34 часа до аварии. Женщина без рук.

Я умею управлять гравитационными полями. Не должна была, но что-то видно перемкнуло в мой голове, когда надо мной ставили опыты.
Раньше я была экстрасенсом и работала в аналитическом отделе. Мое занятие - чертить на бумагах графики и предсказывать события. Хотя и без всяких графиков понятно, что люди давно проиграли войну, и что ничего хорошего нам не светит.



Еще я - элемент питания. Была элементом питания, конечно, главной движущей силой ПДЗ - пост-дисперсинонной защиты. Поле держится пять секунд от основных цепей, а со мной оно выдержало почти полторы минуты - по последним тестам. Когда они наконец догадались разорвать контакты и сняли меня со стенда, у меня уже вовсю шла носом кровь. После реанимации мне сказали, что еще немного - и я бы умерла.

Полторы минуты - это очень мало. Но полторы минут хватит, если с центра попробуют нанести Д-удар, поле накроет город и треть населения останется в живых. Может, даже половина.
Приятно чувствоать себя спасительницей других.

Утром я подхожу к зеркалу и разглаживаю морщины под глазами. Сколько мне лет? Со стороны можно дать тридцать, а можно и сорок. По ту сторону зеркала стоит женщина с невыразительным лицом, дети осторожно называют таких "тётями", если не "бабушками".
Эта женщина проспит за столом всю ночь, уронив голову в в ворох отчетов. Утром она будет долго тереть глаза кулаками, зевать и пить чай. Потом спустится, пройдет через улицу до магазина и купит себе булочки с корицей. Её не будет на рабочем месте ровно двадцать пять минут - охранник отпросился отмечать день рождения, застекленные двери остались без присмотра.

Через главный вход войдут две высоких фигуры в белых фарфоровых масках. Улица пуста, никто не заметит их появления. Они бесшумно появятся в холле и вскоре так же незаметно его покинут.
А женщина с глубокими морщинами под глазами вскоре выронит пакет с булочками. Она будет стоять на кафельном полу, не двигаясь, не издавая ни звука, а красные струи будут медленно течь к ее ногам и собираться в лужи.

Она богиня, которой только что принесли кровавую жертву.

За девяносто шесть часов до этого в здание ввозят контейнер. Внутри - черный бархат, в который завернуты две стеклянных ампулы. В ампулах воздух. Самый обычный воздух, отчего-то невероятно холодный. Он такой холодный, что контейнер успел покрыться тонким слоем изморози.
Говорят, когда пришельцы приносят своих пленников Матери, та просто шепчет им на ухо пару слов.
Люди меняются навсегда, в их глазах с тех пор начинает гореть синее пламя, а сами они забывают свое прошлое - но в начале пленников тщательно изучают. Пришельцы боятся людей со странностями - с хорошей интуицией, или хорошим везением - вроде тех, уто угадывают числа на плотных кусочках картона, или вдруг выигрывают приз в лотерее.
Никто не знает, почему, но таких убивают на месте.

Я войду в пустую комтану. Часы покажут два-пятнадцать. В два-двадцать откроется дверь и холодный воздух ворвется в помещение. В два-двадцать один начнут синеть руки, в сосудах закипел азот. В два тридцать я уже лежу под капельницей, накрытая покрывалом, а на месте рук - провалы.
Я так привыкла к своим рукам, что почти чувствую их движения. Я по привычке пытаюсь почесать переносицу. Но там, где должны быть руки - в общем, вы понимаете. Ткань собралась в этом месте в складки и лежит неподвижно.

Я пролежу в реанимации два дня. Мне повезло. Меня в который раз спасли - так мне будет говорить медперсонал, но в их скорбных, участливых лицах я буду читать совсем другое.
Я - великий эксперимент, который был неудачным, я надежда, которая провалилась.

Через пятнадцать часов мне подключат протезы. Они довольно удобны и с третьей попытки у меня получается выпить воду из стакана. Два предыдущих лопнули, когда я слишком сильно сжала ладонь.

Уборщица смотрит на меня и отводит взгляд. Сослуживцы молчат, уткнувшись в отчеты. Наш отдел уже не будет таким же как раньше, мы превратились в маленькую семью, которую обьединяет постыдная и неприятная тайна.

Технический директор появится вечером.
Он самый странный среди нас. Никто не знает, где его выкопало руководство, но этот патлатый рыжий человек закрутил на нашей базе каждый винтик. ПДЗ защита - дело его рук.
Он вкатится в комнату на своей инвалидной коляске, неловко вращая два больших колеса. У него перебит позвоночник. Он носит очки с толстыми тяжелыми стеклами в большой оправе и похож на студента-зубрилу.
Он разговаривает тихим хриплым голосом, который почти невозожно разобрать - приходится то и дело переспрашивать, что он сказал.
Его взгляд расфокусирован, беседуя с кем-то, он обычно смотрит в пустоту невидящим взглядом.
В этот раз его глаза приобрели оживленное выражение, он улыбается и подмигивает мне.

- О, я планирую сбежать сегодня до обеда. - заявит он.
- Очень рада, - отвечаю я ему. Я занята тем, что пытаюсь поднять со стола доклад. Железные пальцы все время промахиваются и хватают пустой воздух. Я думаю, вы уже поняли, очень тяжело работать с протезами.
- Предлагаю заскочить в кафе. Или ресторан. Чем быстрее, тем лучше - скажет директор.
- Это что, попытка ухаживать? - спрашиваю я. Пальцы протеза наконец хватают отчет и рвут тонкую бумагу.
- О, это романтика. Это возвышеные платонические чувства - смеется начальник, - и мне очень жаль, что они останутся бесплодными.

Меня раздражает его манера разговора. Он напоминает лентяя и хама, который начитался книг и пытается разговаривать красиво, но глупость и пафос в его словах хорошо заметны.
- Я планирую работать весь день.
- О, это очень грустно. - Улыбка начальника становится все шире и шире. Она уже напоминает оскал. - Главное в нашем деле - не перетрудиться.

Он уходит и я вскоре выхожу вслед за ним - устроить себе обеденный перерыв. Протезы висят вдоль моего тела как плети и безвольно покачиваются при ходьбе.
Через двадцать пять минут я вернусь в безлюдное здание. Я вернусь в пустое помещение, заваленое трупами, пакет с булочками выпадет у меня из рук и откатится к стенке.

Мы проиграли войну меньше, чем за четверть часа.