Небольшая зарисовка; события на Просперо глазами очевидца. Правда, отмечу, что писал еще до прочтения "Ереси Хоруса".
Я хорошо помню эти дни. Куда лучше, чем мне хотелось бы; но что поделать – я плохо умею забывать.
Серебряные башни, сверкающий город… планета ученых и мастеров духа, планета знаний и стремления к увеличению таковых. Просперо, мир Магнуса Мудрого.
Наш мир. Мой мир.
Мы гордились собой и нашим Примархом. Даже на Лунных Волков Хоруса мы смотрели с легким пренебрежением – ведь, при всех талантах Мастера Войны, именно Магнус считался мудрейшим из всех. И не только считался, но и был таковым.
И мы учились у него. Постигали все то знание, что находил и предлагал нам Примарх. Мы гордились и этим – что не только бьемся за Примарха и Императора, но и учимся, оттачиваем свой разум и укрепляем дух знаниями.
Но потом… я был одним из тех, кто встречал Магнуса, когда он вернулся с Никеи. Он был мрачен, а на вопрос капитана Бертелла ответил лишь: «Мне многое запретили».
Наверное, тогда мы впервые усомнились. Разве может быть прав тот, кто ограничивает знания? Разве может быть прав тот, кто отказывается от способов познать своего врага и тем самым одолеть его?
Но наша вера была все еще крепка, и мы даже друг с другом не говорили о таком. Хотя я видел сомнение в глазах братьев, и знал, что и они видят то же самое в моем взгляде.
Я не был удивлен, узнав, что Магнус продолжил свои занятия. Ничто не могло лишить его стремления к знаниям… и мы последовали за ним. Да, благодаря Императору мы стали могучими воинами – но разве не Магнус научил нас всему, разве не он выковал из лишенного лидера Легиона свою Тысячу Сыновей?
Никого из нас не было рядом, когда Магнус узнал об отречении Хоруса и заперся в своих покоях, стремясь предупредить Императора. Он лишь сказал нам об этом – чтобы мы не удивлялись, почувствовав мощный поток магии, струящийся из его комнат.
Мы были уверены, что теперь с Примарха снимут любые обвинения. Разве может Император не оценить того, как Магнус желал рассказать ему об опасности, уберечь от удара в спину?
Он смог.
Мы ждали возвышения Магнуса, мы ждали благодарности…
А дождались – Космических Волков!
Они обрушились на Город Света из космоса, разрушая все на своем пути, с завыванием боевых кличей и дикими воплями. Наши серебряные башни вспыхнули под ударами орудий, а оказавшиеся в тот момент на улицах рухнули, пронзенные снарядами болтеров.
Я был тогда в библиотеке, поставив на место книгу, которую читал накануне. И даже не понял сначала, почему здание сотряс грохот взрывов.
Я бросился к двери – и ее распахнул один из Волков, направивший на меня болтер.
– Что ты делаешь? – вскричал я, встретив ненавидящий взгляд.
– Уничтожаю ересь! – ответил он, нажимая на спуск.
Он плохо прицелился; это и моя тренированность помогло мне увернуться. Я все еще не понимал – почему такой же космодесантник Империи, как и я, атакует.
– Мы же на одной стороне! Мы воины Императора!
– Еретики не могут служить Ему! – вскричал он и бросился ко мне, выхватывая меч.
Глупец. Молодой глупец. Наверное, он забыл, кто получает офицерское звание в легионе Тысячи Сыновей.
Психический удар вскипятил его сознание, и Космический Волк рухнул на колени. Он сжал пальцы в последней судороге, и болтерная очередь прошлась по полкам, разрывая и уродуя драгоценные книги; когда я успел вышибить оружие из руки стрелка, многие тома были безвозвратно уничтожены.
Я схватил его болтер и меч и выбежал на улицу.
И там, видя, как мои братья схватились с Космическими Волками, я понял, что таков ответ Императора. Такова его благодарность за постижение знаний во благо Империи.
И тогда я сам начал убивать. Болтером, мечом, психическими выплесками… и просто руками, если получалось.
Все космодесантники привычны к тому, что унесут немало врагов, прежде чем сами получат раны. Но на сей раз десантник сошелся с десантником – и мы гибли.
Наши болтеры били без промаха – но Волки все же прорывались в рукопашный бой, и убивали. Мы жгли их разумы, но многие лишь впадали в боевое безумие и рвали всех, кого видели… моих братьев, своих, просто горожан…
Я собрал вокруг себя шестьдесят восемь десантников; через какие-то полчаса их осталось тридцать два. Да, враг потерял не меньше, но разве это было для нас облегчением?
Мы потеряли еще пятерых, прежде чем прорвались на Серебристую площадь, и увидели Магнуса.
Его обитель защищали лучшие из нас, и лишь двадцать три Волка сумели прорваться на площадь, к самому Мудрому.
Возможно, он еще мог думать, что это чудовищная ошибка. Но видя бегущих к нему врагов, слыша вопли о ереси… он перестал сомневаться. И спустил на них бешеный вихрь магии, разрушительную сторону своего знания.
Двенадцать Волков погибло сразу; остальные как-то сумели пережить этот удар. Но Примарх уже взялся за обычное оружие. Он стрелял из болтера лучше любого из нас, а его оружие било мощнее, чем даже терминаторское.
Шесть выстрелов сделал Примарх – и шесть Волков рухнуло с разнесенными головами. Лишь пятеро сумели добежать до него…
Космические Волки – сильные бойцы. Но пятеро обычных десантников против Примарха… это слишком мало. Слишком.
Мы появились на площади как раз, когда Магнус отшвырнул последнего так, что он врезался в колонну и сломал ее. Нам хватило пары взглядов, чтобы понять происшедшее.
И окончательно решить, что нам делать.
Я подошел к Примарху, и вместе со мной подошли другие братья-офицеры, достигшие площади.
– Собирайте людей и уводите, – приказал Магнус. – Этим займутся Раймар, Венталлим и Меланхтон. Мэддокс, Рокаррон и Ариман вместе со мной дадут отпор Волкам.
– Вы будете биться вместе с нами? – спросил капитан Рокаррон.
– Там Русс, – ответил Магнус. – Вам не совладать с ним без меня.
Я не видел этой битвы и не читал записей о ней, но могу поспорить, что имперские летописи не отражают всей бешеной ярости, выплеснувшейся в тот день на Просперо. Волей Магнуса все запреты и ограничения были сняты, и Тысяча Сыновей сражалась на пределе возможностей, используя все, что только было возможно.
Мы дрались в других местах.
Раймар собирал наших воинов; Венталлим готовил пути отхода. А я с отрядом пытался спасти наши библиотеки и хранилища знаний, прежде чем до них доберутся Космические Волки.
Мы уберегли лишь десятую часть; дети Русса заливали книгохранилища огнем и плавили компьютеры, уничтожая все, что мы столько времени копили и сохраняли. Мы теряли драгоценные минуты, убивая предателей в волчьих шкурах, и за время схватки все успевало погибнуть.
Я не знаю, что произошло при схватке двух Примархов. Как я уже говорил, я не видел ее.
Но Магнус остался жив, поддержанный Мэддоксом и Ариманом. Рокаррон, мой друг и наставник, остался где-то там, на поле; говорят, предсмертным усилием он сжег разум десятерым Волкам.
Это слишком малая цена за его гибель.
Как только Примарх смог стоять, он пустил в ход такие силы, о которых не мечтал никто из нас. Весь Город Света… то, что от него осталось… весь легион был перенесен прочь от Волчьих клыков.
Позже я узнал, что именно тогда Магнус впервые искренне обратился к Тзинчу, и сила Изменяющего Пути протекла сквозь него, меняя судьбу нашего города и нашего Легиона. Мы выжили… и потеряли слишком многих.
Едва завершив этот ритуал, Примарх вновь построил то же заклинание, с помощью которого пытался связаться с Императором – только теперь оно было нацелено на другого.
На этот раз мы были рядом, поддерживая раненого Примарха своими силами, и видели, как в овальном окне заклинания возникло лицо, знакомое каждому из нас. Примархов всего двадцать – каждый их знает. А не узнать Хоруса невозможно.
– С кем ты, Магнус? – спросил он. Он не удивился, словно ожидал контакта.
– Теперь – с тобой, брат, – твердо ответил Магнус, лишь слегка поморщившись от боли. – Где ты?
– Встречайся со мной на Истваане V, брат. Вместе мы победим.
Брат Октавий, взявший на себя обязанности хрониста нашего Легиона, не долго думал над именем главы, посвященной этой битве.
«День, когда Император сжег нашу веру».
Он прав. Император обратил в пепел нашу веру и нашу верность; он оставил лишь пепел от прекрасной, волшебной планеты.
Пепел Просперо в сердце моем.
Я приказал выгравировать эти слова на моем наруче, и по-прежнему ношу их. И буду носить всегда, до конца моей жизни. Они помогают мне помнить все о подлинном предательстве, и открывать глаза тем, кто этого еще не понял.
Я никогда не был мстительным. Но тогда, десять тысяч лет назад, я плохо умел прощать.
Теперь, наверное, я полностью разучился.
Фоновая музыка John Bergin - Golden Throne
Настроение: меланхтоническое