Желтый зверь.

Не спеши. Не спиши, когда идешь вперед. Воздух плотен. Воздух – ее уши.
Воздух – паутина, которую она сплела воокруг себя. И подобно паутине, он дрожит под твоими ногами. Молю тебя, иди медленно.
Пусть твои шаги будут тихими, как поступь ребенка.

Тсубаса смотрит на часы. Ее губы беззвучно шевелятся.
«Спутник ушел»
Даже не надо угадывать эти два слова по ее губам.

- Убить – говорит Шатун.
- Есть убить – говорит Тсубаса.

Голос их летит по корридору, но Тсубаса протягивает руку и время замедляет ход. Воздух становится твердым как камень, он теперь непоколебим.

Шатун подоходит к двери.
Тсубаса и Гексограмон стоят за его спиной. Они смотрят на вход номер восемь.
Дверь – двадцать метров в высоту, за ней их ночные кошмары и воспоминания, которые они потеряли.
Или которые у них отняли – разницы не так уж много.
Гексограмон закрывает глаза. За дверью он слышит свой крик.
Тот, кто кричал в той комнате, уже давно покинул ее, но отзвук его голоса остался до сих пор.

Тсубаса улабается. Там, за дверью – душное знойное солнце, которое сводит с ума. От него звенит в ушах. От него руки покрываются темной коростой и становятся высохшими как у мумии.

Шатун знает, что за дверью темнота. Темнота, из которой он пришел и в которую никогда не согласится вернуться. Там, в темноте, звенит колокольчик. К нему можно иди, все ускоряя и ускоряя шаг, срываясь на бег – но не приблизиться ни на йоту.
И это к лучшему. Потому что взяв его в руки, он исчезнет навсегда. Превратится в серый океан, в застоявшуюся болотную воду, затянутую тиной и ряской.

Где-то там, за дверью, притаился Желтый зверь. Предала их и хочет их крови.

- Убить ее – говорит Шатун.
- Есть убить – отвечает Гексограмон, лениво и без выражения.

Дверь покрыта странными рисунками – на ней маленькая, карикатурная птица, нарисованная синей краской. Рядом с птицей – зеленый круг, края которого расплылись и потекли вниз. Поверх птицы и круга – волк. Он красный. Краска лежит комками и вся потрескалась. Кое-где морда волка отвалилась целыми кусками, там рисунок угадывается по красной крошке, которая еще осталась.
Над всем этим – желтый глаз. Сегодня он выглядит особо нестерпимо. Он обжигает сетчатку, оставляя на ней только яркое пятно, отведешь взгляд – а пятно остается, висит в воздухе неясным ореолом.
Может быть из за него остальные рисунки не кажутся такими четкими и ясными.
Птица – просто глупый рисунок, круг – просто круг. И волк совсем не страшный, Шатун ловит себя на том, что первый раз ему не хочется отвести взгляд.

Шатун толкает дверь рукой и та открывается.

Она открывается тихо, без скрипа или лязга. В комнату врывается легкий ветер и от этого ветра Желтый зверь Ка оборачивается.

- Вот и вы – говорит Ка. – Чаю? Ах, да, вы не знаете, что такое чай – ни разу не пили.

- Генерал, в сторону – шепчет Гексокрамон.
Шатун послушно делает шаг. Его спина теперь не загораживает Синему зверю врага – такую знакомую и привычную девушку, которую он видит каждое утро.
- Ты, оказывается, редкое дерьмо – говорит Гексограмон.
Эта мысль, как видно, смертельно его оскорбила.
Его ноздри шевелятся. Он шумно нюхает воздух.

Что-то мокрое и холодное течет по его лбу. Он проводит по лицу ладонью и смотрит на нее. Ладонь испачкана темным и маслянистым.
- Ты ранила меня? – спрашивает он, не отрывая взгляда от ладони. Но потом улыбается и начинает тихо смеяться. Это просто синяя краска.

Ка распахивает полы своего плаща. Сверху обычная замша горчичного цвета. Снизу она окована металом. Под плащом у нее длинный ржавый прут.

- Никогда у меня не было такой одежды – говорит Шатун – приходилось шить самому.
- И у меня – грустно говорит Гексограмон.
Ка тянет руку к пруту, но замирает на полпути.
Ее взгляд встретился со взглядом Синего Зверя и теперь она не может отвести его.
Лицо Ка бледнеет, кровь отхлынула от него.

- Добро пожаловать в мой мир, сука – шепчет Гексограмон. – Теперь мы с тобой один на один.
Я не знаю, выдержит ли твоя голова, но очень хочется, чтобы ты увидела все своими глазами.

- Тсубаса – громко произносит Шатун и трясет ее за плечи.
- Да? – говорит та.
- Не тяни, пожалуйста – говорит Шатун – а то он сейчас сорвется.
Тсубаса кивает. Она стягивает с правой руки перчатку, отбрасывает ее на пол и медленно подходит к Желтому зверю Ка.

- А теперь кричим: Супер-Касание Смерти Тсубасы и очаровательно улыбаемся – Шатун смеется за ее спиной. Будь ее воля, она загнала эти слова ему в глотку.
Но она просто подходит к Ка и кладет ладонь ей на лоб.

- Аминь, - кривляется Шатун.
Тсубаса вздыхает. Легкий ветер проносится по залу. Створки большой двери сдвигаются с места и поднимают облака пыли.
Пару минут назад пол был чист. Теперь он покрыт ровным серым слоем. Кто то разрезал пару мешков цемента, а потом рассыпал его везде, куда смог дотянуться.
Посередине зала – статуя Ка. На каменном лице видна каждая пора кожи. Каменные глаза вот-вот моргнут, а кончик каменного языка вот-вот оближет высохшие каменные губы.

Тсубаса вытирает испачканные руки об штаны.
Гексограмон хрустит костяшками пальцев.
- Я почти достал ее – смеется он своим отрывистым лающим смехом. – еще немного – и мне удалось бы ее сожрать.
- Больной урод – говорит Шатун.
- Ты сегодня болтлив – говорит Гексограмон.
- Сегодня отличный день. – смеется Шатун.
Он идет вдоль комнаты и сметает со столов оборудование. Падают микроскопы и осцилографы, неоновые лампы и мониторы, с треском рвутся провода, ворох бумаги поднимается в воздух.
Пламя охватывает всю комнату.

На потолке загораются красные огни. Пожарные датчики истерично вопят. Сверху должна полить вода, но почему-то именно сейчас в трубах ее нет ни капли.
Огонь лижет груду бумаги. Удушливый дым заполняет все воокруг, у Шатуна слезятся глаза и он отступает.
Гексограмон все смеется, и смеется, и никак не может остановиться.
- Гори все! – кричит он задыхаясь, - гори все огнем!
Тсубаса стоит неподвижно. Дым скрывает ее, горящие листки бумаги дождем падают сверху.

Они уходят праздновать победу на крышу. Лениво пьют черное вино, безвкусные и маслянистые помои в заплесневелых бутылках, и смотрят на закат. Оба солнца скрылись, редкие звезды повскакивали на ультрамариновом небе, а улей все продолжал чадить как большой спящий медведь с подпаленым хвостом.