Если вычеркнуть тех, кто все это построил, и тех, для кого
это строилось (можешь представить себе обезлюдевший город?),
то останется что-то внушительней, чем до того.
Что-то терпкое под языком, неопознанный голод.

И разгладятся брови балконов, морщины кирпичных оград,
Успокоятся лица горгулий, и львов искаженные лица,
Тротуар наконец-то сумеет расслабить свой взгляд,
Из столетья в столетье направленный точно под юбки девицам.

Не найти ничего флегматичней сентябрьской Невы,
вмерзшей ртутью в гранитный термометр узких каналов.
Не найти ничего беспокойней подземной Москвы.
Если вычеркнуть нас, то останется, знаешь, немало.

Если вычеркнуть нас, пусть на время минуты одной,
Можно будет увидеть сам город на города фоне.
И тогда, повернувшись к закату сутулой спиной,
Ты сумеешь читать переулки, как жизнь по ладони.