Шли сегодня с Дженни домой мимо стоянки машин, на стоянке у сторожа живут две кошки. С этими кошками у Дженни очень сложные отношения, которые она никак не может решить – мимо она ходит только на поводке. На этот раз одна из кошек сидела снаружи и наблюдала происходящее вокруг. Дженни стала рваться с поводка, у меня в руках был тяжелый пакет, трудно было ее удерживать. Мне надоело тащить собаку за собой, решила шлепнуть ее поводком. Перехватила поводок посередине, размахнклась концом, но вместо того, чтобы шлепнуть Дженни, сильно ударилась рукой о деревянную коробку в пакете. Ноготь на пальце болит до сих пор.

Мораль – нельзя бить детей, нельзя.

Правда моих котов воспитывать словами совершенно бессмысленно. Когда на столе интересующая их еда, а они непрочь поесть (Джефферсон непрочь поесть всегда), они прыгают на стол столько раз, сколько их сбрасываешь на пол. Правда, по настоящему кого-то из них стукнуть у меня не поднимается рука.

Хорошо, что Дженни, наивная девочка, не догадывается, что можно клянчить со стола. Сидим сегодня утром с Филиппом пьем чай, едим бутерброды с ветчиной. Фил отрезает кусочек, вижу, хочет дать Дженни. Не надо, говорю, не приучай, потом не отучим. Филипп посмотрел на котов, которые буквально мордами влезли в его бутерброд и усмехнулся: «Да уж!».

Час ночи. Дженничка, хорошая девочка, спит на своем коврике. Джефферсон вспомнил, что он ночной хищник, забыл уже, что два часа назад добыл себе еды. Носится по квартире с буземными глазами, стукается о стены, когда его заносит на поворотах. Хаб свалил, дрянь. Хаб отрубился, потом ожил. Хорошо, Фил еще не знает, а то б убил. За это Джефферсон из комнаты был вышвырнут, но открыл дверь лапой, вбежал, с размаху вспрыгнул на стул спиной ко мне, сел в раздражении дергая хвостом и шкурой на спине. Всех детей распустила. Не порола, только испортила.