Лодока "Б27".

Сперва ломается дизельный генератор, но он не придает этому большого значения. Дело нестрашное, в кабине лодочки всего-то электроники, что старая GPS да эхолот, который показывает все что угодно, кроме рисунка морского дна.

На его экране большими зелеными точками рисуются причудливые картинки, только что сошедшие с тестов Роршаха - по ним даже можно гадать.
- Эс-би, кричит он из кабины - помнишь тесты Роршаха?
Он немного наклоняет голову и вслушивается в тишину.

- Мать твою! - слышен нервный женский голос. - У нас только что накрылась связь!
- Я никогда ничего не видел на этих тестах - говорит он весело - только кляксы - большие и маленькие кляксы - хоть переворачивай вверх ногами.
Один психиатор сказал, что там должны быть люди и звери и другие разные картины - я даже не поверил и все смотрел на свет, искал там хоть одного спрятавшегося человека.

На берегу паслись ночные лошади. Стоя по коленцо в болоте, они жевали чахлую траву и пялились на него грустными огнеными глазами.
Их называли по разному - террорами, мэйритами, кальпами.
Ходило поверье, будто тот, кто поймает их взгляд, до конца жизни будет страдать кошмарами.
Лей не верил, но взгляд и правда был тяжелый, неприятный.

Лодочка мирно покачивалась в камышах. Стоял знойный вечер, тоскливо гундела мошкара, а лошади громко фыркали и хлестали себя хвостами по хребту. Лей, он же Лем, он же Тысяча Имен, которые можно придумать на ходу, если собеседник вдруг спросит, как тебя зовут, сидел в кабине, положив на приборную панель свои худые грязные босые ноги.
В руке он сжимал трубку и от скуки задумчиво грыз мунштук.

Эс-Би расположилась на носу, свесила с борта ноги и разглядывала карту.
- Ты меня хоть слушаешь? - спросила она - Конец передатчику. Habliche shitty Vorrichtung!
- Что с того? - ответил из рубки Лей.

- Я не знаю где мы - сказала Эс-Би. - Но это никакая не Йокогама.
- Ты держишь карту вверх ногами - заметил Лей - север должен быть сверху.
- Нос-то направлен на юг - рычит Эс-Би - ты думаешь, я могу так легко сориентироваться?

У Эс-Би глаза кальпы. Такие же круглые, тоскливые и почти человеческие. Почти, да не до конца.
Глаза портили все дело, добавляя красивому и ухоженому лицу ЭсБи какие-то инопланетные черты.

Саманта Блейк Скаллкрашер. Костолом. У всех к западному побережью есть клички, странные и не очень, длинные и так себе, и Саманта не выделяется.
Вот прозвище - выделяется, еще как. Чего там, оно светит большими неоновыми буквами в километр высотой через половину земного шара каждому ублюдку или каждой больной психопатке, которые взумали прокатиться на моторной лодке.
Почти никто не знает, кто такая Саманта и как она выглядит, зато каждый в курсе, с какого конца в слове "Костолом" распологается буква К.
Эс-Би - журналистка.
Самые страшные люди - это журналисты. Они провоцировали войны, они начинали революции и вставали в их главе,
Саманта никого не трогает. Она пишет статью о Йокогаме - и попутно выбивает мозги любому, кто мешается под ногами.

- Нет, сказала Эс-Би третий раз подряд. - Это совершенно не Йокогама.
- Кажется, начинается дождь - сказал Лей - облака совсем темные.
- Да что ты за сволочь такая? Ты совершенно меня не слушаешь! - сказала Эс-Би плаксиво.
- Ты меня не любишь! - пришла она к выводу через несколько секунд.

Саманта Б. искала Йокогаму уже давно. Черт ее знает, где она вычитала про нее, и была ли такая страна вовсе.
Вполне возможно, что таинственная восточная земля пригрезилась ей во сне, когда разморенная полуденным солнцем ЭсБи легла на берегу моря, да вот незадача - ее продуло.
Йокогама, воспаленный бред ее сознания, ее Альфа и Омега, ее навязчивая идея - когда-то давно ушла под воду. Это была страна мудрецов и загадок. Это была земля, ступив на которую, человек постигал все тайны бытия и открывал все загадки вселенной - если верить хотя бы половине того, что болтала Эс-Би.
Одним словом, Йокогама почти во всем походила на Атлантиду, за тем исключением, что Атлантиду еще можно было найти.

- Мы в тринадцатых широтах - сказал Лей - дураку понятно. Дальше к северу - русалки и сирены. И циклопы в горах.
- Русалок нет бывает - сказала Эс-Би.
- Я видел одну - сказал Лей. - Когда-то давно. Люди называли её "мисаго", духом воды.
Говорят, только дети могут ее увидеть, ну и я увидел один раз. А потом вырос - и на тебе, ни мисаго ни детства, только дурацкая лодка.
- У нее был хвост? - спросила Эс-Би задумчиво.
- Нет, - сказал Лей - ноги. Обычный человек, как я или ты, только живет в воде.

Солнце успело тихой сапой скрыться за горизонтом, успев напоследок окрасить воду в тревожный багровый цвет.
Болото быстро почернело, а вместе с ним стало черным и небо.
Лей и ЭсБи сидели молча. В наступившей темноте они слышали только плеск, шелест да фырканье кальп в зарослях камыша. Время от времени поблескивали угольки глаз, потом пропали - кальпы потянулись спать.
Их копытца чавкали по кочкам, становясь все тише и тише.

Потом полил дождь. Зарядил и шел не переставая, уныло и однообразно, две недели подряд. Шел, а лодка с инвентарным номером Б27 плыла навстречу чудесам и опасностям, которых не бывает, но в которые почему-то всегда хочется верить.

13 градусов северной широты и бесконечный ливень - это, конечно, не завязка истории и даже не середина.
Сказать по правде, довольно трудно понять, откуда она берет начало.
Например, она может начинаться почти четверть века назад, когда в унылом, ободраном, тесном как картонная коробка роддоме одного маленького города мать Лея рожает своего крикливого и во всех отношениях заурядного, хоть и немного недоношеного ребенка.
На дворе зима, с каждым днем темнеет все раньше и раньше, ночь по своей продолжительности начинает понемногу соперничать с полярной, а кривая самоубийств неудержимо ползет вверх.
За окном бушует метель, которая если и утихает на пару часов, то только для того, чтобы возобновиться с удвоенной силой. С поветренной стороны снега наметает почти под третьи этажи.
Если говорить точно, на календаре двенадцатое января. День, который очень скоро проклянут и родители Лея, и каждый человек в этом тихом, отрезанном от большой земли городе.

В равной степени эта история может начаться за четыре дня до того, как у экипажа лодки Б72 сломалась рация - в городе Александрия.
Эта Александрия не имеет ничего общего с герческой Александрией, возведенной в честь Александра Македонского, поскольку представляет из себя одну большую дыру.
Александрия ныне - синоним слов "безнадежность", "отчаяние" и "глубокая беспросветная тоска".

В сороковых годах прошлого века здесь идет война между Австро-Венгрией и Атлантическим союзом.

Девятая пехотная рота удерживает высоту 60 - Песью гору. Скала на верху - излюбленое место чаек, которые загадили на ней каждую пядь. Теперь скала кажется абсолютно белой и немного мерцает в лунном свете.
В два часа ночи неожиданно спускается туман. Он поднимается с прибрежной полосы, понемногу затягивая долину, а потом накрывает и гору, и скалу, и весь Вотергейтский пролив. Он окутывает и девятую пехотную роту союза, и австро-венгерскую бригаду "один дробь четыре", которая с минуты на минуту должна штурмовать гору.
Высота под контролем снайперов, и бригада 1/4 планирует использовать темноту, как прикрытие.

Туман сходит с Вотергейта рано утром, высота 60 пуста. Никаких следов ни девятой роты, ни бригады 1/4 так и не будет найдено. На последующие шестьдесят лет Вотергейт превратится в проклятое место.

Тысячелетие подходит к концу, а конца света нет как нет. Не обрушилась сера с небес и не напали пришельцы. Никаких чудес (ну почти). Между тем правительству Атлантики наконец надоедает, что проходящие через Вотергейт баржи и топливные танкеры по одному сколупывает и поедает Марь.
Все северное побережье сидит без света, а местные рыбаки называют пролив уже не иначе, как вторыми Бермудами.

На Песьей горе наконец-то начинают строительство маяка, а у подножья горы, подобно спиральной вавилонской башне вырастает Александрия. Паскудная дыра, самое гадкое место по обе стороны от экватора.

Лодка Б72 пришвартована к пирсу. Огромный кран разгружает "Маршала Юмжагийну". Когда-то Юмжагийну был гордостью монгольского флота, оснащенной по последнему слову техники. Он представлял собой плавучую радиолокационную станцию.
Потом, когда Монгольская империя развалилась, дорогую аппаратуру растащили на цветняк, а то и вовсе повыкидывали за борт. Судно продали соседям китайцам, а те приспособили Юмжагийну гонять до Александрии дешевые шмотки и кокаин.
Рабочие матерятся и разгружают ящики, Эс-Би в это время ругается с высоким смуглым креолом.

Лей дремлет в кабине, но до него время от времени доносятся обрывки разговора.
- Это не карта, не карта, mine liben froulene, это бомба! La sbalordire!
- И я тебе тут же поверила.
- Один фраер попался в проливе. Они сожгли его дотла, прямо живьем, mon amour, но от лодки кое что осталось.
- Двадцать.
- Mon amour....
- Zhtsweirengroughten! Двадцать и точка!
- Вы меня режете без ножа...
Лей морщится и обхватывает голову руками. Он мечтает сейчас об одном - чтобы башенный кран на причале сдвинулся на пару метров влево - тогда кабина наконец-то закроет от него немилосердно палящее солнце атлантики и он сможет немного вздремнуть в тени.
Эс-Би появляется вскоре, как ангел смерти, и заставляет его завести двигатель.

- Мы отправляемся на поиски Йокогамы.
- Господи - стонет Лей - опять!