недавно набрела на сообщество Блич Кинк. Решила поперечитывать, посмотреть то, что не видела.
и вот одна заявка чем-то зацепила. одним словом, сегодня на работе свои прямые обязанности я выполняна постолько-поскольку))
по Блич до этого писала только один фик 9для подруги, и его изменя клещами вытаскивали))
а результат вот.
сама заявка:
Зангетсу/Ичиго, НЦ-17, не стеб. Ичиго был изнасилован Гриммджо, Зангетсу пытается вывести Ичиго из депрессии. Сначала Зангетсу принуждает Ичиго, потом по обоюдному согласию.
что получилось:
Автор:ZlCosh
Бета: Иллара
Фандом: Bleach
Жанр: зарисовка
Рейтинг: R (до NC не дотянул))
Пэйринг: Зангетсу/Ичиго, упоминание Гриммджо/Ичиго
Предупреждения: ООС, секс с несовершеннолетним, попытки психоделики, аффтор-извращенец
Дисклаймер: не мое, не был, не участвовал.
Размещение: а вы уверены, что это вам надо?
Отношение к критике: положительное и спокойное, если она конструктивна. Наезды по типу "мне не понравилось, потому что фигня" не рассматриваются
Боль. Боль. Боль. Целый океан боли.
И безжалостный, разрывающий на части ливень во внутреннем мире.
И визард, с лицом, похожим на безжизненную маску, сделанную мастером второпях, без души. Он кричит, до хрипоты срывая голос, потому что иначе ничего нельзя услышать – все звуки сминают, вбивают в цемент, стекло, асфальт режущие осколки воды.
- Старик! Почему так, Старик?! Пустые не могут чувствовать боли, так почему…
И он захлебывается бездушной водой, своим криком, почти вырвавшимся признанием. И кричит, кричит, кричит. Но его вопль, едва сорвавшись с губ, смывается дождем, не давая желаемого облегчения.
И черная фигура, размазанной кляксой висящая в воздухе. Дождь окутывает ее, сжимает в объятьях и проходит насквозь. А нездешний ветер продолжает развевать волосы и полы плаща, не замечая, что теперь они тяжелые и еще более темные от пропитавшей их влаги. Но не это причиняет ему боль, а крик мальчика, бьющийся обжигающим клеймом в его теле. И ужас, беспомощность, страх, терзающие его душу вместе с синеволосым фантомом.
Ичиго распахнул глаза и несколько секунд заново учился видеть, слышать, дышать. Он опять проснулся, опутанный смятой и влажной от пота простыней, не в силах пошевелиться. Разрастающийся внутри крик вышел наружу глухим стоном и кровью из прокушенной губы.
Горячие струи воды, и попытка в очередной раз смыть, содрать с себя вместе с кожей и мучающие воспоминания. Бесполезная попытка…
Нет, утром он как обычно будет хмуро улыбаться и пропихивать в непослушное горло завтрак, заботливо приготовленный Юзу, перебрасываться репликами с Карин, выжимая из себя искреннюю улыбку, отбиваться от очередных нападок отца. И прятать от них глаза.
Когда происходит следующее нападение пустых, он думает, что сможет с ними справиться. У него и правда почти получается. Почти… Пока вместе со щупальцами пустого на его шее не сжались руки арранкара, и в ушах снова раздался хриплый шепот…
Рукия подоспела вовремя, а потом подтянулся Ренджи. Только поэтому он не рухнул за ту грань, где начинается его ад, в котором только один демон – с черной засасывающей пустотой в центре живота.
Дождь. В этом мире они не такая уж редкость. Только однажды дождь был таким же сильным. И тогда этот мир чуть было не рухнул, но выстоял, перевернув небо под неестественным углом. Но сейчас небо отказывалось переворачиваться, беззвучно скалясь синими молниями.
И две фигуры на краю здания: черная, прямая, смотрящая вверх, и белая, скорчившаяся в угловатый комок, с закрытыми глазами на запрокинутом лице.
- Старик, - голос хриплый и тихий, он уже не пытается перекричать дождь, он уже слился с ним. – Старик, это конец?
За темными очками не видно глаз, а с губ не срывается ни звука. Пустой плотнее закрывает глаза и тихо скулит сквозь зубы.
Где-то вдали к потокам воды присоединяются каменные глыбы.
Боль. Его тело вновь плавится в этой обжигающей, зарождающейся внизу, у основания позвоночника, и расползающейся по всему телу боли.
Его тело вновь было распластано на шершавом, царапающем кожу бетоне, рука заломлена, а уши наполнял хриплый шепот.
- Ичиго.
И руки демона все более реальны, все сильнее сжимают его тело. Резкий рывок, и его переворачивают на спину. Нет! Он не хочет видеть это лицо, эти глаза, в которых сквозит торжество.
- Ичиго, открой глаза.
Хриплый шепот, ослушаться которого невозможно.
- Посмотри своему страху в глаза. Только так ты сможешь сражаться с ним.
Золотисто-рыжие ресницы сомкнулись плотнее, а потом распахнулись, открыв невидящие карие глаза.
Ичиго смотрел на своего демона и не понимал, почему синие волосы превратились в черные, а глаза скрыты темными очками. Руки, державшие его, были сильным, но не причиняли боли, а тело было опутано влажными черными лоскутами, похожими на водоросли.
- С… Ста-рик...
- Ты не сможешь сражаться, пока не победишь свой страх.
И уверенная рука раздвигает складки облепившей его тело ткани, проникая внутрь, и каждое прикосновение отдается жаром, который не могут смыть даже летящие с неба плети дождя. Тело сжимается, пытается уйти от этого жара, ускользнуть, чтобы раствориться и забыть все, забыть себя. Одни глаза закрыты темными стеклами очков, а вторые слепо смотрят в пустоту. И в этой борьбе нет победителей, только проигравшие.
А потом Ичиго понимает, что дождь беспрепятственно впивается в его тело везде, что он больше не прикрыт даже одеждой, только тяжелым горячим телом. Когда? Как? Почему? Когда между его бедер протискивается твердое колено, то сопротивление тела становится безудержным, а из горла вырывается крик, тут же поглощенный чужими губами.
Жесткая щетина становится еще более колючей от пропитавшей тело влаги, и кажется, что в щеки, в подбородок, в губы впились тысячи маленьких иголочек. Кожу саднит от этих прикосновений, но хочется еще, потому что они другие. И подросток уже сам впивается в чужие губы, не замечая вокруг ничего. Когда его руки оказываются свободны, он лишь впивается пальцами в темные пряди и закрывает глаза.
- Сделай это, Старик. Мне это нужно.
И маленькие иголочки перемещаются на его глаза, виски, лоб, царапая кожу и опаляя ее жаром, а льющаяся с неба вода смывает с его тела воспоминания и уносит их. А когда по этой новой коже пробегают горячие пальцы, то он уже хочет чувствовать жар, исходящий от них. Вскоре кажется, что все его тело горит от этих шершавых поцелуев и мягких прикосновений. И дождь уже не касается его – то ли испаряется еще до того, как достигает тела, то ли действительно перестал.
Когда внутрь него проникает первый палец, он застывает на мгновение, а потом лишь яростнее впивается в эти шершавые губы. Он пьет этот жар, выпаривая из себя все воспоминания, выжигая изнутри все следы арранкара Гриммджо Джаггерджека.
Да, это безумие, и он безумен, но он не может и не хочет останавливаться, уже откровенно прогибаясь и насаживаясь на пальцы, скользящие внутри него, рыча от нетерпения и требуя большего. Теперь уже не его берут, а он требует. И ему подчиняются – пальцы исчезают, оставив за собой ноющую пустоту, и сменяются обжигающим проникновением. И он больше не бабочка, которую поймали и насадили на холодную иглу боли, теперь он – ножны для своего меча, и это его воле подчиняется бушующая внутри него сила.
Он сам двигается навстречу жару внутри него: это он целует твердые губы, это он задает ритм, это он берет и отдает. Это его выбор.
И когда он уже почти готов рассыпаться, взорваться от переполняющих его эмоций, карие глаза открываются, и в них пляшут стальные искры силы, такие же как и в глазах напротив, и почему-то солнечные очки теперь совсем не мешают разглядеть их.
А потом он теряется, потому что всего слишком много: света, жара, тепла, силы. И тот океан боли вдруг оказывается всего лишь каплей, которая без следа исчезает в поглотившем его безбрежии.
Когда он приходит в себя, то чувствует под собой лишь теплый шершавый камень, напоминающий ему о прикосновениях горячих губ, а в глаза ему светит яркое солнце.
- Наша спящая красавица проснулась. Ты в следующий раз предупреждай о таких осадках, или хоть зонтиками снабжай.
Ичиго оборачивается на голос и видит расплывшегося в ехидной улыбке визарда. В золотистых глазах блестит насмешка, сарказм… и искорка беспокойства. От неожиданности Ичиго смаргивает, а потом неожиданно даже для себя хватает пустого за рукав и, навалившись на него сверху, целует. Сдавленный писк рассматривается сознанием как нечто невероятное и списывается на галлюцинацию, но когда рыжеволосый отпускает бледные губы своего альтер-эго, выглядит последний ошарашено.
- Считай, что это была генеральная уборка. И раз уж тебя отсюда не смыло, то надо решить, что с тобой делать.
Ичиго скатывается с ошарашенного его поведением пустого и потягивается. Собственная нагота его почему-то абсолютно не стесняет и он просто нежиться на солнышке, а потом вдруг запрокидывает голову и, под неверящим взглядом визарда, искренне смеется, просто потому что ему хорошо.
Черная фигура в просторном плаще стоит на краю крыши и смотрит на обнаженного мальчишку. Его хозяин. Тот, кто способен принять и обуздать его. Кто может вобрать его до конца и отдать столько же.
Едва заметная улыбка смягчает линию губ, а лицо опять запрокинуто к солнцу.
Он сделает все, чтобы в этом мире как можно чаще светило солнце.