00:43 11-04-2011 Амбразура Амброзии (главы 1-2)
Глава 1
Ясав
Он подошёл совсем не слышно, впрочем, он всегда так передвигается. Тише ветра в лесу. Его рука опустилась мне на плечо, а голос прозвучал эхом, тихим эхом:
- Счастья тебе, Амид!
Амид - это я. Тот Амид, кто ответил Ясаву-двуликому, славному беззвучной походкой:
- И вам счастья, Ясав.
- Было бы счастье, - вздохнул один Ясав, а второй подхватил: одна тоска.
У Ясава два лица, и ему очень сложно не говорить обоими ртами одновременно. Обычно они говорят в унисон, и звучит это странным эхом. Вы скажете - эхо запаздывает, а говорить в унисон - значить говорит одновременно, без задержек? И я соглашусь. И Ясав согласится, а его второе лицо (или всё-таки первое?) подтвердит. В один голос оба лица это скажут и подтвердят, и эхом подхватят.
- Опять грустишь? - спрашиваю я.
- Угу, - сказал он и одновременно: грущу.
- К нам, кстати, - вдруг вспомнил я, - снова Анирам пришла.
- К дождю, - вздыхают Ясав.
- И к радуге, - улыбаюсь я. Грустно улыбаюсь. Вроде и смешно, а в то же время...
Анирам воплощение красоты и всего прекрасного. Кожа её всегда источает нежный цветочный запах. Питается она радугой. И в пору бы смеяться, но как-то всё уже высмеяли - в туалет она ходит бабочками.
- Давай не будем о ней? - одним голосом в два рта, без единой примеси эха, вдруг предлагают Ясав.
- Чей сегодня черёд выбирать, - согласившись, меняю я тему разговора.
- Кажется твой.
- В шашки?
- Да, - говорит Ясав, спустя несколько долгих мгновений обдумывая моё предложение.
- Чур, я белыми!
* * *
Звон! Мерзкий надоедливый звон будильника кричит тебе - восстань! И ты восстаёшь, почти. Первой восстаёт твоя рука. Восстаёт против злого будильника и его командного тона в лице его противного звона. Рука бьёт наотмашь по макушке злого командира и тот умирает, напоследок издав свой последний предсмертный дзынь. Честь герою и медаль посмертно. До следующей ночи, где ему возрождённому держать следующее дежурство до самого утра, предвещающего неминуемую гибель от моей карающей длани.
Ещё полежать минут пять? Нет! Ты знаешь - уснёшь и проспишь всё на свете. Откидываешь одеяло, что бы мороз не дал тебе уснуть. Надо прийти в себя. Откуда? Ты где-то был, что бы приходить обратно? Дурная странная мысль.
Скидываешь ноги с кровати и нашариваешь ими тапки, которые вечно куда-то прячутся, как тараканы. Включишь свет и они бежат со всех своих многих ног в любые щели. Вот и сейчас тапки-тараканы убежали под кровать!
Ты встаёшь, и рукой шаришь в пыли, нащупывая подлое насекомое. Ругаешься невесть на кого и клянёшься забить эту нору для тапок доской! Вечная клятва каждого утра. Клятва, которую ты забудешь буквально через несколько минут.
Шаркая тапками, покорно принявших в себя твои босые ноги, ты направляешься в ванную. Чистишь зубы, моешь лицо. Смотришь в зеркало, не забыв скорчить противную рожу под стать своей причёске.
Завтрак. Яичница и хлеб с сыром. Кто сказал, что хлеб с сыром не бутерброд? Чай из позавчерашней заварки и свежего кипятка.
Час утра уплывает незаметно. Опять опаздываешь? В спешке натягиваешь джинсы, рубашку, ищешь носки, которые ведут себя хуже тапок-тараканов, прячутся в такие места, о которых знают только дети, когда играют в прятки. Ботинки, шнурки, куртка, дверь. Лифт. Дорога. Работа.
* * *
- Какой банальный ход, - смеются Ясов.
Смеются и двигают свою шашку.
* * *
- Я люблю тебя!
- Ну и дура! - резко отвечаешь ты. А она в слёзы.
- Я не могу без тебя!
- Можешь! - режешь ты.
- Прости меня, - плачет она.
- Дура! - вскипаешь ты, - это ты должна требовать от меня прощения, хотя всё равно ты его не дождёшься!
- Не оставляй меня, пожалуйста...
- И не собираюсь. Я буду здесь до тех пор, пока я этого хочу.
* * *
- Ты сдвинул свою шашку вперёд и убрал обратно, - говорю я, - это два хода.
- Но и нас двое, - ухмыляются Ясав.
- Значит, я буду играть за двоих, - отвечаю я, - я буду делать по два хода, как и ты.
И я делаю свой ход.
* * *
Сегодня на обед подавали щи, картошку и рыбу. Ту рыбу, которую не распознает ни один рыбак. Просто рыба, без названия и какого-то особенного присущего только ей вкуса. Ту картошку, которая является гарниром. Её просто можно назвать "гарнир" и это опишет её гораздо лучше, чем слово "картошка". Те щи, которые безмерны, как океан - не имеют в себе ни островка капусты, не говоря уже о таких редких материках, как мясо.
У нас всё это называется просто - щи, картошка, рыба. И компот. С выжившими из ума ворчливыми старыми ветеранами - сухофруктами. Все в орденах, как на параде. А если не с орденами, то с лычками. Жуют сморщенными губами слова, обычно бранные. Лишь иногда, в минуты воспоминаний - добрые.
А вы сидите за одним столиком. Ты и он, напротив друг друга. И рады бы были сесть подальше, да мест в столовой больше нет. Вот и приходится обедать вместе.
И слова, призванные сгладить обстановку, сами прыгают на язык, как брызги из газировки, прыгают что бы в итоге сделать только хуже:
- Давно не виделись, - уж лучше бы молчал.
- Давно, - бурчишь ты в ответ.
- Сегодня на удивление безвкусный обед, - ты бы ещё о погоде заговорил!
- Вот с этим я согласен, - уже не бурча отвечаешь ты. Неужели интерес к разговору?
- Вот взять хотя бы эту картошку, - на радостях тема сама бежит впереди языка, - она как...
- Не надо! - резко перебиваешь ты, - Я голоден, и мне ещё надо всё это съесть!
Неловкое молчание. Уж лучше бы и впрямь о погоде.
- Соль не передашь? - ведь не нужна тебе соль! Щи и так полны соли, как тот самый океан - бескрайний и безбрежный.
Ты молча передаёшь соль. Не глядя. Не отрываясь от тарелки.
Так проходит обед. В неловком молчании.
И кусок в горло не лезет, а всё равно пихаешь его сквозь силу.
А когда тарелки опустели вы встаёте. Одновременно? Всё ещё одновременно, как когда-то? И уносите поднос с грязной посудой. А после, выйдя из столовой, расходитесь в разные стороны.
* * *
- Я только одной фишкой сходил, - протестуют Ясав, - а ты двумя!
- Правила никто не объявлял, - хитро подмигиваю я... почему-то мне показалось, что я это сделал как-то не в кассу. Не место тут подмигиванию.
- Ну, - хором затянули Ясав, - раз так, тогда это дамка!
И, перевернув шашку вверх дном, он двигает её сразу не несколько клеток вперёд.
* * *
Ты бежишь по дороге. Впереди цель и она Горизонт. По бокам пробегают деревья, они спешат туда, откуда ты пришёл. Куда? Ты знаешь, а им это ещё предстоит узнать - это их участь. Твоя участь - то, откуда пришли они. Твоё прошлое - их будущее, а их будущее - твоё прошлое.
Твой попутчик - время, давно уже свернул на другую развилку и ты движешься один. Туда, где горизонт. Где небо встречается с землёй, а дома подпирают собой тяжёлые тучи.
* * *
- Ну, - начинаю я, - раз так...
И вдруг останавливаюсь. Жуткий ужас пронизывает меня. Я смотрю в глаза Ясаву и вижу в них отражение своего страха. Поставь два зеркала друг напротив друга - и в них увидишь бесконечность. Так и мы видим бесконечность кошмара.
Вскочив на ноги, опрокинув клетчатую доску и рассыпав по траве шашки, мы сломя голову бежим куда глаза глядят - лишь бы подальше. Хотя нет, глаза глядят в землю, впрочем, именно туда и хочется провалиться.
В груди от живота поднимается мерзкий холодок. Противня мокрица ищет выход, заполняя собой всю грудь, в которой бешено колотится сердце, будто узник в темнице - выпустите меня! Дайте и мне убежать! Страшно. И имя этому страху - Ашим.
Глава 2
Ашим
Когда приходит Ашим - все убегают. Любого, к кому он приблизится ближе, чем на дальность его подслеповатого взгляда, охватывает непреодолимый ужас. А уж если Ашим посмотрит на тебя, ты провалишься в глубокий обморок. Или, как у нас шутят: об-мрак.
К тем, кто впал в об-мрак, Ашим подходит и играет ими, как тряпичными куклами. Иногда как с солдатиками, иногда как с пупсами. А потом ему надоедает и он уходит прочь. И лишь к утру третьего дня ты просыпаешься. Приходишь в себя. Возвращаешься из об-мрака.
Жуткий вой Ашима огласил окрестности и этот вой вселил в нас не только страх, но и панику. Ясав кинулся куда-то в сторону, а я, рванув через ограду помчался к пустырю. Пустырь, надо сказать, давно уже не пустовал и был завален всяким строительным хламом. В этой свалке, я заметил огромную бетонную трубу. Из таких труб делают колодцы. Эта труба, видимо, предназначалась для очень большого колодца - я мог стоять в ней в полной рост. Вот только стоять я не мог, ноги меня не держали, и я скатился по бетонным стенкам.
И вновь раздался вой Ашима. Совсем близко. Во мне вдруг проснулось неудержимое любопытство, которое в какой-то момент пересилило страх и заставило меня выглянуть наружу.
По пустырю бежал Ясав, а за ним издавая ужасный вой шёл Ашим. Нет, мне повезло, меня Ашим не увидел - он был ещё слишком далеко. А вот Ясаву не повезло. Точнее не повезло наполовину. Ашим, видимо, увидел одно из его лиц и Ясав наполовину впал в об-мрак. Из своего бетонного укрытия, я наблюдал за тем, как Ясав, хромая и постоянно падая, убегал от Ашима. Второе лицо Ясава безвольно трепыхалось, как тряпка на ветру. Руки висели плетьми, а ноги волочились по земле. Такое ощущение, что один человек несёт на себе другого. Вот только не было двоих - был только один Ясав.
Зато Ашим... я впервые смог рассмотреть Ашима. Он был достаточно далеко и его подслеповатый ужас до меня не дотягивался, зато я его хорошо разглядел. Ашим был маленьким мальчиком в очках с очень толстыми стёклами. Стёклами, которые пересекали разломы трещин. Ашим шёл и плакал навзрыд. Плакал задыхаясь. Именно его плачь, рёв и был тем самым воем. Руки его тянулись к Ясаву, который всё ещё пытался убежать от него.
Ясав оказался намного выше Ашима и, даже ковыляя и спотыкаясь, умудрялся держать дистанцию. Но долго так продолжаться не могло - ужас сильно изматывает нас, тем более от Ясава сейчас осталась лишь половина. К его счастью и моему ужасу, Ясав ковылял в моём направлении. Я знал, что мне нужно сделать, но я знал, насколько сложно это будет... я ждал.
По мере приближения Ясава и Ашима, в меня волнами вливался ужас. Сердце колотилось как псих - разрывая в клочья смирительную рубашку и в кровь разбивая лицо о мягкие стены палаты для буйных. Я вцепился руками в бетон трубы. Содрал ногти, пытаясь не отпустить щербатую поверхность, потому что если я отпущу - я кинусь бежать сломя голову и теряя рассудок.
Когда Ясав проходил совсем рядом, я, разодрав пальцы в кровь, одними руками, потому что ноги наотрез отказывались слушаться меня, кинул своё тело наружу и, схватив Ясава за шиворот, дал волю своему ужасу - кинулся в спасительную трубу.
Я тащил Ясава волоком по ставшей вдруг неимоверно длинной трубе. Сбоку внезапно обнаружилось тёмное ответвление, и я потащил свою, даже не пытающуюся сопротивляться или помочь, ношу туда. В темноте я ещё долго бежал и, находя повороты, несколько раз сворачивал. Я бежал и тащил за собой Ясава, пока не выбился из сил. А когда сил не осталось, я упал.
* * *
Сухой песок сыпется меж пальцев. Из такого песка не получится ни куличика, ни пирамиды. В таком песке не сделать туннелей. Но если глубоко капнуть, то можно найти сырой песок. И я начинаю капать. Сыпучий сухой песок всё время пытается засыпать мой котлован и мне приходится отбрасывать его подальше. Вскоре я добираюсь до заветной сырости. Теперь можно лепить куличики, строить пирамиды и рыть туннели...
* * *
Туннель. Уходит далеко вдаль и где-то там далеко виднеется свет.
- Проснулся? - спрашивает Ясав, и, не дожидаясь ответа, - ну тогда счастья тебе, Амид.
- И тебе счастья, Ясав, - отвечаю я.
Постепенно я осознаю где нахожусь и что со мной... с нами, происходило. Вместе с памятью приходит и боль в пальцах. На некоторых не хватает ногтей.
- Ты мне всю спину изодрал, когда волочил по этой трубе, - жалуются Ясав, - больно.
- Я... - уж не знаю, хотел ли я извиниться или обидеться, только Ясав перебил меня:
- Спасибо.
- Да чего уж там, - замялся я.
- Странно это, - спустя какое-то время начал Ясав, - говорить одному.
И вправду, всё это время Ясав говорил только одним лицом, второе всё ещё было в об-мраке. Всё также сквозь одно лицо Ясава просвечивало его второе, только одно было без сознания и даже как-то оплыло, а второе задумчиво смотрело в пол.
- Подожди, - хмурю я брови, - если одна твоя половина ещё в отключке... сколько прошло времени?
- Немного. Минут пять или десять.
- Значит, Ашим нас не поймал?
- Нет, - со смешком в голосе отвечает Ясав, - ты сам отрубился.
- Да, - усмехаюсь я в ответ, - давно мне так бегать не приходилось.
- Тем более меня ещё тащил, - хихикает Ясав.
- Обратно ты уж сам, - прыснул я.
И мы с Ясавом разразились хохотом. Долго смеялись и никак не могли остановиться. Животы аж начали болеть. А потом вдруг резко одновременно замолчали. Нет, нас не обуял ужас или что-то ещё. Просто высмеялись и всё.
- Ты знаешь, - сказал я, - я видел Ашима. Я его разглядел.
- И как он выглядит? - в глазах Ясава зажёгся интерес.
- Ростом он примерно с два этажа, у него из живота растут щупальца, а на голове у него паучьи жвала. А ещё у него четыре глаза.
- Жуть! Хорошо, что он нас не поймал.
- Это да, - киваю я, - нам повезло.
- Амид, - спустя несколько минут, вдруг серьёзно произнёс Ясав.
- Да?
- Давай выбираться отсюда, а то скоро стемнеет.
- Давай, - согласился я.
- Ну так помоги мне! - обиженно воскликнул Ясав, - я же только наполовину в сознании.
- Ты в этом состоянии достаточно хорошо удирал от Ашима.
- Ну, тогда мне страх помогал, а теперь мне не помешает твоя помощь.
- Уговорил, - сказал я и подал Ясаву руку, - но в следующей игре ты мне дашь фору.
- Договорились, вымогатель! - смеётся он. Хорошая шутка.
И мы направились к выходу.