Сделаю запись и вернусь к ней когда мне полегчает. Холодный берёзовый сок из петькиного подвала. Медной кружкой погружаюсь в беловатую мутную пенистую жидкость и разливаю в пластиковые бутылки. Весенние воспоминания из прошлого облегчают моё нынешнее восприятие реальность. Я сажусь на пол приткнув спину к печке. В телевизоре на сцене мелькают "Песняры". Не ценил я тогда своей детской отрадной доли. Я был в одиночестве и гордился своим одиночеством. Неотступные предзнаменования следовали тогда за мной по пятам. А я хотел быть с братом...но все мои обиды улетучились, и родителей после всего случившегося я стал любить сильнее. Сделался мягче и добрее. Но часть лёгкой присущей мне ненависти осталась внутри, дабы я мог продолжать двигаться и бороться дальше. Обращаюсь за помощью к моей покойной бабушке, которая, как мне представляется, сделалась теперь для меня любящим ангелом. Обращаюсь к Андрею К.,который умер в далёком 2008 году. Сильнейшую поддержку оказал мне Андрей, когда мы с ним познакомились в туберкулезной больнице.
Андрей заставлял меня трескать булочки с изюмом, чтобы я набирал вес. Меня выписали 2 сентября, а Андрей умер от онкологии сразу после нового года. Новость эта потрясла меня. У Андрея остался сын. Не верилось, что такой крепкий атлетически сложенный мужчина может так скоро погибнуть в расцвете лет. В то время я был хил и подавал вялые признаки жизни в этой Богом покинутой и мрачной больничке. Не буду вдаваться в описание всех этих больничных "красот", ведь они неприглядны и ужасны. Первый день я не переставал тревожно звонить родителям с мобильника. Говорить ни о чем, чтобы просто отвлечься и перестроиться.

Тёплые любвеобильные звёзды на топком летнем небе. Вот ещё красная мерцающая звёздочка над трансформаторной будкой. Дремучие леса по которым бродят призраки погибших немецких солдат. Моя вспученная фантазия. Молочный бидон на деревянной подставке. Магнитофонная муза, как атрибут прошлых лет.
Маниакальная бессонница теперь не кажется такой уж ужасной, стоило её только пережить и она утратила в себе всю болезненность, а так безумно корчилась передо мной, словно ничего хуже бессонницы и не может быть.