14-02-2019 11:46 Иван Андреевич Крылов (2 [13] февраля 1769, Москва — 9 [21] ноября 1844, Санкт-Петербург)
Разные мнения
Однажды на обеде у графини Софьи Владимировны Строгановой (1775-1845) зашёл разговор об основании Петербурга Петром I.
Разгорелся жаркий спор о том, правильно ли поступил Пётр Великий построив столицу в таком месте. Только И.А. Крылов не вступал в спор, а спокойно поглощал подаваемые кушанья. Желая вовлечь Крылова в общий разговор, графиня обратилась к нему с вопросом, почему эта проблема вызывает такое разнообразие мнений.
Над обеденным столом висела шикарная хрустальная люстра с подвесками, которые переливались всеми цветами спектра.
Крылов оторвался от тарелки и сказал: "В этом нет ничего удивительного, и чтобы доказать вам, что я говорю истину,
прошу вас, графиня, сказать, какого цвета вам кажется вот эта грань?" При этом Крылов указал на одну подвеску.
Графиня ответила: "Оранжевого".
Тогда Крылов обратился к гостю, сидевшему слева от графини: "А вам?" Тот ответил: "Зеленоватого".
Затем Крылов обратился к гостю, сидевшему справа от графини: "А вам?" Последовал ответ: "Фиолетового".
Крылов закончил опрос и сказал: "А мне синего".
Гости сначала удивились, а потом расхохотались.
Перед тем как вернуться к жаркому, Крылов заметил: "Всё зависит от того, что все мы, хотя и смотрим на один и тот же предмет, да глядим-то с разных сторон".
Месть по-крыловски
Граф Дмитрий Иванович Хвостов (1757-1835) обиделся на Крылова за отзыв о своих стихотворениях и написал на него довольно злую эпиграмму:
"Небритый, нечёсаный,
Взвалившись на диван,
Как будто не отёсанный
Какой-нибудь чурбан,
Лежит совсем разбросанный
Зачем Крылов Иван?
Объелся он, иль пьян?"
Крылов сразу же вычислил автора эпиграммы:
"В какую хочешь нарядись кожу, а ушка не спрячешь".
Решив отомстить в своей манере, Крылов напросился на обед к графу Хвостову, ел и пил там за троих, а когда после обеда граф в кабинете начал читать свои стихи, Крылов бесцеремонно улёгся на диван и проспал до позднего вечера.
Древнегреческий в зрелом возрасте
В сорокалетнем возрасте Иван Андреевич выучил древнегреческий язык. Повод к этому подал Николай Иванович Гнедич (1784-1833), который приходил к Алексею Николаевичу Оленину (1763-1843) читать свой перевод “Илиады”. Во время этих чтений Крылов часто высказывал свои замечания о переводе, но Гнедич обычно обрывал его: "Ведь ты не знаешь греческого языка. Вот и молчи!" Вскоре Крылов обиделся и взялся за греческую грамматику. Когда к нему приходили неожиданные посетители, Крылов накрывал грамматику каким-нибудь романом, чтобы никто не узнал о его занятиях. И вот во время очередного чтения Крылов вступил в спор, утверждая, что Гнедич неправильно перевёл какой-то стих. Гнедич спросил: "Да ты почему знаешь?"
Тогда Крылов взял греческий текст, прочитал спорный стих и дал свой вариант перевода. Изумлённый Гнедич спросил: "Как же ты говорил, что незнаком с греческим языком?" Крылов скромно ответил: "Да я выучился только недавно".
Слишком много!
Однажды в обществе зашёл разговор о богатстве генерала Александра Ивановича Яковлева (1784-1839), и кто-то сказал, что он будто бы имеет более шести миллионов рублей годового дохода. Крылов отозвался: "Это уж, чересчур много! Всё равно, если б я имел для себя одеяло в 30 аршин".
Много изданий
Однажды за обедом А.Н. Оленин сказал Крылову: "Ни один литератор не пользуется такой славой, как ты. Твоих басен вышло более десяти изданий". Крылов скромно отозвался: "Что же тут удивительного? Мои басни читают дети, а это такой народ, который всё истребляет, что ни попадётся в руки. Поэтому моих басен много и выходит".
В 1823 Крылов серьезно приболел. Когда императрица Мария Федоровна услышала о его состоянии, она велела друзьям отправить его в Павловск, где она тогда находилась, сказав: "он быстрее поправится под моим присмотром. Поэтому ему помогли друзья отправиться туда. И он действительно поправился, и оставался там некоторое время. Перед отъездом он выразил свою благодарность басней о васильке и поместил ее однажды в альбом императрицы, который нашел лежащим в "павильоне роз"
В глуши расцветший Василёк
Вдруг захирел, завял почти до половины,
И, голову склоня на стебелёк,
Уныло ждал своей кончины;
Зефиру между тем он жалобно шептал:
«Ах, если бы скорее день настал
И солнце красное поля здесь осветило,
Быть может, и меня оно бы оживило?» –
«Уж как ты прост, мой друг! –
Ему сказал, вблизи копаясь, жук. –
Неужли солнышку лишь только и заботы,
Чтобы смотреть, как ты растёшь,
И вянешь ты, или цветёшь?
Поверь, что у него ни время, ни охоты
На это нет.
Когда бы ты летал, как я, да знал бы свет,
То видел бы, что здесь луга, поля и нивы
Им только и живут, им только и счастливы.
Оно своею теплотой
Огромные дубы и кедры согревает
И удивительною красотой
Цветы душистые богато убирает;
Да только те цветы
Совсем не то, что ты:
Они такой цены и красоты,
Что само время их, жалея, косит,
А ты ни пышен, ни пахуч,
Так солнца ты своей докукою не мучь!
Поверь, что на тебя оно луча не бросит,
И добиваться ты пустого перестань,
Молчи и вянь!»
Но солнышко взошло, природу осветило.
По царству Флорину рассыпало лучи,
И бедный Василёк, завянувший в ночи,
Небесным взором оживило.
* * *
О вы, кому в удел судьбою дан
Высокий сан!
Вы с солнца моего пример себе берите!
Смотрите:
Куда лишь луч его достанет, там оно
Былинке ль, кедру ли – благотворит равно
И радость по себе и счастье оставляет;
Зато и вид его горит во всех сердцах,
Как чистый луч в восточных хрусталях,
И всё его благословляет.
«Павловск. Июня 15 дня 1823», павильон роз
Понравилось
[Print]
Milari