Кто с нами !? (максимум 4 машины 18 человек)

Арабские заветные сказы Хасана аль Насрала
Дата: 19 августа 2006
Начало: 21:00
Автор: Зарница
Тип игры: линейная
Радиус игры: Тольятти
Описание:
Рассказывают, что в стародавние времена в городе Багдаде жил купец по имени Хасан аль Насрал- жил по Корану да рифмовал строчки в силу возможностей . Он унаследовал от отца торговлю кунжутом и перламутром. Взяв дело в свои руки, сей достойный муж навел порядок в отцовской лавке и преумножил семейные богатства, да столь быстро, что соседи стали поговаривать, будто в саду Хасана зарыта волшебная статуя- обиталище воинствующей джинни, от которой, как известно, много бывает пользы в купеческом хозяйстве, но вреда для души правоверного все же несравнимо больше. Хасан аль Насрал знал об этих слухах, но не гневался: пусть себе болтают, что хотят. "Мне бы только, - думал он, - у главного визиря грамоту проездную для каравана раздобыть на путь короткий за запретными кольцами, что бы в пустынь американскую караваны не водить, да придумать рифму к слову авокадо. Клоунада, туповато, эльдорадо. Грустновато, - подытожил Хасан».

Такой уж он был достойный человек, этот Хасан аль Насрал- любил свою лавку, базары, океаны и пустыни, в которых происходят чудеса, нерукотворные монументы и миражи там же. Вел жизнь праведную и невинную, ибо некогда ему было ерундой заниматься. Оно ведь как: засядешь с утра кунжутные зерна, да перламутровые пуговицы пересчитывать, намаз сотворить не успеешь, а тут уж ночь на дворе, в алям-аль-митталь пора. Ну, то есть, как говорят в таких случаях неверные, баиньки. А в царстве сновидений жил молодой аль Хасан заветной жизнью. Как у Шехиризады в сказках о тысячи и одной ночи ему всегда улыбались самые цветущие юноши, и самые грациозные обезьяны кидали в него плоды, суля любовные утехи. Наяву его юноши и обезьяны, надо сказать, не слишком интересовали, а вот во сне - совсем иной кашемир.

Однажды ночью, когда светила полная луна, Хасан аль Насрал уснул как обычно в собственной лавке, на груде шелка и перца, дабы незамедлительно очутиться по ту сторону человеческих дел и слов. Но на сей раз в мире его грез царила печаль. Юноши проливали слезы, обезьяны же прятались в висячих садах и угрюмо поглощали плоды изюмного дерева, украденные у больных детей. Только одна обезьяна переросток, как мираж появлялась над барханами, да стражи мерещились на дороге в Багдада. Аль Насрал в растерянности скитался по утратившим былой блеск сновидениям, не в силах уяснить, что случилось. Наконец перед ним явились Маруф аль Залейка, сладчайший из юношей, и Зада, сладчайшая из обезьян. Оба обливались слезами, а обезьяна при этом еще и визжала, сообразно своей звериной природе. Не останавливая поток слез, Маруф аль Залейка пришил к вороту Хасана перламутровую пуговицу, а обезьяна Зада дала ему ягод местного произрастания. "Когда печаль твоя станет безмерной, застегни эту пуговицу, но не следует делать это прежде времени", - напутствовал возлюбленного своего сновидца Маруф аль Залейка. Зада же говорить не умела, поэтому зачем нужны плоды, так и не выяснилось. "Скажите мне, о возлюбленные мои существа, почему вы так печальны?" - вопрошал Хасан, но не получил ответа. Слова его, как это часто бывает в сновидениях, превратились в хрустальные финики и укатились в фонтан из драгоценной сосновой древесины с кристальной водой, который тоже зачем-то приснился Хасану - хотя, казалось бы, и без него проблем хватало.

Проснувшись в лавке, среди россыпей жемчуга и бастурмы, Хасан аль Насрал, обнаружил, что держит в руках спелые ягоды. Уразумев, что принес эти плоды из своего сновидения, купец, будучи мужем расчетливым и, как сказали бы неверные, прижимистым, возрадовался выгоде и незамедлительно съел, напился воды двух колодцев и потом принялся пересчитывать кунжутные зерна.

И все было хорошо у этого праведного и трудолюбивого мужа, пока не пришла ночь. Ибо когда солнце скрылось за горизонтом, Хасан аль Насрал обнаружил, что не может уснуть. Поначалу он даже возрадовался, ибо вообразил, сколько кунжутных зерен сможет пересчитать за ночь, если не придется тратить время на отдых. Но сон не пришел к нему и на следующий день, и три, и десять, и 11, и 26, и сорок, и 50 дней спустя. Тогда Хасан аль Насрал понял, что не уснет никогда и опечалился, вспомнив возлюбленных юношу и обезьяну.

Он все еще находил в себе силы сидеть в лавке и вести торговлю, но больше не считал кунжутные зерна, словно бы прежние труды утратили свою сладостную сердцевину. По ночам Хасан аль Насрал скитался по городу по русско-столичному тракту, смущая ночных сторожей слезными воплями: "Где ты, о возлюбленный мой Маруф аль Залейка, где ты, о возлюбленная моя Зада?!" В такой нервозной обстановке сторожам было чрезвычайно трудно утверждать, будто в Багдаде все спокойно, но они старались, как могли. Хасан аль Насрал не испытывал усталости, но худел, бледнел и чах на глазах от тоски и любви к существам, которые, как утверждал ручной соседский дервиш, были всего лишь плодами его собственного воображения. Он утратил радость бытия и даже веру в Аллаха (хвала Ему во всяком положении), ибо рассудил, что благоразумное божество не стало бы насылать бессонницу на праведника, как бессовестный шайтан. Спрашивали советов у бедуинов в песках, но они твердили только о лестнице таившей тайну на ступенях. Знахари- набивали карманы хозяйским имбирем, да шафраном, никакого толку от их визитов не было. Даже ручной соседский дервиш лечить Хасана аль Насралу отказался. Пробормотал что-то невразумительное и залез на стальных колоссов в пустыне ,ну да что с них, дервишей, возьмешь...

Купец наш совсем уж изготовился помирать от лютой любовной тоски, бессонницы и наступившего в его жизни безбожия. Но, составляя в предсмертной агонии, опись имущества, нашел в самом дальнем углу, среди тюков с заморской чурчхелой, старую одежду - ту самую, в которой видел свой самый последний сон. И возрадовался Хасан аль Насрал, и надел эту одежду, и застегнул перламутровую пуговицу на вороте, и тут же погрузился в глубокий сон. Приснилось ему, что бродит он по мерцающим улицам алям-аль-митталя и видит, как веселятся и пируют юноши, а резвые обезьяны игриво бросают с крыш переспелые фрукты - все как в прежние времена. И возликовал Хасан аль Насрал, и призвал к себе сладчайших Маруфа аль Залейку и обезьяну Заду, и возлег с ними на ложе, а после спросил: "Зачем, о возлюбленные мои существа, вы вложили мне в руки ягоды с соседнего поселения, убивающие сон? Неужели хотели, чтобы в разлуке с вами я осознал, сколь иллюзорен и бесполезен мир, который мы полагаем реальностью? Или же полагали, будто в одиночестве я познаю силу истинной любви, и все вещи, которыми я дорожил прежде, утратят для меня ценность? Или же вы решили, что пресытившись бодрствованием, я пожелаю остаться с вами, в царстве сновидений, уяснив, что дневные и ночные заботы - суть одно и то же, и следует выбирать то, что слаще? Что ж, о мои возлюбленые учителя, вы преуспели в своих начинаниях!"

ВНИМАНИЕ ОКОНЧАНИЕ ИСТОРИИ!!!

"Да ничего такого мы не хотели, - сладко зевнул Маруф аль Залейка. - Просто Зада дура, вот и дала тебе негодых волшебных ягод, от которого ты захворал бессонницей. Да ты и сам виноват: вольно же тебе было глядеть такой дурацкий сон, в котором глупая обезьяна потчевала тебя отравой, а я не мог предупредить об опасности, только и сумел, что пуговицу какую-то дурацкую к вороту твоему пришить. Тут и говорить не о чем: твой сон, сам и виноват!" И услышав такие речи, Хасан аль Насрал уяснил, что нет смысла в событиях человеческой жизни, и захохотал, и проснулся от собственного смеха, и продолжал хохотать, пока наводил порядок в лавке, и даже пока шел в мечеть, хохотал. Потом, как рассказывают, он отправился в Мекку, а на обратном пути присоединился к компании каких-то пляшущих дервишей, да и был таков.



Принадлежности: тюрбан,восточный халат, устройство для пересчета кунжутных зерен



http://www.zarnitsa.org