Место, куда привела нас странная дорога, оказалось обширной круглой плешью в лесу, подобной по форме и размерам той гари, что мне уже пришлось миновать. Однако, пожаров здесь явно не было уже очень давно, даже более того – местность производила впечатление странной ухоженности, как будто некий архитектор, следуя неведомому плану, насыпал и разровнял серый песок, посадил и подстриг там и сям растущие пучки выгоревшей травы. Для полной завершенности феерическому ландшафту не хватало, пожалуй, лишь тщательно прочерченных бороздками на песке иллюзорных волн – как в японском саду камней. В самом центре окруженного лесом круга виднелось бетонное сооружение – по-видимому, вентиляционный воздухозаборник бомбоубежища. Что ж, вполне вероятно, если учесть, что еще каких-нибудь двадцать лет назад здесь функционировала военная база.
- В прошлый раз я видела эту штуку, но не подходила к ней.
- Пойдем, посмотрим сейчас?
- Угу, мне не страшно… правда не страшно, - Ира улыбнулась, очаровательно наклонив голову набок и обдав меня звездным взглядом своих удивительных глаз, - Да, сейчас мне совсем не страшно.
- Сейчас пойдем, я только сделаю фотографию.
Я достал фотоаппарат. Затвор щелкнул, и на серебристом корпусе загорелся красный светодиод, свидетельствуя о том, что память забита под завязку. Разочарованно вздохнув, я отправил камеру на отдых снова на заднее сидение. Потом повернулся, еще раз встретился взглядом с Ирой и неторопливо зашагал вперед, оставляя на песке глубокие следы. Дойдя до бетонной будочки и убедившись в отсутствии всякого страха, даже волнения, махнул рукой. Ира помахала в ответ и пошла ко мне. Пока она шла, я имел возможность вдоволь налюбоваться ее легкой походкой и плавно покачивающимися бедрами. Видимо, она заметила мой замерший от восхищения взгляд, поэтому, подойдя уже совсем близко, отвела глаза в сторону.
- Смотри-ка, там вроде есть вход! – Ира тронула меня за плечо, - Надо пойти посмотреть.
Мы обошли будочку. С другой стороны ее, не просматривавшейся с дороги, действительно находилась пустая дверная коробка, от которой уходила крутая лестница. Внизу, уже на уровне двух-трех метров от земли, была видна площадка.
- Ну что, спустимся вниз? – весело спросила Ира. Ее глаза сверкали любопытством маленькой девочки.
- Я не рискнул бы лезть под землю именно сейчас. Уже дело к закату, да и фонарь у меня всего один, в машине лежит.
- Нет, я и сама не полезла бы глубоко. Только на ту площадку, давай спустимся? Она солнцем достаточно освещена. Посмотрим – и наверх. Пожалуйста.
В ответ на такую просьбу, я лишь слегка улыбнулся и наступил на первую ступеньку. Ира последовала за мной. Подземелье встретило нас прохладой и запахом сырости. Площадка, на которую мы спустились, имела не больше двух метров в поперечнике, а окружающие ее бетонные стены были явно продолжением стен будки наверху. А влево, под прямым углом ко входной лестнице, уже в темноту, в абсолютный сумрак, уходила другая – узкая, очень крутая лестница. Пока Ира стояла рядом и неторопливо осматривалась по сторонам, я наклонился и начал внимательно изучать начало нового подземного хода.
А изучать было что! Ступени этой лестницы были явно очень старые, стертые и замшелые. Стены узкого тоннеля выложены позеленевшим от времени кирпичом клиновидной формы, очень старым, может быть, 18 века, а может, и еще старше.
- Ира, подойди сюда, здесь что-то очень интересное! – сдвинув влажный мох, я открыл высеченный на одном из кирпичей символ, изображающий человекоподобное существо в устрашающей зубастой маске, размахивающее каким-то предметом, с виду напоминавшим подкову на длинной ручке. Ира подошла ко мне, присела на корточки.
- Да, странный символ. Кто его мог вырезать? И главное – зачем ставить эту будку над древним ходом?
- Не знаю, Ира, не знаю. Думаю, надо будет сюда вернуться. А перед этим – сообщить в археологическую академию, пусть решают, достойно ли это внимания.
- Да уж… Ой, а что это за звук?
- Где? Какой? Я ничего не слышу.
Недоумевая, я машинально положил руку на найденный символ, и тут же почувствовал, как камень ощутимо вибрирует под пальцами. Еще секунда – и даже не ушами – мозгом – уловил звук. Низкий, беспредельно мощный дрожащий гул, поднимающийся из глубин старого подземного хода. Мгновенно стало не по себе, даже перед глазами поплыли серые пятна. Вибрация под пальцами не утихала, имея явно точный темп – пять-шесть, может восемь ударов в секунду. Пересилив себя, я прижал к камню всю ладонь сразу, отчего у меня потемнело в глазах. Я тряхнул головой, и… все понял. Вскочив на ноги, посмотрел на Иру. Ее глаза были наполнены паническим ужасом, руки дрожали, побелевшими губами она могла лишь тихо прошептать:
- Ради бога, что это такое?! Мне страшно, очень страшно! Помоги мне!…
- Это инфразвук! Надо уходить отсюда, быстро!
Я буквально вытолкнул Иру из подземелья, и сам пулей выскочил следом. С инфразвуком, этим ужасным оружием природы, впервые столкнулись спелеологи – исследователи пещер. Там, под землей, порождаемые льющейся водой сверхнизкочастотные шумы почти мгновенно сводили с ума целые экспедиции. Слышимый шум воды вместе с этими неслышимыми ритмическими сигналами воспринимался мозгом разумного существа как мрачные стоны самой первозданной бездны. Он вызывал панический животный страх, от которого не существовало противоядия, и нельзя было найти укрытия.
Мы опрометью кинулись к машине. Открывая дверь, Ира на секунду застыла, обернувшись в сторону одинокой бетонной будки.
- Не смотри туда! Закрывай дверь, скорее! – крикнул я, прыгая за руль. Мощный инфразвуковой удар, распространяясь на открытом воздухе, может влиять на глаза, вызывая ужасную боль и галлюцинации, и снова – риск сумасшествия. Заведя двигатель, я сразу дал полный газ. Развернутые передние колеса выбросили султаны песка. Мы понеслись назад по уже знакомой дороге. Затормозил я, лишь проехав весь военный городок, до самой стены леса с другой стороны. Ира сидела, закрыв глаза и сжавшись в комок на пассажирском сидении.
- Ира, как ты? С тобой все в порядке?
- Да, все хорошо. Я уже успокоилась, спасибо.
- Не благодари, у меня и самого сердце ушло в пятки. Против этой напасти люди бессильны. Что ж, теперь мы хотя бы знаем, отчего сошла с ума твоя бабушка и все остальные.
- Да, но почему все сошли с ума одинаково? – отозвалась Ира, глядя на меня уже совсем спокойными, но очень усталыми глазами. Не надо больше ничего выяснять сейчас… И, если ты не против, нам пора ехать, уже восемь часов, автобус уйдет…
- Да?… Ой, прости, я совсем забыл. Сейчас поедем, только передохнем немного. Устройся поудобнее, ехать больше часа.
Дорога до самой трассы прошла почти без разговоров. Только уже на щебенке Ира обмолвилась несколькими словами о странных тоннелях в лесу.
- Бабушка мне говорила только, что по этим трубам в лесу нельзя ходить. Вроде, если зайти внутрь, назад уже не вернешься.
Многообещающий был рассказ, нечего сказать. Особенно вкупе с тем монстром, который привиделся мне по пути сюда. А уже темнеет, да и после таких событий можно было поверить во всякое…
На орехово-зуевскую автостанцию мы приехали в половине десятого вечера. Как и следовало ожидать, последний автобус до Москвы уже ушел. Поразмыслив, я предложил Ире переночевать у меня на даче, благо до нее можно было доехать за полчаса. И самое главное – не везти же мне девушку ночью обратно в тот непонятный военгородок с его странными жителями и жутким местом неподалеку.
После минутного замешательства, Ира согласилась на ночевку. По ее помрачневшему лицу было видно, что своим предложением я не оставил ей выбора. Это ощущение тяготило меня столь сильно, что я решил заговорить напрямую и прояснить ситуацию. Ира, кажется, отнеслась к моим словам хорошо, и впервые за весь вечер улыбнулась, окатив меня с ног до головы теплом своего чарующего взгляда. Мы оба очень устали, поэтому дорога до дачи прошла без разговоров, под веселый аккомпанемент радиоприемника. Приехали мы уже в полной темноте. Есть не хотелось, и мы ограничились горячим вечерним чаем, который я заварил в старом белом неглазурованном чайнике. Ира разобрала свою сумку, и вскоре мы расположились на диване в большой главной комнате дачного домика. Я включил телевизор. Спать мне не хотелось совершенно, хотя усталость была ужасная. Ира сидела, с ногами забравшись на диван. Краем глаза я часто смотрел на нее, обращал внимание на очертания ее груди под футболкой, на то, как при движениях шелк юбки скользит по бархатной коже бедер и ног. Еще через минуту я уже в открытую любовался ее глазами. Сейчас они были другими – уставшими, добрыми. Из взгляд согревал душу, и я почти физически ощутил мягкую волну, подталкивающую меня к ней. Повинуясь этой волне, я придвинулся к Ире почти вплотную. Она же, казалось, совсем не заметила этого, и спокойно продолжала смотреть на экран. Еще через пару минут я был совсем уже рядом с нею и ловил запах ее волос. По телевизору шел видовой фильм, играла спокойная, тихая музыка. Я почувствовал, что Ира постепенно погружается в дрему. Наконец, ее глаза закрылись, голова начала клониться набок, и я осторожно подставил руку. Часы, стоящие около телевизора, показывали половину первого ночи. Я осторожно повернул голову, и посмотрел на сладко дремлющую у меня на плече девушку. Закрытые глаза, пушистые ресницы, мягкие как шелк темные волосы. Красивое, ласковое, измученное существо. Меня захлестнуло теплой нежностью. И еще захотелось ее поцеловать. Это желание становилось все сильнее, тепла натекало все больше, и, наконец, я не выдержал, наклонился, осторожно поцеловал ее, и почувствовал, как у нее задрожали губы.
- Зачем.. ты это сделал?
- Ира, ты такая красивая… а я всю жизнь мечтал разбудить спящую красавицу…
Вместо ответа Ира вздохнула и потянулась ко мне. Мы крепко обнялись, прижались друг к другу и принялись целоваться. Целовались исступленно, глубоко, до изнеможения. Ее мягкие, чуткие, влажные губы сводили меня с ума. Обниматься, сидя рядом, скоро стало неудобно, и я усадил Иру к себе на колени. От нее исходило приятное тепло. Наши взгляды на секунду встретились. Ира несколько секунд гладила мне волосы, а потом обняла, и мы прижались друг к другу еще крепче. Бережно поддерживая ее под спину одной рукой, второй я осторожно нащупал грудь и стал нежно гладить ее сквозь ткань. Руки у Иры дрогнули, она застыла на секунду, блаженно прикрыв глаза. Пульт дистанционного управления телевизором сорвался с подлокотника и грохнулся вниз, расшвыряв по полу беспомощные батарейки. Экран потух. Я начал целовать Иру в шею, пробовал языком на вкус ее бархатную белоснежную кожу, ловил губами удары сердца, отдававшиеся в артериях. Она в ответ гладила мне голову и плечи, целовала, шептала что-то непонятное, но очень ласковое. Моя рука тем временем гладила ее грудь уже под футболкой, чувствуя ее сдерживаемый лифчиком объем, восхитительную теплоту и мягкость. Наконец, когда футболка, будто сама собой завернулась уже на две трети вверх, я услышал перемежаемые поцелуями слова: «Пожалуйста, только потуши свет».
Я достал рукой до лежащей на диване жилетки, нашарил в ее кармане связку ключей, на секунду оторвался от губ Иры и запустил ключами в выключатель на стене. Попал удачно, свет погас. Тогда Ира расстегнула мою летнюю рубашку, а я помог ей совсем снять футболку. Мы вновь начали целовать друг друга. Я шепнул Ире: «Пойдем, в другой комнате будет удобнее».
Взять себя на руки Ира мне не позволила. Мы оказались в другой, малой комнате дачного домика. Здесь стояла кровать, накрытая пушистым синтетическим покрывалом. Я сорвал его одним движением и бросил куда-то в дверь. Потом обнял Иру, еще раз осыпал поцелуями ее шею, плечи и руки, помог расстегнуть на поясе и сбросить вниз ее шелковую юбку. Она, в свою очередь, расстегнула мои джинсовые брюки, и они тоже оказались на полу. Воздух приятно холодил кожу. Мы сели на кровати и вцепились губами друг другу в губы. Я упал на спину, увлекая Иру за собой и одновременно расстегивая у нее на спине застежку бюстгальтера. В комнату проникал свет уличного фонаря сквозь окно. В нем я мог видеть все, что делал. Ирина грудь, освобожденная от плена плотной ткани, являла собой настоящее совершенство. Она была довольно большая, белая, от природы очень красивой формы, нежная, с крупными розовыми ореолами сосков. На секунду я застыл в изнеможении, любуясь этой облачной красотой, но потом, повинуясь ласковым рукам Иры, приник губами к ее теплому сокровищу. Лаская и чувствуя ладонью напрягшийся сосок одной груди, другую я целовал, ласково проводил по ней губами, вылизывал ее и делал ртом так, как делают маленькие дети, когда просят побольше материнского молока. Другая моя рука в это время уже гладила Иру по бедрам и животу, ласкала ее мягкие волосы, и скоро проникла под единственный оставшийся на ее теле кусочек ткани, чтобы нырнуть под ним в горячую тьму, насыщенную пьянящей, вязкой влагой. Ира расслабленно разметалась по постели, тяжело дыша и постанывая от удовольствия. Наконец, ей надоели ласки. Она оторвала от моих губ свою грудь, обняла меня за шею и наградила утешающим поцелуем. Потом убрала мою руку, сделала, приподнявшись слегка, что-то невидимое, и положила на меня согнутую в колене ногу. Прижалась ко мне, обхватила руками, заставила повернуться, нависая над ней, еще раз крепко поцеловала, и мягким, настойчивым движением притянула мои бедра к своим.
Далее мой разум почти не хранит воспоминаний. Лишь одно не затерлось жизнью и временем. Когда тьма кругом сгустилась до того, что стала теплой и осязаемой, когда разогнанное до предела сердце бешено рвалось из грудной клетки – в ту минуту Ира вдруг прижала меня к себе так, будто хотела срастись со мной воедино, но уже через несколько секунд – ослабела, уложила голову мне на плечо, и на выдохе, очень тихо, почти совсем неслышно – застонала. Ее стон я услышал ровно за два удара сердца до того, как прогремевший где-то вдалеке взрыв отправил меня с вершины блаженства в затяжной свободный полет…
Смертельно уставший, теряя последние силы, я обнял глубоко дышавшую Иру, бережно укрыл ее легким шерстяным одеялом и она, уютно устроившись, мгновенно уснула, свернувшись клубочком в моих объятиях. А через минуту и я сам провалился, как в колодец, в сон без сновидений, до предела насыщенный нежностью и теплым запахом Ириного тела. Завтрашним утром мне никуда не хотелось ее везти, никуда не хотелось отпускать. Сейчас я готов был оставаться вот так, рядом с нею, всю мою жизнь.
***
Утро встретило нас тишиной и теплым солнечным светом. Сейчас та сторона дома, где находилось окно, была в тени, и в комнате стояла голубая дымка. Ира спала рядом со мною сладким утренним сном, положив голову на вытянутую руку. Шелковые волосы разлетелись по подушке. Освобождая затекшую руку, я чуть сдвинулся всем телом. Веки у Иры задрожали, она сонно мурлыкнула что-то, прижалась ко мне и наощупь обняла. Я потянулся к ней, осторожно провел рукой вверх по внутренней стороне ее бедер, чтобы еще раз почувствовать, какая она влажная. Объятия стали крепче. Ира уже не спала, только стремилась продлить блаженную минуту ласковой дремы. Я медленно повернулся на спину, так, чтобы она легла мне на грудь.
«С пробуждением», - шепнул я, закрыл глаза и осторожно поцеловал Иру в лоб. В ответ получил такой же ласковый поцелуй в подбородок и шепот: «Доброе утро». Несколько минут мы не делали ничего, просто нежились в постели, наслаждаясь утренним спокойствием.
- Ох-х, надо вставать…, - протянула Ира и уже по самому тону, которым эти слова были сказаны, я понял, НАСКОЛЬКО ей действительно не хочется вставать.
- А вставать действительно надо?, - спросил я.
Ира сбросила с нас обоих одеяло и поднялась, усевшись верхом на моих бедрах и давая возможность мне любоваться ею во всей красе. Меня неудержимо потянуло к ней, но уже не так, как потянуло вчера вечером. Это было невыразимо щемящее, и в то же время очень приятное желание очутиться в ласковых, обволакивающих теплом объятиях родного существа. Я приподнялся, обнял Иру под спину и прижался к ее груди.
«Ты уедешь сегодня?», - спросил я. В ответ на это Ира только крепче прижала меня к себе. Я осторожно проводил губами по ее белоснежной коже. Ощущение приближающегося расставания было невыносимым. Думалось: вот пройдет час, другой, третий… - и чудесная девушка, подарившая мне ночь ни с чем не сравнимой ласки – уйдет от меня, растает призраком в сером тумане. Не увидеть больше ее неземных глаз, не услышать бархатный, ласкающий душу голос, не попробовать с ее губ сладостной тепловатой влаги…
- Родная, пожалуйста, останься со мной! Не уходи, прошу тебя, ведь нам хорошо вместе! Искорка моя теплая, останься со мной!…, - лихорадочно шептал я, покрывая поцелуями тело Иры и чувствуя, как она гладит меня по голове и плечам. Наконец, щемящая боль, подступавшая к сердцу, стала нестерпимой, и я затих, поглощенный ею. Прижавшееся к мягкой груди женщины ослабевшее существо, сгорающая от страсти и нежности живая душа. Мы поменяли положение – устроились сидя на краю кровати так, чтобы было удобно смотреть друг другу в глаза, и смотрели так очень долго. Боль в сердце становилась все сильнее и слаще, пока не дошла до наивысшей точки, до последнего предсмертного рубежа. Я погладил Иру по щеке, потянулся к ней, и очень тихо, почти неслышно, прошептал ей на ухо: «Я люблю тебя»…
Ира, отодвинула меня от себя, взявшись руками за плечи. Ее взгляд внезапно изменился. Он стал каким-то испытующим, строго спрашивающим. Мгновение спустя в нем даже, как мне показалось, промелькнул стыд. Я чувствовал себя кораблем-призраком, мертвецом без сердца, летящим в ледяном вакууме по адски бесконечной круговой орбите. Думаю, стоило только ей оттолкнуть меня тогда – и грянул бы взрыв, разнес на куски душу, а вместе с ней – потерявшую смысл существования бренную плоть. Но Ира не оттолкнула. Вместо этого она вдруг опустила глаза, тяжко, со стоном вздохнула, и… схватила меня в объятия. Не стесняясь выступивших на глаза слез, я прижал ее к себе так крепко и нежно, как только мог, и через секунду услышал, как она, все крепче обнимая, так же тихо отдала мне свое признание.
Нас обоих захлестнуло невероятное, невыразимое чувство дикого облегчения, чистоты, светящейся радости. От него хотелось одновременно смеяться и плакать, эти два желания уничтожали друг друга, оставляя ощущение только что рожденного мира, рая, еще полного девственной неги и спокойствия. Мы сидели, прижавшись друг к другу и боясь пошевелиться – два любящих существа, которым больше не нужно прятаться поодиночке в тесной скорлупе от жестокого внешнего мира. Вместе… Забыться… Некуда спешить… Нечего терять… Маленький мир… Тепло. Свет. Любовь. Навсегда. Вместе, вместе, вместе…
Два последующих дня прошли для нас как в сказке. Собственно, наша жизнь в эти дни и была по сути сказкой – мы забыли о существовании окружающего мира и занимались только друг другом. Ира не отпускала меня от себя буквально ни на шаг, пользуясь тем обстоятельством, что мне было просто невыносимо видеть ее обиженные глаза, когда мы отрывались друг от друга хотя бы на минуту. Сама же она была самым преданным и ласковым существом, которое только можно себе представить, и являла собой тот тип нежной, напоенной теплом и природным волшебством красавицы с тихим морем любви в сердце, который так редко удается встретить в реальности и грезах. Прочитав за прожитый отрезок жизни приличное количество книг, я встречал похожий образ лишь один раз – на страницах найденного в подвале пожелтевшего, потерявшего обложку, форзацы и часть начала исторического романа.
Переговоры с отделом внешних связей местного археологического управления мне пришлось вести полушепотом, так как Ира, уютно устроив голову у меня на плече, прижалась ухом к оборотной стороне откидной панели сотового телефона и «подслушивала» так весь разговор. Из высказанных неприветливой женщиной на том конце провода сентенций выходило, что археологам недосуг заниматься всякими сомнительными древностями и аномальными явлениями, а если в результате действия неких сил пострадали люди, то нам следует не тратить время зря, а немедленно обратиться в милицию. В результате последовавшего за разговором довольно бурного обсуждения дальнейших планов, мы решили устроить в достопамятные таинственные места самостоятельный поисковый рейд, после чего явиться в археологическое управление с ворохом фотографий и прочими неоспоримыми доказательствами. В нашем обсуждении я, как бы странно это не смотрелось, не выступал в качестве инициирующей стороны. Вероятно, Иру очень беспокоила судьба бабушки, оставшейся жить в страшной запретной зоне. Я, как мог, пытался урезонить любимую, приводя внушительные аргументы в пользу того, что выяснить причину изменения поведения людей будет практически невозможно, а уж изменить существующее положение вещей нам не удастся, как бы мы не старались. Лучше было бы, доказывал я, приехать на это место в качестве проводников или просто в составе какого-нибудь любительского сводного отряда, занимающегося исследованиями непознанного, с приборами и амуницией, позволяющими без страха вступать в схватку с неведомым разумом, окружившим свой форпост в глухих лесах изощренной охранной системой. В том, что мы, начав спуск в подземелье, привели в действие некую охранную систему, у меня к тому времени уже не было сомнений.
В качестве подготовки к нашей вылазке в царство тайны, мы решили предпринять обещающий интересную прогулку вояж в Сергиев Посад. Там же можно было приобрести необходимое снаряжение в большом, недавно отстроенном супермаркете. В путь мы отправились утром следующего дня, попутно под завязку залив топливный бак на местной бензоколонке. Сонный старинный городок встретил нас палящим солнцем, замусоренными немощеными улицами и выкриками продавцов «русских сувениров» под стенами древнего монастыря. Былинно-усатый милиционер с выцветшими погонами, понимающе улыбаясь, внимательно следил за тем, как Ира целовала меня, устроившись в полусидячем положении на нагревшейся гранитной плите военного мемориала. Ее губы туманили разум не хуже хорошего солнечного удара. Впрочем, какому живому существу не было бы приятно получить такой солнечный удар…
При входе в открытую для туристов часть монастыря Ира вдруг невесть откуда вытащила белый, с вышитыми розами шелковый платок и надела его на средиземноморский манер, со свободными концами. Когда билеты были проверены, и она вступала под арку монастырских ворот, скромно, как-то очень по религиозному потупив взгляд перед мрачными ликами святых, я немного отстал и смотрел теперь на нее сбоку и чуть сзади. Как была похожа моя любимая в этот момент на молодую паломницу, портрет которой я видел однажды в старом альбоме! Светлая, чистая девочка, отправившаяся в заповедную даль в поисках невероятного, непостижимого чуда. Такой я видел ее тогда, единственный раз, и да не позволят мне все живые и мертвые боги мира когда-нибудь это забыть.