Психолог
12:34 15-06-2006 АРИСТОКРАТЫ ВЕСЕЛЬЯ
"Вай-вай-вай", - хохотало радио.

Я убавил звук до предела, но оно все равно бубнило и булькало, словно в подушку. Можно было выдрать его из стены вместе с пуповиной, однако мое полуподпольное положение не позволяло демаршей.

В окно постучали; я распахнул его. В комнату просунулся металлический пивной кран.

Первый этаж - ужасное неудобство. Хуже только полуподвал. Я присел на корточки, покорно подставил рот и с отвращением напился. Потом заплясал перед краном вприсядку, ненатурально ухая, так что кран, выждав некоторое время, умиротворенно убрался. Я смахнул с лица остатки фальшивого юмора, лег на живот и принялся рыться в чемодане, хранившемся под кроватью.

В чемодане лежали маленькие бомбы со слезоточивым газом, которые я должен был нынче передать активистам движения, призванного восстановить повальный смех до слез. Бороться с диктатурой предстояло кустарными способами, но пламя возгорается из искры, это я помнил и это меня согревало.

С улицы доносился оглушительный хохот, и мне отчаянно захотелось, чтобы слезы немедленно, прямо сейчас пролились освежающим дождем. Вытряхнуть весь чемодан и зарыдать в унисон под музыку из старой кинокомедии. Сколько себя помню, я всегда был хулиганом и бунтарем. Любая диктатура побуждала меня, во-первых, тайно вредить, а во-вторых, осведомлять ее о других вредителях - чтобы обеспечить тылы.

Сейчас, когда случился переворот, неблагодарные власти, восхождению которых я недавно активно способствовал, подумывали схватить меня и предать трибуналу за сотрудничество с прежними властями.

Перед выходом на улицу полагалось позабавнее приодеться. Я нацепил красный плюшевый нос картошкой, на резиночке, и расстегнул брюки. Пиджак висел на стуле, уже заранее испачканный мелом со спины. Одеваясь, я рассеянно слушал летевшую со двора песню дворника, который по своему обыкновению, при всех властях, сидел на лавочке и тискал гармонь.

Дворник басом выводил дурацкую и невразумительную песню.

- Лай-лай-лай-лай-лай, - ревел он, перекрывая хохот обычного дня, ибо уже хохотала и взрыкивала вся улица.

Я сделал несколько приседаний: нашим гражданам вменялось в обязанность периодически переходить на забавный гусиный шаг. Включил телевизор. На экране появилась глупая пухлая морда, которая вытаращила глаза, надула щеки, издала непристойный звук и сама же задохнулась от смеха. Невидимый зал - а может быть, клакеры - взревел и разразился аплодисментами. Я сделал звук погромче, потому что предполагал бряцать оружием - перекладывать слезоточивые бомбы, чтобы вышло компактнее. Медлить было нельзя, покуда новая власть не вошла в полную силу. Скорее, скорее к товарищам! Потом я намеревался на этих товарищей донести.

Эта возня не была мне в диковину, на моей памяти состоялось много переворотов. Самый последний устроила экстремистская партия "Слезы Отечества". Ее представители, прикрываясь масками от веселящего газа, прогнали юмористического диктатора и объявили о смене государственного строя.

Поначалу народ еще веселился по привычке, оставшейся от старых угнетателей, а потом подчинился новым и немного поплакал.

Методы, которыми пользовались обе партии, мало чем отличались друг от друга, потому что надо же как-то управлять страной, и принципов эффективного руководства никто не отменял. Так что юмор, не мешая слезам, вернулся буквально через неделю, и всех понудили веселиться на старый лад, но с обновленным пониманием момента.

Мне, человеку флегматичному и не склонному ни к юмору, ни к рыданиям, было не привыкать служить и нашим, и вашим.

И я преспокойно утрамбовывал мои бомбы в чемодан, когда дверь выломали и в квартиру ворвались нарядные клоуны с револьверами. На заднем плане маячил посмеивающийся в передовые рабочие усы дворник, так и не выпустивший гармошку из рук.

Окружив меня, застывшего на корточках при чемодане, клоуны дружно рассмеялись, а из глаз у них брызнули игрушечные слезы. Я подобострастно хихикнул, тщетно пытаясь заслонить от клоунов содержимое чемодана.

Незваные гости, повинуясь мерзкой традиции, заведенной в их поганой тайной канцелярии, пощекотали меня револьверными стволами. Мне пришлось ежиться и глупо смеяться добропорядочным смехом.

Рожа на экране испустила очередной юмористический звук, к которому сразу добавилось музыкальное кваканье на фоне заливистых балалаечных трелей. Внизу побежали титры для глухонемых: "играет юмористическая музыка". Кивнув на экран и старательно улыбаясь, я пригласил клоунов разделить мой восторг. Они ответили формальными смешками, подхватили меня под мышки и понесли на выход, как самовар, а дворник переваливался сзади и нес чемодан с бомбами.

По пути к машине клоуны всячески веселились, отрабатывая жалованье и отмачивая стандартные шуточки: хрюкали, кудахтали, икали, пускали ветры и роняли меня, норовя побольнее стукнуть. Юмор у них был невысокого полета, типичный для городовых и прочих жандармов низового звена; в машине, однако, на переднем сиденье меня поджидал полицейский чином повыше. Когда меня затолкали в салон и стиснули там с обоих боков, этот субъект повернулся ко мне, осклабился и рассказал довольно смешной анекдот.

"Капитан, а то и майор, - пронеслось у меня в голове. - Но еще не полковник..."

Я оказался прав.

Полковник ожидал меня в полицейском управлении, исправно переходившем из рук ревунов и плакс в руки весельчаков и забавников, туда и обратно.

Это был тот самый юмористический служака, перед которым я отчитывался в провокациях, устроенных на погибель боевикам партии "Слезы Отечества". Тогда полковник еще был видным функционером правящей клики "Хохот Отчизны".

Полковник изогнул бровь, как будто пытаясь меня припомнить. Я благоразумно помалкивал, понимая, что ситуация деликатная.

Он учтиво протянул мне портсигар. Я вынул папироску, клоун поднес огонь, и табачная начинка с веселым хлопком взорвалась. От моих бровей потянуло паленым.

Присутствующие дружно рассмеялись.

Полковник сделал серьезное лицо, распахнул толстую и засаленную записную книжку, прочел отрывок из Ларошфуко. Этим он обозначил свой уровень в возобновившейся юмористической иерархии, где клоуны со звуками копошились у подножия пирамиды и качество юмора повышалось с каждой последующей ступенью.

Я тонко и вежливо улыбнулся.

- С вами, господин фрондер, желает поговорить наш лидер, начальник канцелярии, - изрек полковник. - Он хорошо наслышан о ваших подвигах и собирается познакомиться лично.

- Это очень приятно, - ответил я, натужно хихикая. - Но почему такая честь, зачем под конвоем?

- Я напомню вам один юмористический случай для аналогии, - доброжелательно оскалился полковник. - Вы никогда не слышали о мастерах, которые построили храм и которых потом ослепили?

Холод сковал мне спину, и мне стоило больших трудов сохранить на лице радостное выражение.

Полковник простился со мной небрежным взмахом руки, после чего меня вознесли на последний этаж правительственного здания, совмещавшего в себе резиденцию главы государства и следственное управление. В просторном дубовом кабинете меня с откровенным удовлетворением во всем облике встретил правитель, генерал от слез.

- Вот вы какой, - молвил он после томительной паузы. - Мы наслышаны о ваших заслугах.

Лицо у генерала было крайнее серьезное, без тени улыбки. Скажу больше - оно было мрачное и ужасное, с волчьей тоской в глазах.

"Настоящий лидер партии плача", - подумал я. А вслух сказал комплимент:

- Приятно видеть государственного человека, который не улыбается в атмосфере всеобщего и нездорового веселья.

- Это потому что юмор у нас очень тонкий, - отозвался генерал. - Чем выше, тем тоньше. Внизу, знаете ли, покатываются со смеху плебеи, а наверху скучает изысканная аристократия. Да, я вполне удовлетворен, - подтвердил он мои впечатления, смерив меня с головы до ног внимательным взглядом. - Я рад, что успел на вас, двурушника, посмотреть. Вы слишком, слишком талантливы, - генерал покачал головой. - И вы заслужили право познакомиться с настоящими аристократами веселья, по сравнению с которыми я - так, мелкая сошка, полукровка...

Он кивнул кому-то, и я услышал, как за моей спиной медленно распахнулись двери. Послышался тяжелый топот, и аристократы веселья вошли.

Мне не хватило юмора обернуться.


(c) Алексей Смирнов
материал прислан Mikki Okkolo