Все же хорошие у меня камерады. Я серьезно, кстати. Умеют походя поднять бездонной глубины вопрос (см. комментарии)

С одной стороны шутки в духе "Что курил аффтар?" в начале второго десятилетия 21 века нашей эры безусловно петросяноугодны и безблагодатны. По многим причинам. И своим явным несоответствием реальному положению дел: ну, не добавляет никакая трава таланта и оригинальности мышления в организм употребившего, если их там не было изначально. И попытками сведения сложного к примитивному. И социальная группа, склонная к воспроизведению подобных шаблонов, никакой симпатии не вызывает. Я сам из этих, мне можно верить. И просто как-то перестало быть смешно за последние 15 лет.

С другой стороны, как верно заметил один камерад, есть же какая-то сермяжная правда в том, что для юмористического описания загадочного и пугающего используется образный ряд, связанный с употреблением психоактивных веществ?

Юмор, вообще говоря, является одним из способов адаптирования ужасного к повседневному, через некое подобие кратковременного буйного помешательства (смеха) и переживание в этом состоянии ужаса в ослабленном виде. Прививка от страха, ага. О чем нам может сказать навязчивое использование наркотических аллюзий для описания странного, непонятного и иногда пугающего?

Во-первых о том, что народ наш сир, но мудр, и, что бы там не лопотала пропаганда, на спинномозговом уровне он правильно понимает роль шаманской травы в своей жизни как психического адаптогена широкого спектра действия. От простого снятия стресса и релаксации, до того же самого кратковременного управляемого помешательства, с целью поиска новых элементов психической реальности или, что чаще, адаптации к реальности повседневной уже проявившихся. В том числе и ужасных, конечно, от надвигающегося финансового кризиса до факта собственной смертности.

Во-вторых очень интересна история вопроса. В ответ на одни и те же признаки нестандартного поведения (с поправкой на реалии, конечно) наши современники среагировали бы условно так: "да ты ж упоротый!", наши близкие предшественники - так: "да ты ж сумасшедший!", а более дальние предки примерно так: "да ты ж одержимый!". При этом степень звериного серьеза заявления прямо пропорциональна дальности возврата по временной шкале. Современник, задавая риторический вопрос "да ты норкоман штоле, сцуко?", осознает заведомую ложность своих предположений, преподносит их как шутку. Публичное высказывание такого предположения обычно не имеет последствий для их объекта, по крайней мере никто не требует предъявить наркологический сертификат и не бежит звонить Ройзману.

Совсем иначе обстояло дело с предположением о чьей-то психической болезни. "Дурак! Больной! Чокнутый!" - наши дедушки и бабушки бросали эти слова в лицо другому как тяжелую обиду, и реагировать на них принято было соответственно. Появление психиатрии как ветви медицины - заслуга индустриального общества, а в обществе жесткой стандартизации трудно придумать проступок худший, чем несоответствие стандартам. Даже просто прослыть "дурачком" значило быть вытесненным на социальные задворки, официального же диагноза и психиатрии вообще боялись как огня. Боялись, надо заметить, не напрасно, хотя это уже совершенно другая история.

С представлением о странном и непонятном как о проявлении инореальных сил, а о чужом нестандартном поведении как об одержимости этими силами, все более-менее понятно и так. Обвинение в одержимости было серьезным и последствия могло иметь кучерявые, от отторжения социумом и обязательного прохождения экзорцистских психопрактик, до ритулаьного уничтожения обвиненного каким-нибудь мучительным способом. Привычка в странном, непонятном, пугающем видеть проявления потустороннего даже закрепилась в языке в виде аппеляций к дьяволу или богу, восклицаний "чертовщина какая-то" и т.д., полностью утративших свое семантическое наполнение, как в "спасибо" уже никем не осознается изначальное "спаси тебя бог". Правда, существование того же, к примеру, института юродивых на Руси, намекает, что все было не столь однозначно, но общая картина хорошо задокументирована и лишний раз ее воспроизводить нужды нет.

Тут вырисовывается общая тенденция умягчения нравов, проявления большей терпимости и даже любопытства к чужому нестандартному поведению, но это и так довольно очевидно. По настоящему интересно тут другое. Если "одержимость" обозначает захват контроля над личностью некими сторонними силами (тут уместно вспомнить Юнга, считавшего невроз "фрагментарной личностью"), а "чокнутость" - выход из строя механизма в результате некой поломки, то под "накуренностью" понимается временная добровольная контролируемая диссоциация личности. Этот малозаметный переход от пассивной позиции к активной может являться маркером происходящего на наших глазах пересмотра человеками собственной роли в собственной же психической реальности. Здесь нестандартное поведение перестает восприниматься как результат чужого пагубного влияния или болезни, а превращается в активное исследование и трансформирование себя и мира.

Ничего особенно нового в такой активной познавательно-созидательной позиции нет, ее внятно сформулировали еще отцы психоделической революции. Но вот то, что мы, кажется, присутствуем при внедрении такой позиции в массовую культуру - это, блядь, Прорыв с большой буквы Пэ.