27 октября ушёл из жизни замечательный человек - Владимир Григорьевич Савдунин. Многое о нём может рассказать нетривиальное, что называется без купюр, интервью, которое я перенёс сюда в полном объёме и с фотографиями.
Сей пост, тем не менее, в большей мере является данью почтения и памяти этому достойному человеку.
Боевые моменты.
Владимир Григорьевич Савдунин, москвич, знаменитый ветеран советского спорта, герой войны, разведчик, дипкурьер и просто человек-легенда. 9 ноября 1945 года он участвовал в незабвенном матче с англичанами, окончившемся победой со счётом 10:1. Мы встретились за накрытым столом в его квартире в Дорогомилове и я, по старой краеведческой привычке, попытался расспросить старожила о подробностях старомосковского быта – ещё бы, у человека на глазах взрывали храм Спасителя! Владимир Григорьевич сдержанно отвечал: «Видел, как разбивали его». И снова переводил разговор на футбольную тему. И так почти что со всеми непрофильными вопросами. «А почему вы на этой фотографии в морской форме, вы ведь в разведке служили?» - «Ну так надо было». Про парад Победы, в котором конвоировал колонну пленных: «Показал немцам Москву». Про дружбу с Лорен и Лоллобриджидой: «Ну летели вместе, познакомились, встречались потом у них в Италии. Вот такие вещи случались на моем пути».
- Я в Москве с рождения, с 24-го года. Сначала на Волочаевской, 12, в подвале жили, который вода заливала, и были довольны. У матери были 12 братьев и сестер, и нас четверо - занимали весь подвал, а летом ещё и в сарае спать было можно. Стадион там был, поле футбольное, и вот я на нём с восьми лет. Потом играл за «Старт» и «Крылья советов», а с 1942-го года в разведке работал. А в 44-м приехал раненый в Москву, к себе в Лефортово, и сосед попросил его подменить в полковой команде МВД (сам он тогда был в команде мастеров и не мог играть за первенство Москвы, не имел права). У меня рука была перебинтована, но я пошел и сыграл, и забил семь голов. Так и остался в Москве случайно. А тогда как раз чеченцев выселяли, они хамили и Сталин дал такое указание, и я, если бы вернулся в часть, то должен бы был туда ехать. А вот не поехал и остался жив - из разведки нашей тогда половина погибли.
В 1945 мы поехали в Англию. Сталин и Берия нервничали, тренера вызывали, мать вашу за ногу, вы понимаете, что не имеете права проиграть! Надо было доказать, что мы не только воюем хорошо, нас знаешь как натаскали. Нам говорили, что они играют так, что мяч от ворот до ворот проскакивает. А мы приехали, посмотрели – ничего необычного. И первая игра вышла 3:3, хотя моменты были такие боевые. А потом мы освоились и следующая через два дня 10:1! Тогда наши дипломаты жили на частных квартирах у англичан, так их стали оттуда выгонять на хер после этого, оскорбились.
После был банкет. Лорд, хозяин, говорит: «Нам всё очень понравилось, особенно ваш тайгер, такие мячи брал!» – а тот встал и кланяется. А лорд же говорил по-английски, а Хомич по-английски не понимает ни хера. Переводчик говорит: Алексей Петрович, лорд Александр восхищен вашей игрой и хотел бы вас купить для команды «Челси». А тот отвечает: «Нет, б#ь, я не продаюсь!» Мы все заржали, а переводчика спрашивают: чего они? Это, говорит он, такое хорошее, ласковое русское слово.
Хома там давал лекции: «Здравствуйте леди и гамильтоны» и тому подобное, его, когда первую игру сыграли, народ на руках унёс просто, был фурор страшный. Кстати, пришли и русские люди на игру – власовцы, бендеровцы, и те кто уехали во время революции. Богатые, предлагали деньги - плохо поди живете. Да, первые два дня жить было негде, нас привезли в казармы королевские, а там такая грязь и вонь, что мы отказались, ночевали в посольстве. Они нам выделили для тренировок поле, где с собаками гуляют, мы среди говна играли. Но уже после первой игры…
Нам Берия каждый день присылал самолет с продуктами, чтоб мы не ели ничего английского, это ж серьезный вопрос. Мы питались только в посольстве, а снаружи стояла толпа корреспондентов, чтоб посмотреть, чем мы там питаемся. Пошел слух, что нам привозят Атомные таблетки. Одного журналиста запустили, смотри – борщ, отбивная, картошка, капуста. И когда он вышел, остальные на него накинулись, избили и порвали фотопленки – как так, у него есть, а у них-то нет ничего.
Потом мы играли в Шотландии, 2:2, там судья пенальти дал. А они же друг с другом спорят, кто лучше - Шотландия или Англия. И когда мы вернулись играть с «Арсеналом», англичанам надо было реабилитироваться. Так они под маркой «Арсенала» выставили сборную Англии. Они представить не могли, что мы сможем обыграть и такую команду. Мы перед матчем вышли тренироваться - нормальная погода, всё как надо. А как пошли в раздевалку, опустился туман такой, что поля не видно. Якушин говорит: мы не будем, невозможно играть-то. А тренер «Арсенала» отвечает: ну что вы, народ пришел, деньги заплатил - неудобно. Ну ладно. И забиваем гол, и бежит этот самый тренер и вопит: «Хватит играть, ничего не видно». А мы: «Нет, не фига, давай дальше!» И в это время зажгли костры вокруг стадиона. Туман разогнали, и мы их обставили 4:3, и общий счет получился 19:9 на четыре игры, представляешь? А ведь когда мы уезжали, нас просили вернуться хотя бы с ничьёй.
Вот был ещё момент очень интересный, я вам расскажу. Сорок пятый год, мы уже чемпионы страны, обыграли англичан. Начался сорок шестой, чемпионат, в нём участвовало 16 команд, прошло пять игр и мы на 16 месте, чемпионы страны! И нас вызывает министр внутренних дел Круглов, такой дядька пузатый. Лубянка, длинный стол, все такие фигюры сидят в орденах и больших погонах. И пошел разговор: «… ты … какой ты … игрок, кошка драная, а не тигр, что вы … позорите наше министерство», прям вот так. И все давай хором то же самое. Колымой запугивали, есть говорят свободные бараки. Мы ж тут, дескать, за этим столом врагов народа судили. Только один генерал снизил напряжение и спросил что вам, ребята, надо? Я отвечаю, что я, например, живу в каморке, мне вон дали квартиру, а её кто-то получил за меня. «Будет тебе квартира». А какую вы получаете зарплату? 90 рублей, говорю. Они тогда руководству динамовскому: «Да …, почему так платите? «Спартак», «Торпедо» в комитете тогда по 3000 получали. Так. С кем вы играете в следующий раз? С ЦДКА. «Так вот, - говорит генерал, - если вы их обыгрываете, я вам дарю каждому по аккордеону и пакетик с деньгами». А как вы питаетесь? Чтоб каждую неделю мешок продуктов всем! Сколько вам игр осталось до конца сезона, 18? Какое место если всех обыграете? - Второе. - … твою мать! Ну если второе, то всем по мотоциклу! Сидим, как оплеванные, входит Кузнецов Иван: «А вы что расселись, вас автобус ждет, быстро на тренировку!»
Так представляете, ЦДКА мы разодрали в куски и больше не проиграли ни одной игры. Мотоцикл, правда, «Динамо» себе забрало, а аккордеон я потом продал на хер.
Ну и болельщики благодарные. С Тбилиси сколько не играли, я им все время голы забивал. А возле гостиницы сидел армянин-сапожник, я у него Люське туфли заказал лаковые, черные. И он мне говорит: забьешь гол грузинам, я тебе бесплатно всё сделаю, а эти туфли тогда стоили 800 рублей. Я говорю: «Конечно, постараюсь». И потом сколько я раз туда не приезжал, он мне все время дарил новые туфли.
В Москве мы, бывало, не могли на улицу выйти после игры, у каждого были персональные болельщики. Стадионов больших было только два - «Динамо» и «Сталинец» в Сокольниках. Перед матчем уже с трёх часов к стадиону было не проехать, все забито, даже на крышах автобусов ехали. В 1949 году мы на Динамовском стадионе со «Спартаком» играли очень напряжённо: я забиваю гол, потом 2:2, потом 3:3, 4:4. А если мы выиграем, то мы чемпионы страны. И я забиваю пятый гол здоровым таким ударом, и в этот момент на трибуне «Спартака» болельщик умер от разрыва сердца. Мне еще претензии потом предъявили, дескать я его убил.
Драки были, но это все пресекалось строго. Это щас хулиганье, а тогда на футбол ходили солидные люди, фундаментальные. Шпана была под наблюдением взрослых людей, да и вообще люди были более тактичные. Даже у нас на «Динамо», кончался первый тайм – пожалуйста, ресторан под трибуной, там и водка и коньяк, все пили и выходили дальше болеть, и все нормально. А сейчас пьют водку на трибуне, кидают бутылки вниз туда на головы.
Дело в том, что какая бы у нас не была тяжелая война, Сталин сохранил спортивные кадры, никто из футболистов не воевал. Понимаешь, верили, что выиграем войну. Это было мудрое предвидение, пошли бы спортсмены воевать, погибли бы, ну и что? Не было бы футбола или было б такое говно как сейчас - 2-3 человека, остальные иностранцы. И поэтому после войны был очень интересный футбол – ты представь, человек пришел с фронта, наголодался, а тут такие команды играют!
Самое страшное в нынешней ситуации, что наше правительство отстранилось от руководства спортом. Все перешло в частные руки, к коммерсантам, деньги большие. Я когда начинал играть за Динамо, получал зарплату 60 рублей, я был солдат и доволен уже тем, что в команду взяли. А теперь играют «Динамо», ЦСКА, но там половина черножопых, а в сборной должны русские играть, а где их возьмешь, вот потому и сборная говно. Что значит «бразильцы лучше» - мы вот играли лет 30 назад против них, и мы так их разодрали… Просто у них в футбол играют с детства, а раньше и мы с детства играли на задворках, а теперь и задворков-то не осталось!
В Подмосковье было сколько команд, а сейчас на футбольных полях коровы пасутся! А ведь именно оттуда кадры брались – я когда пришел в «Динамо» уже всей техникой владел, и с левой, и с правой, а тех, что сейчас приходят учить надо. Теперь вот начинают снова строить стадионы, а кадров-то нет. Мы были когда в Англии, в Чехословакии – обалдели, какие там при школах залы спортивные, площадки. И у нас так было, вот я учился в 30-е: школа, огород, футбольное поле, столярные мастерские – мы все умели делать. Где у нас теперь при школах поле?! Призывают в армию ребят – ёпты, ни мускулатуры, ничего нет, солдат винтовку не удержит. А у нас в армии какие были ребята – сильные, волевые, здоровые!
С 1959-го я дипкурьером работал, 27 лет, 35 благодарностей, значок «Лучший работник МИДа». На четвертом курсе МГИМО должны были присвоить звание второго секретаря мидовского, прихожу – смотрят, вы же институт физкультуры оканчивали? Да я теперь на четвёртом курсе… «Нет, это не совместимо». Я говорю: «А вы знаете, кем был Громыко? Он коровам сиськи оттягивал, … мать, а теперь министр иностранных дел!» Потом вызывали, а я говорю: пошли вы …, уже не надо.
Пришло в свое время звание подполковника, тоже прихожу к кадровику, а он смотрел на меня как на футболиста (вот отношение людей некомпетентных – было у мужика два сына умных, а третий футболист). Спрашивает: «А вы винтовку умеете держать?» У меня пять орденов ёпты, а он меня про винтовку! Я говорю: «Нет, не умею», повернулся и ушел, и не ходил туда больше.
А теперь мне как фронтовику Путин присылает приглашения на День Победы – парад, потом банкет в Кремле. Вот прихожу недавно, там стол здоровый, за ним сидят Фрадков, потом генерал-полковник, генерал-лейтенант, генерал-майор. Я вошел, поздравил их, а сам в штатском. А они такие знатные: «Это кто нас приветствует?» Я говорю: «Сержант Савдунин». «А, Володя, елки-палки, иди сюда» – они ж болельщики! Фрадков только не знал, ему объяснили.
Сейчас я почетный президент клуба Динамовских ветеранов. Много наших ребят, которые умерли, остались жены, вдовушки. Хожу, выбиваю пособия, заступаюсь, ругаюсь, времени не фига нет свободного. Вчера из Белоруссии корреспондент, завтра Московская киностудия. Фонд в честь меня названный нашим помогает. Ведь футболист закончит играть, и всё - нет образования, не работает. Так что 2-3 раза в год мы собираем народ за стол – выпивон, закусон - и выясняем, кто в чем нуждается. Операцию там кому сделать, деньги выделяем. Когда были спонсоры - ресторан сделали у Курского вокзала, появился маленький доход. Теперь ещё детским домам помогаем, ребятам.
У нас, у «Динамо», есть болельщик Константин Сергеевич Крючков, начальник всех асфальтово-бетонных заводов в Москве. Каждый год за свой счет всех ветеранов в Черногорию – самолет, питание, гостиница, пять лет уже. И мы там как ветераны играем в футбол с местными – еле двигаюсь, но играю. Давай выпьем за футболистов, которые не с нами, я ведь теперь один из той команды остался. Мне кардиолог сказал: «Ничего не бойся, ты мужик всю жизнь лекарства водкой запивать будешь!»
И ещё. Уже перед уходом я задал Владимиру Григорьевичу совсем бестактный вопрос: «Скажите пожалуйста, как правильно брать языка?» На что получил вполне логичный ответ: «По разному». Но далее Савдунин всё-таки разговорился и поведал замечательную историю, не имеющую прямого отношения к футболу. Привожу без сокращений:
- Мы его открыли, это Прохоровское поле, когда и поля ещё никакого не было. Лазили там на передовой, взяли языка, он нам сказал когда будет наступление, где главный удар. И когда утром началась атака, то наша артиллерия сразу обрушила шквал огня на немцев. Они думали – будет неожиданно, а тут такая встреча. И наши в том бою на 12 км отступили, потому что заманивали их и ..ячили, и после этого боя мы нигде не отступали. А языка берут по-разному. Ну вот одного я брал, момент был интересный. Надо было на трех танках прорваться через линию фронта и уйти в тыл. 15 было разведчиков, и мы сидели, как десантники, на броне. Мы пошли и нас, значит, раз..рили. Два танка подбили, один вернулся, а они из пушки стреляют, автоматы, пулеметы. Я соскочил, а была большая рожь, и я по-пластунски вниз. А вот здесь, значит, бугор, там гора была, нейтральная полоса, и километра через полтора наши передовые окопы, пехота. Я спустился и побежал к своим, и тут начали сзади стрелять в меня. Оказалось, на этом бугре сидели корректировщики огня, немцы, их два человека, за кустами-то не видно. Я и туда, и сюда, пули всё ближе – мне повезло просто случайно, что меня не убили. Я так бежал, что когда упал в окоп к пехоте, они говорят: «Ну ты бля и бежал». Побежишь, ёпт. Ну а мы же не прорвались, приходим в часть. Сидит начальство штаба: «Где ты, твою мать, шляешься!» Мне было так обидно, и тут разрывается мина. И начальника штаба ..як, вот мы стояли, как сейчас сидим за столом, все живы, а он падает. Но дали мне задание взять языка, а я-то уже знал где они, которые стреляли. Я вернулся к пехотинцам. А до этого бугра, где они сидели, голая поляна, и за ним тоже. Я им говорю, пехоте: «Вот видите кусты, можете по ним открыть огонь?» Я пойду туда, буду значит, эт самое, брать. «Что ты, …, …, … мать!» Днём это всё. А мне было обидно, что меня в штабе от.. ни за… У меня было такое состояние злое, убьют и ладно, всё это на безразлично. И они открыли огонь по этим кустам. И я, значит, прошел туда, километр примерно. Они сидели так, а тут обрыв, и я зашел за эту сторону, а своим сказал, что как зайду за бугор, вы огонь прекратите. Я, значит, посмотрел, они в окоп сели, … мать, чтоб их не убило ни.., я, значит справа поднялся и из автомата зах…, одного убил, другой упал на землю. А тут же километр и немцы. Я его прикладом по голове от… и спустился вниз, под бугор. И за мной приходит танк. Мы на танк сели ёпт, за башню спрятались – сзади же стреляют. И привез его это самое в часть. А теперь, говорят, в штаб фронта отведи его. Машин нет, бой же идет. И мы пошли с ним вдвоем, километра три-четыре от передовой. Идем, а солнце яркое и поляна, и нас немецкий истребитель, ё, засёк. А ему чем заняться – давай, зараза, стрелять. Он на нас идёт, а мы под него, и этот лежит со мной рядом. Ну хорошо, что них.. не застрелил. Приехали, я его сдал, ну, говорят, большое спасибо тебе. Я там всё рассказал. - Не может быть! – ну как же, всё было на глазах у нашей пехоты. Короче говоря, наши 15 человек, которые поехали на прорыв, из них осталось пять. И мы поехали в Курск на машине хоронить ребят. Завезли их в церковь, отпели (я хоть член партии с 42-го, но русская душа-то она и есть русская, все же крещёные), и значит, похоронили. Едем обратно в грузовике, и едет навстречу машина, везёт немецких пленных. И этот х.. среди них, и машет мне рукой ёпты!!! Такие вот были моменты.
Записал Александр Можаев. Ссылка на оригинал.