ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНАЯ ЧАСТЬ

Третий час в комнате отдыха при включенном генераторе помех совещались два силовых министра. Двумя часами раньше отсюда вышел заплаканный министр здравоохранения. Будучи председателем Государственной Комиссии по борьбе с эпидемией клептомании, поразившей страну, он пришел с очередным докладом к Самому, где и углядел айфон. Прощаясь, министр, как бы в порыве верноподданических чувств, приник на секунду к Страшнозайцеву, чуткие пальцы бывшего хирурга сами собой, без участия мозга доделали все остальное.
Теперь силовикам предстояло решить главное - как все это подать Хозяину.
Не обошлось без легкого спора, в процессе которого министр МВД прокусил кисть руки министра безопасности, а тот, в свою очередь, надорвал ухо главному милиционеру.
Дело усугублялось еще и тем, что при обысках у Жумангулова и Митрича были обнаружены дополнительные улики.
Министр безопасности, присутствовавший на обыске у Митрича, побелел и спал с лица, когда обнаружились тапочки с золотым шитьем. Но старый волк разведки Митрич всё понял мгновенно. Он успокаивающе опустил веки и на вопрос старшего оперативника презрительно и отважно заявил: "Нашел. На кремлевской помойке. Шел мимо и нашел." После чего намертво стиснул оставшиеся шесть зубов. "Старая школа. Теперь таких не делают." - благодарно подумал министр.
У Жумангулова нашли казахские порнографические журналы, от которых явственно несло душком казахстанской разведки.
Свидетелей необходимо было спрятать и спрятать надежно.
В секретном институте министерства безопасности Жумангулову была сделана пластическая операция. Вырезали приметный фаллос на лбу и заодно поменяли пол.
Жумангулов чувствовал себя бодро, но несколько неуверенно из-за смены пола и из-за того, что вместо привычного и родного имени Тюлеген, его теперь звали Эсмеральда.
С Митричем было сложнее и, в то же время, проще. Общий наркоз он мог не выдержать, поэтому ему просто набили морду до неузнаваемости. Старый чекист перенес процедуру стойко.
Они были направлены в бессрочную командировку под видом супружеской пары в приморский город Анадырь.
Чтобы уж закончить эту линию, скажу: в Анадыре Жумангулов неожиданно сделал стремительную карьеру городской кокотки и женщины-вамп. Он открыл литературно-артистический салон, где по понедельникам и пятницам собирался весь бомонд Анадыря.
Митрич отпустил белые бакенбарды до плеч и вжился в роль мажордома, поражая аборигенов умением материться на нескольких европейских языках.
* * *
Два министра замерли по стойке "смирно". Кабинет заливал мягкий, приглушенный свет настенных светильников, выполненных в виде голых женщин. Уютный сумрак ласково притаился на матовой коже мебели.
Страшнозайцев остановился на входе. Одним общим взглядом отметил лежащие на приставном столе айфон и тапочки, а также яркую белизну бинтов на министрах.
Взгляд его потеплел. Смахнув украдкой слезу, он уверенным шагом прошел несколько раз по кабинету, потом приобнял за плечи своих верных соратников:
- Не жалеете вы себя в работе, - и, погрустнев, добавил, - как, впрочем, и я.
Их лица построжели, затвердели вдруг гранитно, стальные взгляды устремились в неведомое Завтра. И откуда-то из головокружительных стратосферных высей донесся едва слышно торжественный неземной хорал:
"Суровые годы проходят..."

И в этом всеобщем парадизе духа никто не заметил, как испив водицы через собственноручно изготовленный фильтр, тихо отходил в горний мир Рызлов. Взор его был чист и светел.

Наступил час, когда все слова уже сказаны и остается только плакать. (Мохаммед Маджуб)

(В этом месте автор облегченно вздохнул и широким жестом сеятеля зашвырнул карандаш под диван.)

E N D