся полнота власти.
После оперативки я подошел к В.Г. и спросил, чем могу помочь.
- Единственное, что мне от вас нужно, это чтоб ваше управление не совалось в мои дела. Я с вашими бюрократами работать не смогу.
- А как же процентовки, деньги?
- Мы это решим напрямую с директором.
Через три месяца ко мне подошел главбух завода, которого заинтересовали ошеломительные заработки на профилактории и протянул три процентовки, где одной строкой было написано "Общестроительные работы - 260(290,320) тыс. рублей". Цифры по тем временам огромные. Подписано директором завода и заводом оплачено. Бух попросил расшифровать эту сиротливую строчку. Собрали все выполненные работы, все предстоящие, умножили на пять, ничего не сошлось. Отчетливо запахло тюрьмой.
Вечером собрался узкий состав: директор, В.Г., бух и я.
Директор: Откуда эта хрень? /смотрит на меня/
Я: /индифферентно/ Ващще не видел. Подпись ваша...
Бух: /потихоньку, сквозь зубы/ ...Быть может старая тюрьма центральная меня, мальчишечку...
В.Г.: Меня всегда учили, что люди - это всё, а деньги - это ничто! Мусор это - деньги! /победно оглядывает нас всех/
Директор: /на глазах превращаясь в кабана-секача/ Вон! Вон с завода! И чтоб никогда! Ноги твоей! /весь существующий мат/
Через месяц. Оперативка. Обычная картина. Дела идут не очень. Нет того и сего тоже нет. Снабженцы врут в глаза: "Все есть. Вот тут, за углом лежит. Ах, нет? Не успели положить - завтра будет."
Директор обвел всех презрительным взглядом:
- Один был Человек на заводе. Валентин Георгиевич. И того вы, сссуки, сожрали. (Мне) Завтра езжай к нему домой, извинись (за что?!) и уговори вернуться на завод. Без него не приезжай.

Валентин Георгиевич умер в один день с женой. Жену звали Валентина Георгиевна.
(Написал последнюю строчку и подумал: Зачем? Ведь не поверят...)
Пятница, 20 Августа 2010 г.
13:51 Танечка
Жили-были в одной организации начальник Вадим Саныч и экономист Танечка. Вадим Саныч был хозяйственником от бога. Завидная реакция, работоспособность, умение считать деловые многоходовки, располагающая к себе контактность, и все это в одном лице и превосходной степени. Ну прямо ангел-руководитель!
Но нет. Нет, господа мои, не бывает ангелов среди руководителей. Не та среда, не ангельский, так сказать, ареал. Была в нем тщательно скрываемая червоточинка. Любил он созерцать на женскую красоту. А кто без греха, киньте в меня чем-нибудь. Но как ни скрывай, а уж если ты вместо пожизненного "Шипра" купил какой-нибудь "Фаренгейт" и эдакий оселедец от уха до уха начал тщательно укладывать, от людей такое падение уже не скроешь.
А вот настоящим (и единственным) ангелом в этом грубом учреждении была экономист Танечка. Очень красивая женщина. Но это даже не главное. Ангелу по должности положено быть красивым. Она была похожа на очаровательного ребенка, которого нестерпимо хочется защищать, опекать и набить кому-нибудь морду. Она так мило и застенчиво краснела при разговоре, что у собеседника сами собой без всяких анаболиков росли бицепсы, трицепсы и икроножные мышцы. Даже прорабы, эти патологические хамы от рождения, встречаясь с ней, начинали вдруг выделывать какие-то нехарактерные телодвижения и даже (!) пытались улыбаться. Улыбки на их керамических рожах более походили на монструозный оскал. Зрелище было еще то. Не для слабонервных. А вы бы видели как корячились их пальцы, сведенные вечной судорогой под граненый стакан, на праздничных букетах!
Ну никак не могу сдвинуться дальше по теме, такая она была обаяшка и толковый экономист притом.
Она всегда говорила очень тихо, поэтому, когда изъявляла к этому желание, на всю округу мгновенно обрушивалась тишина. А она ничего этого не видела, не замечала. Пребывала где-то там, куда нам с суконным рылом хода нет. И при этом куталась зябко в белую пуховую паутинку независимо от времени года. (Примерно, как шляпа у Боярского).
Нет. Пойду, покурю, успокоюсь, а то так и буду петли вить вокруг и никогда не кончу.

Итак: взметнулись и завеяли над нашей страной суровые вихри. Враждебные, причем. Вадим Саныч почуял это враз, даром что ни разу не метеоролог. Убедил, уговорил каким-то образом Танечку уволиться с работы и основать фирмочку "Финтифлюшка". Не знаю, как он сумел уболтать эту пугливую газель, эту... Стоп. Дальше. Умел он быть убедительным. С помещением помогли друзья-приятели Саныча. А сам он начал страшными темпами списывать технику и оборудование и передавать их по остаточной стоимости этой самой "Финтифлюшке". Организовал там бригадку, завалил заказами, помог с кредитами. Ну схема не хитрая. А потом, отбившись в годовой схватке с прокуратурой, и сам туда перебрался. Было у него что с Танечкой, нет ли - не знаю. Сплетни, конечно, ходили, как без них в приличной организации, но я свечку не держал.
Стали они жить-поживать. Вадим Саныч бросился отважно в океан бизнеса, в тылах - Танечка. Вся эта мутатень занудливая на ней. Налоговая, соцфонды, зарплата, кадры. Даже блохастая санэпидстанция и та на ней. Повезло Вадим Санычу. А он сам на черном кроссовере во все стороны мчится и все дела удачно переделывает.
Сомнительная шарашка "Финтифлюшка" выросла в солидную многопрофильную фирму "Exkrement". Производств всяких пальцев не хватит пересчитать. Вадим Саныч даже халявное распределение лимитов по газу в городе под себя подтянул, чем никогда в жизни не занимался. Муж Танечкин у него в первых замах ходит.
И все бы ничего, но вздумала Танечка избавиться от малоприбыльных производств. Экономист же все-таки. И не из последних. А в том числе и от любимого детища Вадим Саныча - строительного участка. А это его, можно сказать, первая любовь. (Она и раньше взбрыкивала, но что не простишь красивой женщине.) Но в этом-то обломалась. Встал Вадим Саныч утесом несокрушимым.
- Нет. Ни-ког-да! Даже для тебя. Только через мой труп.
Тут Танечка подняла по-прежнему красивые голубые глаза (под очечками уже, увы) и, как всегда, тихим голосом прошептала:
- Я, как основатель, учредитель и ВЛАДЕЛЕЦ предприятия, настаиваю...
И зарозовела очаровательно.
Охуел в итальянском кресле Вадим Саныч.
- А я кто?
На что Танечка, кутаясь в паутинку ажурную:
- А вы, Вадим Саныч, наемный директор. Найдите время - загляните в учредительные документы.
- Да я!.. Сутками, блять!.. Без отпусков!.. Не разгибаясь!.. По краю ходил!..
- А вы за это хорошую зарплату получаете...

Встретил я его как-то. Работает там же. Наемным директором. Облез слегонца, щека дергается. И в глазах что-то потустороннее, параноидальное
13:48 Монолог
Ка-а-акие лю-у-уди! Вы уж извините, что не встаю! Ну как же, как же, вызывал, конечно, и ждал с нетерпением и содроганием. Дай, думаю, на племянника посмотрю. Может нужда какая, может помочь чем. Да ты проходи, садись, сироту-то не изображай. Не изображай отверженного, мурло! (Оксана, ко мне пока никого.) Ну так где же это мы вчера были? Где синим пламенем горели в работе? Где это мы затерялись бесследно? Только ты мне не гони! Не гони, говорю! Удручает меня твоя убогая фантазия. Ты помнишь, тварь, как ты позавчера с работы ушел? А как Юрюрича пообещал уволить помнишь? Ты догадываешься, проходимец, что Юрюрич живые деньги в фирму приносит? Те самые, которые ты только из своих и моих карманов умеешь вытаскивать, да и то удержать в руках не можешь - роняешь...Чего ты там мурчишь, харя? Не подскажешь, что мне с тобой делать? Может убить лучше сразу?.. Хорошо бы... Но у сестры сердце ни к черту... Слушай, а может я тебе просто буду деньги давать, а ты сюда ходить не будешь?.. Ишь встрепенулся, орел болотный...Нельзя. Маша тебя куда-нибудь пристроит, а там тебя на другой день зашибут...
(Долгий взгляд в окно)
Знаешь о чем я мечтаю? О чем мои голубые грезы? Прихожу на работу - а тебя нет! И никогда не будет. Представляешь? Не-туш-ки! Ничего мне больше от жизни не надо....
Слушай, а как это ты в институте пять лет? Хотя о чем это я? Сам бабки мешками картофельными возил...
Ну что мне с тобой делать, дефективный? Куда, на какой геройский пост назначить для дальнейших свершений?... Наташку с Анжелкой я, конечно, выгоню. У нас тут не блядский зоопарк...
(Долгий взгляд в окно)
К этим хаккерам шизоидным? Гейтсам недоделанным? Там делать ничего не надо...... Еще сломаешь что-нибудь, знаю я твои ручонки-то безответственные... Да и бухать их учить не надо - вундеркинды раскрепощенные, ммать иху!..... В сбыт? Там люди ходят посторонние, увидят еще тебя... В транспортном ты уже был, они еще не отошли... И в рекламе все еще плачут... Подготовка производства затаилась в своем счастье. Ну да ладно. Не будем людям праздник портить...
Слушай, в кого ты у нас отдельный такой? Может сестра со своими пациентами-психами согрешила? Не знаешь, нет? Хотя что ты вообще знаешь... Ну что молчишь как Муму?... Все-все-все! Заткнись! Полезло!..
(Долгий взгляд в окно)
Ладно. Значит так. Будешь моим замом. По этому... как его, ччерт! По особым поручениям. Чтоб на глазах. Чего головкой повел тревожно? Знаешь, что такое - чиновник для особых поручений?.. Ну да где ж тебе знать. Ты и читаешь-то по складам... Всё. Пусть Оксана зайдет с книгой приказов. Пашел!.. Стой! Ты прекрати мне Оксанку лапать, мерин! Взахлеб девчонка плачет.
Пашел!!!.... Уиийёбище..
13:44 Трудные вахты
Тема мне неприятная, но объективности ради напишу, а не то может сложиться неверное представление, что вахты это сплошное веселье.
Бывают вахты тяжелые физически. Даже очень тяжелые.
Октябрь. Шадринск. Главный ход на Сибирь. Смена пролетов на старом мосту. Министерское "окно" (остановка движения) на 7 часов. Из-за ошибки проектировщиков балки пролетов оказались длиннее необходимого на 100мм. Высококачественный бетон балок и еще более качественная бутовая кладка опор позапрошлого века. Из-под отбойных молотков - пыль и осколки величиной в ноготь. Но уже сняты рельсы, провода и старые пролеты. Пути назад нет. Первый зам.начальника Дороги механически вполголоса бормочет: "Ребятки не останавливайтесь...Ребятки только не останавливайтесь..." И гоняет управленческий ПАЗик за горячими беляшами и водкой. Чифир варится на месте газовым резаком. 36 часов под непрерывным дождем. Люди тут же в автобусе по очереди падают на час-два в провальный сон и опять под дождь.
Где-то скопились сотни поездов. Родятся вскоре вороха объяснительных и последуют суровые приказы. Но это будет потом. Сейчас только МОСТ.
И вот уже неожидаемое ВСЁ. Серые осунувшиеся лица, гадостно во рту от сигарет и чифира, от крайней усталости никаких эмоций.
Это тяжело, но не страшно.
Гораздо хуже, когда на вахте простой. Это случается чаще из-за климатических условий. Долгий дождь, особенно в лесу, может размыть подъезды. Я завидовал строителям автомобильных мостов - у них дороги есть всегда. К железнодорожным мостам их чаще всего нет.
На одной из вахт ударили лютейшие морозы. 41-43С. Работать нельзя, но люди недовольны и ропщут. Я, конечно, наскребу им какую-то зарплату на "фазанах" (фиктивные выполненные работы), но монтаж пролетов - это совсем другие деньги и отдавать их следующей вахте никто не хочет.
Все лето здесь работали и базировались грейфера мехколонны на отсыпке ж/д насыпи. После них осталось множество изношенной резины. Колеса раскладываются вокруг и поджигаются. В клубах черного жирного дыма создается иллюзия потепления. К концу дня вокруг одни эфиопы. Повезло - неподалеку от жилого вагона локомотивное депо с круглосуточно работающей душевой.
Страшно, когда работать нельзя вообще. Я в это время в постоянном напряжении. Люди в кают-компании вагона за бесконечной игрой в "храп" и/или пьют в своих купе. Народ нервничает. Ссора может вспыхнуть по совершенно пустяковому поводу. Важно пресечь в словесной фазе. Это не всегда удается. И тогда остается хотя бы на несколько секунд вырубить любого из участников. Иначе вполне реальна поножовщина и, не приведи Господь, чья-то смерть. Тогда не отмыться до конца жизни.
Кто-то может подумать, что в подобной ситуации прораб должен быть эдаким шварценегером. Вовсе нет. Не хочешь хоронить и сидеть - появится дух. Сумеешь задавить противника волей - ни какая физическая сила ему не поможет.
После этого меня долго подтряхивает и на душе гадостно до тошноты. По логике все верно - другого выхода не было, но все равно муторно и противно. На следующий день участники ссоры не в своей тарелке, неловко извиняются и оправдываются и недоумевают - с чего пошел разнос.
После подобной вахты и отдых наперекосяк.
Слава Богу, что такие вахты крайне редки.
И возвращение с вахты всегда домашний праздник и маленький медовый месяц.
13:42 Остановка в пути
Ехали на вахту, на новый объект. Бесконечное железнодорожное "тыдых-тыдых-тыдых" сидело у меня в печенках, поэтому по возможности предпочитал ездить в автомобилях. Особенно хорошо ехать на автокране. Машина тяжелая, на кочках ее не трясет, только покачивает. Вынырнешь из дремы, глянешь всё на ту же степь и назад - в грезы, угадывая в гуле мотора богато оркестрованные мелодии.
Ехали по казахской степи без всяких привязок. Водители наши, подобно гусям перелетным, ориентировались по магнитно-силовым линиям Земли. Впереди флагманским штурманом шел на КАМАЗе Дед Егорейченков.
Маленький, кривоногий, с лицом выдубленным миллионами километров дорог и бездорожья. В последний год перед пенсией Дед всем и каждому упоенно вещал, как он пошлет, наконец, все мосты на хрен, найдет спокойную работу, будет регулярно и вкусно питаться, спать как человек, а бабка будет ловить и тут же исполнять любое его желание. Через год, после выхода на пенсию и громких проводов, Дед вернулся в мостопоезд и возмущенно поведал, как он возил песок из карьера. "Туда-сюда, туда-сюда, как челнок. Это не работа, Яклич, это сплошное блядство! Уж лучше я на мосту сдохну".
После обеда потянула поземка, через час превратившаяся в сплошное молоко. И так-то плохонький грейдер перешел в череду капканов, а, главное, пропала из видимости обочина. Сбоку от дороги рассмотрели какое-то длинное строение, рядом с которым стояли армейские ЗИЛ-131 с кунгом и тентованная "шишига". Завернули туда.
Это была кошара с тремя сотнями овец, ручным качком в помещении, запасами дров, угля, сена. С печкой и помещением для чабанов, но без оных. А так же присутствовали здесь юный лейтенант и четыре солдатика, которые прибыли за полчаса до нас с противоположной стороны. По словам лейтенанта деревня находилась в 3-5 километрах, но пробиться туда в разгулявшейся пурге было проблемно.
У нас были кое-какие продукты, прихваченные в дорогу. У военных не было ничего, кроме таинственного и сугубо секретного приказа доставить куда-то в числе прочего 20-литровую канистру спирта. Началась пятидневная зимовка.
Первая овца была зарезана в не очень мучительных, но все же сомнениях, потом пошло легче. Было установлено дежурство по топлению печки, а так же кормлению и поению овец. "Товарищ лейтенант" очень скоро стал для своего воинства Серегой. Его колотили по плечу и клялись в вечной преданности и любви.
На пятый день пурга прекратилась так же внезапно, как и началась. Выглянувшее солнце засверкало в чистейших голубых снегах. Часа через полтора подкатила колонна из трех саней с чабанами-казахами, убежавшими безответственно на ночь в деревню и застрявшими там, главным зоотехником и представителем сельсовета. Это была комиссия для актирования погибшей отары.
Все наши страхи по поводу сожранных овец моментально улетучились. Нам была выражена ну очень горячая благодарность за спасенных овец, которая выразилась в еще одной ночи за бешбармаком
Скрепив таким образом дружбу между народами, а так же между народом и его армией, на следующее утро разъехались мы с Серегой и его войском в разные стороны.
13:40 Резаный
Монтажник Резаный - человек великой придури и одновременно очень ответственный в работе. При комплектовании вахтового монтажного звена бригадиры брали Резаного с удовольствием, но и с опаской. Каждый надеялся, что на этот раз пронесет без приключений. Ну или хотя бы с незначительными приключениями. А поскольку большинство его "подвигов" крайне нецензурны, я взял сюжетом очень спокойную вахту.
Бетонировали ростверк под береговую опору. Эту работу по технологии нельзя делать частями. Только непрерывный процесс. Арендован на субботу мощный бетонный узел, заявлены в местной автоколонне 12 самосвалов. Все подготовлено, настроено и трижды проинструктировано. Весь день поминутно расписан в графике.
Утром, перед самым началом трудового подвига, вдруг выяснилось, что с соседнего садово-огородного общества при массовом поливе излишки воды поступают в котлован ростверка. Но труба уже пропела и отыграть назад нельзя.
Закрыли задвижку на магистральном водопроводе и в сторожа определили Резаного.
День пролетел как час.
Возвращаясь в свой дом на колесах, заехали за Резаным.
Картина маслом.
Большая толпа огородников. В середине задвижка. Вокруг задвижки радиусом метров пять пустой круг, по которому электроном летает Резаный с кувалдой наперевес. И без того лупастые глаза выпучены жуткими бильярдными шарами. Голос уже сорван и хрипл:
- Не подходи, суки! Не подходи, убью нах!! Не под-хо-ди, кто хочет жить!!!
Кое-как отобрали кувалду, засунули Резаного в машину. Но он еще весь вечер вспоминал эпизоды этого долгого оборонительного боя.
А перед самым концом вахты он поймал сурка. Как, где? В ответ только невнятные намеки и многозначительные взгляды. Сутки сурок просидел на привязи под жилым вагоном. Подозреваю, что именно тогда он уже начал сходить с ума.
Уезжал Резаный с вахты с ЗИЛом. Ехать предстояло весь вечер и половину ночи. Устав держать на руках замотанного в куртку сурка, отпустил его погулять под ноги. Сурок тут же забрался под панель управления и оборвал все провода, до каких смог дотянуться.
Водитель ковырялся несколько часов сначала с фонариком, потом со свечкой сымпровизированной из обломка плекса. При этом он, не замолкая ни на минуту, рассказывал много нового и интересного о юных натуралистах вообще и в частности о Резаном, его родителях, дедках и бабках. Очень скорый на ответ Резаный на этот раз только сопел и молча строил из ведра и алюминиевой проволоки зиндан для сурка.
Приехали домой под утро. Резаный открыл входную дверь и выпустил в коридор уже полностью свихнувшегося к этому времени зверя. Тот, очевидно устав бороться за жизнь и свободу, пролетел пулей по коридору, шмыгнул в открытую дверь туалета, бросился в унитаз и там утоп, забившись предварительно в недра системы и перекрыв своим телом слив.
Резаный долго извлекал его по кускам всякими абортарными приспособлениями.
После этого, когда Резаному задавали вопросы из области зоологии, он наливался свекольным цветом, глаза вылезали из орбит, а неосторожный собеседник тут же вспоминал о срочных и неотложных делах и убегал стремительно, втягивая голову в плечи.

Вообще-то его звали Володя.
13:37 Угли костра
Прогорает костер. Рассыпаются, потрескивая, красные угли. Еще вспархивают над ними голубые бабочки огня, но уже подергивается багровый жар серым невесомым пеплом. Тлеет в пальцах забытая сигарета...

Мне 17 лет. У меня большой приятель по охоте и рыбалке Михалыч. По моим представлениям глубокий старик. Ему скоро 60.
Мой отец, который у меня в большом авторитете, обычно очень спокойный и выдержаный, при упоминании о Михалыче раздражается: "Брехло! Пустой человек." Это редкий момент, когда я не соглашаюсь с отцом. Михалыч знаток всего, что касается рыбы и дичи. И очень своеобразный рассказчик.
Вижу, как он сидит у костра. Сморщеный, сгорбленый. Подбрасывает изредка в огонь веточки и мягким журчащим голосом повествует:
- Видел у меня, у кровати, шкуру старую? В те годы печку соломой топили. Принес я раз охапку, бросил на пол, а оттуда волк! Я - за ружье. Бац! И вот... Шкура... -Смотрит на меня победно.
- Михалыч, что-то ты уж больно... Ружье заряженное... Ты нёс - не чувствовал, что ли?
Он отмахивается пренебрежительно:
- Дык он был тошшой...
Я стараюсь не спорить с Михалычем. Он обижается, а я его обижать не хочу. Он очень мирный человек и истории его очень мирные.
- На той неделе иду над Красным Затоном. Ну знаешь, где обрыв. Веники рубил там. Солнышко печет - мочи нет. Смотрю - в заводи, за камышами, голавли стоят. Сверху-то хорошо видать. Не шевелятся. Посчитал - 33. Спустился потихоньку, удочку кинул. Сразу же взяло. Я опять! Не поверишь, минут пятнадцать удочкой как кнутом махал. И вдруг как отрезало. И глубину менял, и насадку менял. Нет, как отшептало. Сосчитал пойманных - 33. И чего ж я, дурак старый, здесь сижу?
Делится со мной рыбацким тайным опытом.
- В мае, когда цветет шиповник, ранним утром сомы выползают по росной траве жрать облетевший цвет. По одной и той же тропе ползут. Главная трудность - тропу найти. Сеть расстелишь, один конец привяжешь. Как только проползут, натягиваешь сетку! Они назад, а уже поздно.
Солнце давно утонуло за лесом, но закат еще долго будет алеть, а светлая полоса сохранится за полночь. Звенят комарики. Полощется в камышах ондатра. По другую сторону от затона, на лесопитомнике, замолчал поливной насос и тишина стала просто оглушающей. Задумавшийся Михалыч встрепенулся:
- Сейчас движки стали не те. Дрянь движки (плюет в сторону). Вот раньше у нас на мельнице стоял. Ты не помнишь, маленький еще был. Пошел тот движок вразнос, маховик (килограммов 300 весом) оторвался и больше его не нашли, а мельница еще три дня по инерции молола.
И замер, пораженный собственным рассказом.
Живется Михалычу достаточно трудно, но он не жалуется на жизнь. И никогда не жалуется на людей. Терпению его можно только позавидовать. Он во всем слушается свою жену, теть Машу. Единственное, в чем теть Маша не преуспела, это необоримая и непоколебимая страсть Михалыча к рыбалке, охоте, к вот таким закатам, костерку и ночевкам в сене.
Я сижу с удочкой на притоке Урала Бурте. Сверху, по берегу идет Михалыч и ведет облепленный тиной и водорослями велосипед.
- Вот смотрю сейчас - в бочажине лежит велик. Возьму домой, хозяин найдется - верну.
Дня через два я зашел к нему зачем-то. Его нет, будет с минуты на минуту. Теть Маша сидит на маленькой скамеечке у чурбака, чистит рыбу. Возле летней кухни стоит отмытый велосипед.
- Что, теть Маш? Хозяин велика не нашелся?
- Какой хозяин? Это наш велсапед.
- А Михалыч сказал...
- Ну ты чё!? Этого балабола не знаешь? Он на ём бахчу полоть ездил, а оттуда егерь на своем бобике ехал, дык он с им. А велсапед в Бурте притопил, чтоб ребятишки не утащили, да не поломали.

Костер догорает. Дотлевает забытая сигарета. Редкие первые звезды отражаются в темных зеркальцам воды между лопухами кувшинок.Скрипуче кричит какая-то ночная птица.
И эта картинка в памяти уплывает все дальше, дальше...
Ах, Михалыч...
13:34 Здесь жили
- А поехали на рыбалку (или за грибами)?
Жена всегда готова поддержать. Хотя оба мы знаем, что, скорее всего, я и снасти из машины доставать не буду, да и грибов не найдем. Но едем. Зачем? Об этом лучше почитать у Пришвина или Паустовского. Есть очень внятные странички на эту тему у Нагибина. Ну не могу же я сказать: "Поехали куда глаза глядят", так что пусть будет - на рыбалку.
Но сейчас я немножко про другое.
В этих вояжах без определенной цели и конкретного маршрута нередко попадаем мы в места, где жили люди. Раньше жили, а теперь нет.
Кваркенский район Оренбуржья.
По слабенькому проселку машина ныряет в распадки, карабкается на горки вдоль берега Ириклинского водохранилища. Давно уже никто не встречается. Только в белесой прокаленной высоте парят, не шевеля крыльями, коршуны. (Что они оттуда видят?) Да лежат сфинксами или стоят толстыми рыжими столбиками вдоль дороги непуганные неторопливые сурки. Остановились передохнуть, разбрелись, разминаясь. Слышу вдруг - зовет.
На небольшом пригорке, на сером замшелом валуне мраморная дощечка. "Здесь до 1930 года был Мечеть-аул. Здесь жили..." И невеликий столбик казахских фамилий. Только сейчас замечаю вокруг камни бывших фундаментов. Почему был, а потом не стал? Что случилось здесь в 1930-ом? Куда ушли эти люди и что с ними сталось? Нет ответов. Но кто-то через десятки лет озаботился заказать плиту, везти ее за много километров от ближайшего жилья, устанавливать. Щемит кого-то память, не дает покоя...
Село Лещево, Беляевский район.
Благословенные в прошлом рыбацкие и охотничьи места. Я видел когда-то это большое и крепкое село. Поэтому понимаю, что означают поросшие бурьяном холмики и островки старых кленов бывших палисадников. Сохранился только погост у дороги. Не помню, кто - Бушков или Буровский, отмечали, что в брошенных деревнях, рядом с превратившимися в прах домами, дольше всего сохраняется дерево кладбищ. Это действительно так. Причину не знаю.
Гайский район.
Мелкосопочник предгорий переходит в горы. Едва видимый проселок. Машина воет двумя мостами на пониженной передаче, взбираясь по крутому подъему. Выбрались, наконец, на небольшое плато. Имиля-Покровка. Здесь бывшее жилье еще видно. Множество остатков стен. Только улицы уже затянуло полевыми травами. Переживались здесь когда-то свои радости и свои беды, загорались и гасли надежды, кипели местные шекспировские страсти. И вот только ветер над обломками стен. Колотится в голове Екклесиаст.
Странное чувство накатывает в таких местах. Прямо физически ощущаются невидимые люди, снующие по своим делам. Мне кажется, человека формирует окружающий его ландшафт и когда он уезжает, как бы ни сложилась его судьба, это уже другой человек. Тот остался здесь. И сейчас он рядом.
Мы едем потом через еще живые села. Но в ржавом металле мехтоков, в бетонных костях бывших скотных дворов, во множестве других примет видно неизбежное и неотвратимое умирание.
Мы возвращаемся домой в свое уютное и обжитое. Всё нормально. Но где-то там, глубоко внутри, мне приходится делать некоторое усилие, чтобы убедить себя в том, что вот этот привычный мой дом, мои книги, ковер над кроватью, карта мира над столом с ноутбуком - что это прочно, незыблемо, нерушимо хотя бы до моей последней поездки.
13:32 И чё? (диалог)
- Во! Послушай: "...известная телеведущая С. не скрывает своих интимных отношений с известным политиком М. и доберман-пинчером по кличке "Кинг". Вот что творится! Надо же! Не-е-ет. Свобода слова - великое дело.
- И чё? Вот раньше - в газетке напишут, а начальник, про которого напишут, обязан был в короткий срок газете ответить. А потом еще было "По следам наших выступлений". А не ответит - с него в другом месте спросят.
- Ты дурак или притворяешься? Тогда ж свободы не было. Ты ж задыхался под гнетом. Помнишь?
- Не помню.
- Тебе или память отшибло, или ты не знал, что надо задыхаться под гнетом. А теперь свобода! Вот возьми уголёк, напиши на той стенке "Правители - казлы".
- И чё? Собака лает - ветер уносит.
- Дык зато самовыразишься свободно.
- И чё?
- Совсем ты какой-то темный стал. О свободе наша передовая интеллигенция веками мечтала. Ты ж помнишь, что ты интеллигент? Свобода - это, брат...
- Ладно, хорош. Перекурили, надо дальше идти. Ты это... старайся темные бутылки собирать. Пивные. Их везде принимают...
13:31 Шишкин, борец и демократ
Шишкин, сосед мой по подъезду, сегодня с утра пошел куда-то за правдой. Взял сумку и пошел. Он каждый день ходит, если митингов никаких нет. То за правдой к чиновникам, то за справедливостью к участковому, то за здоровьем к врачам. Неугомонный, неравнодушный человек. Правда, пока никто ему ничего не дает, но он все равно ходит. А потом, по вечерам, рассказывает подробно, как у него чуть-было не получилось. Если поймает слушателя. С этим плохо, не в раз изловишь. Народ у нас живет ловкий, склизкий. Как линь в руке.
Мы когда въехали в новый дом, тараканов было - стада непуганые. А потом пропали. Несведущие говорят: "Спасибо китайцам за их волшебный тараканий карандаш". Но я-то знаю - они от Шишкина убежали.
Шишкин, между прочим, не всегда был такой, я его давно знаю. В свой поход в поисках Беловодья он отправился после производственной травмы.
Он на фрезерном работал. Фрезеровал как-то здоровую чугунную плиту по плоскости. Одну сторону прошел - надо перевернуть. А она тяжелая, килограммов пятьдесят. Уперся Шишкин во фрезерный стол бедрами, поставил плиту на ребро, начал опускать и не удержал. А когда бедрами упирался, мужской половой признак как раз на столе оказался.
Ну бюллетенил, конечно, месяц. А когда пришел, дураки всякие всё про какое-то долото спрашивали. Но Шишкин на них внимания не обращал. Да и признак, надо сказать, был так себе, плюнуть на него и забыть.
Вот тогда-то и наступило у Шишкина просветление. Тогда-то он и понял, что не может мириться с несправедливостью. Так и стал он борцом и демократом.
А вы говорите...
13:29 На ходу подслушал
- Сходи в третий дом по Социалистической, восьмая квартира. Хрень там какая-то, течь что ли. Нагони там пурги хозяйке, пусть придет, отслюнявит в кассу. Постучи минут пять. Нет, ключ не бери, еще открутишь там чего-нибудь сдуру, арматурину возьми. Какие прокладки? Чего ты башку мне морочишь, где я тебе их возьму? Прокладки ему... Хочешь поумничать - спроси вечером свою жену про прокладки, если любопытный такой. Тряпкой замотаешь. В крайнем, стояк отключи. Потом как-нибудь рассосется. Только пусть придет - отслюнявит в кассу...

- Дорогие избиратели! Земляки мои! Братья и сестры!
Мучительно думал я, друзья мои, в бессонные ночи, надо ли выдвигать свою кандидатуру на повторный срок? Как ни тяжело это признать - надо! Многие прошлые наказы и обещания я выполнить не успел. Долго, да и не нужно их перечислять - вы их все помните. Но я чувствую в себе силы и решимость всё обязательно выполнить и даже перевыполнить.
В исследовательских целях я проник и хорошо обжился в насквозь прогнившей среде моих соперников и конкурентов. Цинизм и коррупция, наплевательское отношение к вашим нуждам и казнокрадство!
Я, вооруженный вашим доверием, вырву все сочные куски из их пастей. Отдайте мне ваши голоса, а уж там я...

- Я ему пип-пип-пип, а он мне пип-пип-пип. Прикинь пип-пип-пип, карочи пип-пип-пип. Такой угар пип-пип-пип, седни пойдем пип-пип-пип...
(беседа двух девочек, не ссора, а именно беседа)
13:26 Вечерняя молитва
Ну вот, Господи, и еще один день прошел. И опять в какой-то беготне, суете, делах копеечных ради хлеба насущного. И никуда от них не деться.
Отче наш, иже еси...
Раньше думал - доживу до пенсии, если повезет, лягу на кровать (на полянке, на берегу) и буду думать о чем-нибудь эдаком. О вечном. И в молодости тоже думал - вот устроюсь бакенщиком или лесником, лягу на... А вместо этого проматерился всю жизнь на стройплощадках. Какое тут вечное, когда эти суки, эти твари...
Прости, Господи, опять в грех впадаю. Но ты же сам видел какие это сволочи.
А помнишь, Боже, старого прораба Дудченко? Как он каждое утро штабель досок пересчитывал и вздыхал: "Усё крАдуть и крАдуть. Я за усю свою жись нэчого ще не вкрав..." Все смеялись - он сидел дважды. А тебе ли, Господи, не знать, что он на самом деле "нэчого не вкрав". Просто работа такая была. И сам я сколько раз по краю ходил. Ты ж видел и только хмурился. Не карай так уж сильно, Господи, прораба Дудченко. Грешник он, конечно, но ведь при жизни через ад прошел и построил средних размеров город.
Открываю, Боже, на сон грядущий френд-ленту. Все друзья мои очень разные, порой как на разных полюсах живут. Единственное общее для них - вменяемость. Как же так получилось, Господи, что вменяемость стала заслугой и достоинством? На новостные сайты не заглядываю. Ну разве что одним глазком. Потому что опять начинаю материться, грешник. Прости меня, Господи, но как иначе? Посмотри сам на власть имущих или на слуг твоих из РПЦ. Как ты только терпишь этих блядей лицемеров, фарисеев и нелюдей? Зачем-то они тебе нужны, видно. Может за грехи наши. Очень уж ты суров, Господи, и не милосерден. Всё кнут да кнут, где ж пряник-то?
Отче наш, иже еси...
И жена прибаливает, и у детей перманентные сложности... Не дашь ты мне, видно, Господи, полежать на... и о вечном подумать.
Опять я, Боже ты мой, смотрю с симпатией на иноверца Бродского, ты уж прости:
Сумев отгородиться от людей,
Я от себя хочу отгородиться...
А у меня вот так не получается почему-то. И многое еще чего не получается...
Ну ладно, Господи, пойду я лягу, наконец. Завтра увидимся, если захочешь.
Аминь.
13:25 Хочется верить
Вот когда складывается трудная жизненная ситуация и человек мечется в бесконечных и часто бесплодных поисках выхода, накатывает на него какое-то помрачение рассудка. Уровень критичности падает до минимума, у некоторых до нуля, а доверчивость разрастается до вселенских пределов. В этот момент человеку можно прогнать любой бред и он схватится за него, как за спасательный круг.
Когда у нас было особенно трудно с работой, а за окном маячили бесконечно длинные корпуса сдохшего завода, местный политический клоун объявил, что если его выберут в мэры, на этом заводе будет установлена линия по сборке мерседесов.
Микрорайон наш захлебнулся в грезах. Я говорю: "Ребята! Подумайте башкой. Демонтировать старую технологическую линию, электро, пневмо, водо- итакдалееразводку, вырубить фундаменты, на этом месте выкопать, залить, смонтировать. Проще и дешевле построить новый завод. И потом - с какого перепуга "Мерседес-Бенц" вдруг воспылает к нам любовью? Чем это мы его так восхитим?" А ребята отвечают: "Да это всё и без тебя понятно. Но ведь очень хочется. Ты ж представляешь - что будет..." И их честные глаза затягивает пеленой миражей.
Эти "мерседесы" в разной интерпретации и на разных уровнях повторяются и повторяются. А внимающая им аудитория не убывает.
Дам к этому сабжу иллюстрацию из личной жизни.
Давно, еще в советские времена, пропало в продаже мясо. Ни на рынках, ни в магазинах, ни в заводских буфетах, нигде нет. Сейчас это трудно представить, но такое бывало. Я был молодой и весь из себя умный и скептичный. На подходе к своему дому натыкаюсь на местного дурачка Мулю. Муля, размахивая руками, возбужденно что-то болбочет. С напряжением вычленяю - не нужно ли мне мясо? На глаза и рассудок упал занавес. Надо! Муля (в моем переводе): - Нужен мешок. Выхватываю из-за пазухи пакет. Ужасающе презрительная гримаса. - Мешок нужен большой. Хищным ястребом взлетаю на четвертый этаж, вытряхиваю перед обалдевшей женой картошку из большого мешка и без объяснений (пусть будет приятный сюрприз) парашютирую вниз.
И Муля повел.
Трамвайная остановка. Ччерт! Куда-то ехать надо. Через восемь остановок вышли и перешли на автобусную остановку. Вот же блин! Мелькнуло сомнение. Понять что-то из мулиных речей невозможно. Но всё сметает видение чего-то красного в мраморных прожилках.
Едем через весь город. Муля, не умолкая, что-то лопочет и тычет пальцами в окно. Как понимаю, взял на себя роль чичероне и живописует мне красоты нашего города. Пассажиры внимательно и заинтересованно нас рассматривают. Корявое слово "дискомфорт" перекрывается пылающе красивым "МЯСО".
Приезжаем на окраину города, в поселок мясокомбината, долго блуждаем между домами и мусорными баками и, наконец, выходим к закрытому киоску. Муля счастлив безмерно. Смотрю на него в полной прострации. С трудом понимаю, что именно здесь иногда продают мясо. Только сегодня, к сожалению, выходной.
И первый луч солнца за весь день - свободное такси. Тогда это тоже проходило по разряду "счастье". С ненавистью захлопываю дверцу перед дебильной рожей. И вот, через три часа странствий, я дома.
- Ты где был?
- !!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
- Ты же знаешь - кто такой Муля!
- !!!!!!!!!!!!!!!!МЯСО!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

Сейчас слушаю многочисленных и неистребимых Мулей. Хорошо понимаю их умственную и нравственную ущербность, а мяса все равно хочется.
13:22 Сегодня в магазине
- Бабушка, извините, вы в кассу крайняя?
- Я, внучек, я... Чо? Жалеешь, что толкучки нет?
- Простите - не понял, о чем вы.
- Всё ты понял и в сумку мою не заглядывай. Я денежки в другом месте держу. Тебе туда не залезти.
- Вы что плетете? Вы не здоровы?
- У меня здоровья на троих таких мазуриков хватит.
- Выбирайте выражения!
- Мне их выбирать не надоть. У меня этих выражениев для вас, жульманов, всегда есть. Сюды люди ходють за продуктами. С корзинами. А он взял пакетик и шныряет глазками, и шныряет...
- Граждане! Что происходит? Какая-то неадекватная старуха...
- Ты пообзывайся еще, пообзывайся. Щас уведут тебя под белы рученьки. Там тебе привычно будет. Ты ж все равно через день там ночуешь. Ишь, "старуха"! Я трех мужей схоронила. И не таких шибздиков, как ты.
- Да что же это!? Девушка! Кассир! Вызовите администратора!
- Министратора ему... Куплетый что ль министратор-то? У вас, проходимцев, всё вокруг куплето.
- Да...Да...Тьфу!!!
- Глянь-ка, пошел, пошел лебедь белый и пакетика ему не надо. Аж очечки вспотели - стырить ничо не получилось. Я этих ворюг сразу вижу, какого бы тилигента он из себя не строил. Видывали...
Закрыть