18:50 06-08-2006 история из рассылки
я хочу, чтобы она у меня сохранилась.
История из рассылки Гоблина.
Под катом про фотографии, книжки, любовь, войну и память. Рекомендую все же заглянуть.
Георгий Розов
Как снимать. Искусство фотографии.
Сам автор, понятно, советский интеллигент – в тексте масса упоминаний о том, как советская власть не разрешала ему давить на кнопки фотоаппарата в полную силу. Местами читать просто неприятно. Но в то же время есть и по-человечески очень хорошее. И оно, на мой взгляд, значительно важнее и ярче. Например, про фотографию «Любовь» (фото в сети не нашёл):
Не знаю, имеет ли фотограф моральное право снимать людей в моменты, когда впору стыдливо отвернуться. Я это сделал. В 1975г. я снял плачущую женщину в Бресте на праздновании тридцатилетия победы над Германией, куда съехались приглашённые музеем ветераны.
Накануне праздника вечером мемориал был пуст. Я издалека увидел фигурку одинокой женщины с букетиком цветов в бутылке из-под молока. Она нетвёрдой походкой шла вдоль выбитых на граните фамилий. Мне показалось, что она вот-вот упадёт. Когда я подбежал к ней, она уже стояла на коленях и горько рыдала.
Было неловко поднимать аппарат, пришлось сделать над собой некоторое усилие. Я решил, что срежиссированная фотография – не документ. Но с другой стороны, кто дал фотографу право вторгаться в чужую личную жизнь? Так или иначе, но я снял вдову рядового Рябова. Через несколько минут после съёмки она рассказала мне свою историю.
Молоденькой девушкой влюбилась она в односельчанина. Забеременела, а суженого взяли в армию. Рожать хотела непременно рядом с мужем, и потому, вопреки уговорам родных, уехала в далёкий Брест, где в крепости служил её муж. Родила в военном госпитале за несколько дней до начала немецкого наступления. 22 июня 1941 года Ваня прибегал к ней в самоволку на сына посмотреть. А через два часа немцы уже взяли Госпитальный остров. Разъярённые солдаты расстреливали всех мужчин. Для них все пограничники были гэбэшниками и коммунистами. На её глазах немецкий офицер застрелил крошку сына.
Она не помнила, как оказалась в подземелье, где прятались чудом уцелевшие больные, которые спустя несколько дней решились ночью переплыть через канал и пойти вдогонку за нашими отступающими войсками. Месяца через два она стала медсестрой и провоевала до победы.
В конце войны стало известно, что Вани в живых нет. Она вышла замуж за однополчанина, родила троих сыновей, но первую свою любовь так и не забыла. Накануне Дня Победы муж отпустил её в Брест – выплакаться.
Сегодня, спустя почти три десятка лет, я не жалею о том, что нажал на спуск своего «Салюта».
и еще - стихи у Тикки Шельен.
http://tikkey.livejournal.com/18168...544377#t5544377
круто...
История из рассылки Гоблина.
Под катом про фотографии, книжки, любовь, войну и память. Рекомендую все же заглянуть.
Георгий Розов
Как снимать. Искусство фотографии.
Сам автор, понятно, советский интеллигент – в тексте масса упоминаний о том, как советская власть не разрешала ему давить на кнопки фотоаппарата в полную силу. Местами читать просто неприятно. Но в то же время есть и по-человечески очень хорошее. И оно, на мой взгляд, значительно важнее и ярче. Например, про фотографию «Любовь» (фото в сети не нашёл):
Не знаю, имеет ли фотограф моральное право снимать людей в моменты, когда впору стыдливо отвернуться. Я это сделал. В 1975г. я снял плачущую женщину в Бресте на праздновании тридцатилетия победы над Германией, куда съехались приглашённые музеем ветераны.
Накануне праздника вечером мемориал был пуст. Я издалека увидел фигурку одинокой женщины с букетиком цветов в бутылке из-под молока. Она нетвёрдой походкой шла вдоль выбитых на граните фамилий. Мне показалось, что она вот-вот упадёт. Когда я подбежал к ней, она уже стояла на коленях и горько рыдала.
Было неловко поднимать аппарат, пришлось сделать над собой некоторое усилие. Я решил, что срежиссированная фотография – не документ. Но с другой стороны, кто дал фотографу право вторгаться в чужую личную жизнь? Так или иначе, но я снял вдову рядового Рябова. Через несколько минут после съёмки она рассказала мне свою историю.
Молоденькой девушкой влюбилась она в односельчанина. Забеременела, а суженого взяли в армию. Рожать хотела непременно рядом с мужем, и потому, вопреки уговорам родных, уехала в далёкий Брест, где в крепости служил её муж. Родила в военном госпитале за несколько дней до начала немецкого наступления. 22 июня 1941 года Ваня прибегал к ней в самоволку на сына посмотреть. А через два часа немцы уже взяли Госпитальный остров. Разъярённые солдаты расстреливали всех мужчин. Для них все пограничники были гэбэшниками и коммунистами. На её глазах немецкий офицер застрелил крошку сына.
Она не помнила, как оказалась в подземелье, где прятались чудом уцелевшие больные, которые спустя несколько дней решились ночью переплыть через канал и пойти вдогонку за нашими отступающими войсками. Месяца через два она стала медсестрой и провоевала до победы.
В конце войны стало известно, что Вани в живых нет. Она вышла замуж за однополчанина, родила троих сыновей, но первую свою любовь так и не забыла. Накануне Дня Победы муж отпустил её в Брест – выплакаться.
Сегодня, спустя почти три десятка лет, я не жалею о том, что нажал на спуск своего «Салюта».
и еще - стихи у Тикки Шельен.
http://tikkey.livejournal.com/18168...544377#t5544377
круто...
Комментарии:
20:25 06-08-2006
спасибо за пост. Вот это и есть - настоящее.
20:50 06-08-2006
Keti мурк
решила что это должно быть.
решила что это должно быть.
12:40 07-08-2006
Взял бы этого фотографа и башкой о постамент.
13:18 07-08-2006
Frederick Taer нет.
все-таки он был прав.
все-таки он был прав.
13:41 07-08-2006
Tammi
Сфотографирую тебя при случае.
Сфотографирую тебя при случае.
14:05 07-08-2006
Frederick Taer попробуй 
09:39 13-08-2006
С одной стороны, это исторический документ. Более того, созерцание его пробуждает в людях добрые и правильные чувства.
С другой стороны, это неэтично -- фотографировать чужое горе. Снимать -- тоже. Сколько возмущались люди тем, что убитым горем родителям в Беслане совали микрофоны? Это, в общем-то, то же самое.
Да, съемки таких вещей говорят громче и четче, чем многие километры слов. Да, самый яркий образ торнадо в Индонезии для меня -- фотография едва не помешанного от горя отца, несущего труп маленького сына на руках.
Но я считаю, что это неправильно.
Я бы не подняла камеру и не указала бы оператору.
Меня так учили: это -- нехорошо.
В минуту горя человек имеет право быть наедине с собой.
Поэтому если бы кто нарисовал это -- вот, помню, была картина, я ее видела в Вашингтоне -- около стены Вьетнама (там на таком же отполированном камне высечены имена погибших) стоит мать, касаясь имени, а отражением в стене, призраком из камня -- ее руки касается умирающий в бою сын.
Если бы кто нарисовал -- это было бы нормально.
Но снимать... не знаю. Как-то противится это моему чувству такта. Хотя какое оно, казалось бы, у журналиста...
С другой стороны, это неэтично -- фотографировать чужое горе. Снимать -- тоже. Сколько возмущались люди тем, что убитым горем родителям в Беслане совали микрофоны? Это, в общем-то, то же самое.
Да, съемки таких вещей говорят громче и четче, чем многие километры слов. Да, самый яркий образ торнадо в Индонезии для меня -- фотография едва не помешанного от горя отца, несущего труп маленького сына на руках.
Но я считаю, что это неправильно.
Я бы не подняла камеру и не указала бы оператору.
Меня так учили: это -- нехорошо.
В минуту горя человек имеет право быть наедине с собой.
Поэтому если бы кто нарисовал это -- вот, помню, была картина, я ее видела в Вашингтоне -- около стены Вьетнама (там на таком же отполированном камне высечены имена погибших) стоит мать, касаясь имени, а отражением в стене, призраком из камня -- ее руки касается умирающий в бою сын.
Если бы кто нарисовал -- это было бы нормально.
Но снимать... не знаю. Как-то противится это моему чувству такта. Хотя какое оно, казалось бы, у журналиста...