…Удивляйтесь или нет, но Ванёк не любил теплое пиво. Горькое тоже не любил. А если плесенью пахло — так просто ненавидел, но все равно давился, не выливать же. Странно, но факт.
На этот раз повезло, и Ванёк переложил холодную банку их левой руки в правую, пальцам было неприятно от холодной жести. Слева, на соседней лавочке, была компания веселых и на вид достаточно интеллигентных молодых людей (достаточно — чтобы сидеть с ними по соседству было приятно), занимающихся примерно тем же, что и Ванёк, ну или по крайней мере пиво они тоже пили. Справа, дальше по треснутой асфальтовой дорожке синел пластиком биотуалет, что Ванёк почему-то отметил мимоходом как воодушевляющее обстоятельство.
А прямо перед взглядом был рекламный щит, отмечающий в доступной неискушенному гурману форме достоинства пива Балтика номер 5. Ванёк чуть двинул бровями и глянул на золотую банку в руке. Похоже… Что же. Вот такие мы продвинутые. Хотя причем здесь продвинутые, мы же не клинский понос пьем? Ванёк припал губами к отверстию в крышке. Ну вот, как раз нужная температура. Все-таки не очень удобно из банки, но что поделаешь, в бутылках-то пятерку не продают, а это было ваньковское любимое. То есть одно из.
Ванёк еще раз вчитался в плакат. Когда сидишь один, начинаешь забивать голову чем попало. Вообще думать вредно, да и пиво пить… Тьфу, сегодня пятница, успокоил он себя, сегодня можно. Люди, и чё это выдумывать оправдания, пью вот и все, вон те же интеллигенты пьют. Ванёк глотнул еще. Что там на щите? Пшеничный вкус? Какой-то есть. На этом месте Ванёк вдруг осознал, что надпись на плакате — не более чем надпись. Пшеничный! Никогда не задумывался, какая же на вкус пшеница. Он пил пиво и всё тут, нравилось потому что.
Чувствуя себя на пути к какой-то новой но непонятной пока идее, Ванёк сделал ещё пару глотков.
Вот идет тётка, ну прочитает она про вкус там и про золотое пиво России, но ведь она не сидит вот здесь, на лавочке, и не пьет его.
Ребята слева подняли вопрос о правильном пиве. О пиве можно много говорить, но что толку, если ты сейчас вот не сидишь здесь и не пьёшь его?
А с тем, кто не пил золотое — о чем говорить? Он же вообще ничего не понимает, и ему не объяснишь про характерный хлебный привкус и про запах, и про температуру. Ведь он не сидит и не пьёт его.
Ванёк хотел приложиться к полупустой баночке еще раз, но увидел, что вокруг летает оса, которая и прервала на некоторое время ход его мыслей. Ванёк сосредоточенно следил за полосатым насекомым, и думал, насколько она гармонирует с позолотой желтой банки. Оса, обнюхав продукт, улетела. А ведь мы тут с Настей в прошлом году сидели, вот на этом же месте и пятерку эту же пили, единственное, что ей нравилось из пива. Несуразно с ней как-то все получилось…
Так о чем можно говорить с теми, кто пробовал пятерку? Да, вкус тот же, но ведь кому-то он понравился, кому-то нет. И при чем здесь достоинства пива, с его
пшеничным вкусом, будь он неладен, если не понравилось тебе? Да хоть трижды оно будет пшеничным, четырежды солодовым и живым-живее-всех-живых, но если тебе не понравилась эта гадость, то о чём можно говорить? Если ты сидел здесь и пил, и плевался, и прямо в эту вот урну недопитую выбросил — какими словами я докажу тебе, что его вкус лучше? Назову его божественным? Увы, подумал Ванёк, и слава Великому Пивовару, что никакие возвышенные слова не изменят твоего отношения к пятёрке.
А если… Если оно тебе нравится, то давай помолчим, посидим здесь и просто попьём? К черту, к черту дискуссии, к черту этих нажравшихся студентов слева и сраный толчок справа… Потому что пиво — это когда ты его пьёшь и оно нравится, иначе это не пиво, а так, ослиная моча. Ванёк почти допил свою банку и ощущал себя ужасно мудрым, он чувствовал, что где-то ещё тысячи любителей золотого пива сидят, так же смотрят на золотое заходящее солнце сквозь листву деревьев и радуются золоту молчания. И от того, что они тоже чувствуют его, Ваньку стало невообразимо хорошо.
Он распрощался с пустой банкой и подумал, сможет ли он теперь говорить о пиве?
Ванёк успокоил себя, что сможет, ведь есть моменты, когда он
не пьёт пива… Подумав так, он встал, слегка пошатнувшись, и неспеша побрел в правую сторону.