INTRO
... С Юрой я познакомился где-то лет семь назад, по моей профессиональной деятельности. Ему срочно потребовался ветеринарный врач - собака, любимца семьи, помесь лабрадора непойми с кем, тяжело заболела и вся семья, включая двух Юркиных детей - десятилетнего сына и семилетней дочери, очень переживали за неё. Тогда собаку удалось спасти, а мы с Юрой, так как еще и живем через один дом друг от друга, стали такими себе, приятелями - иногда встречаемся на прогулках с собаками, иногда вместе пивка попьем при встрече. Затем, когда я был в отъезде и не мог вернуться в Киев, лабрадорша погибла - от старости и почечной недостаточности, как я думаю и как думали те врачи, к которым Юра по моей рекомендации, данной по мобильному, обратился за помощью. Юру я стал видеть реже, но мы остались приятелями, и встречаясь, обязательно перебросимся парой слов. Мне Юра нравится как человек - есть в нем какая-то доброта и порядочность.
А вот на днях, встретил Юру после поминок по его отцу. Юра был грустен и только выбрался из состояния бодунного. Мы разговорились, и он мне рассказал один случай из своего детства. То, что он мне рассказал, до сих пор не дает мне покоя.

Далее, я попробую повести рассказ от его имени.


.
...В детстве, лет с семи, я начал мучить животных. То кошку возле подъезда пну, то в собаку камнем запущу. Дальше - больше, проснулся во мне садист и мои выходки были все более и более опасными для животных. Стрелял из рогатки по всему что шевелилось и было меньше меня размерами, особым шиком, считал попадание в глаз - кошке или собаке. Пару раз меня замечали соседи за такими проделками, но в детскую комнату милиции тащить не спешили - жалели моего отца, он ведь меня один воспитывал, мать умерла, когда мне три года было, а отец мой был человеком очень добрым и пользовался уважением всего нашего двора - то лавочку возле парадного перекрасит и спинкой снабдит, то детскую площадку ремонтирует вместо бездельников из ЖЭКа. Но моему отцу конечно же говорили о моих проделках, он естественно меня наказывал, и пытался выбить эту дурь из моей головы. Ну я просто начал делать гадости вне нашего двора, там, где меня прохожие не знали. Однажды выбил глаз собаке нашего соседа - я и не знал, что это его пес, думал, что похожий просто... В тот день отец выпорол меня как сидорову козу, ей-богу, три дня сидеть было больно. Но до меня не дошло, урок на пользу не пошел. Я озлобился, и вытворял уже такие вещи, о которых у меня вообще нет сил говорить.
А потом, кто-то, видимо не знающий меня как главного садиста района (или наоборот, знающий обо мне больше чем кто-либо другой), подбросил к нам под дверь коробку. В ней лежал маленький щенок, месячный или полуторамесячный. Отец был как-раз дома, провел со мной беседу - он любил разговаривать со мной как со взрослым, и мы приютили щенка у себя. Выросло это чудо в маленькую, размером с крупную кошку, очень лохматую собачку, но с прямой и шелковистой шерстью. Вся угольно-черная со снежно белой грудкой и бело-крапчатым животом. Мы её Жулькой назвали. Так я постепенно перестал мучать собак, но повел настоящий джихад против котов, кошек и птиц. Сидел все-таки во мне такой бес или это я был таким, и не надо списывать все на потустронние силы? А Жулька меня любила, хотя и огребала от меня очень часто, когда отца рядом не было. Вот странно это - я то её нянчу и ласкаю, то я её пинаю и щипаю. Однажды, на прогулке, она меня не послушалась - все тянула на поводке, к какой-то ей одной интересной кучке. Пнул её так, что она недели две хромала. Но все равно она ко мне ластилась, из школы встречала с веселым лаем, вылизывала всего с ног до головы... Может быть, она относилась ко мне как богу, которого, чтобы он был сегодня добр, следует задобрить... не знаю, ты собачий доктор, тебе виднее наверное. А я все-таки и её мучил.
В один прекрасный майский день, теплый, солнечный и радостный, я в очередной раз жестко играл с Жулькой - подбрасывал её к потолку и ловил возле самого пола. Меня забавлял и веселил её стах, она ведь пищала от ужаса и беспомощно молотила лапками в воздухе, и это было так потешно. Отец пошел в магазин, это был выходной день, один из выходных на майские праздники, и я пока был один дома. С Жулькой. Я то подбрасывал пищащую от ужаса Жульку, то кружился с ней на вытянутых руках, то раскачивал держа её за лапы. Но вдруг, кружась с ней, как на карусели, у меня чуть подвернулась нога - на игрушку наступил, или что, я на мгновение потерял равновесие и чуть ослабил пальцы. Жулька пулей полетела в окно, а для меня время потянулось медленно-медленно, как в кошмарном сне, когда силишься проснуться и не можешь. Жулька с визгом летела к окну, в закрытую створку, и у меня мелькнула надежда, что она просто ударится о раму или о стекло и не вылетит на улицу. Наша собачка с каким-то всхлипом врезалась в стекло, которое мгновенно, с жутким грохотом разлетелось вдребезги... Жулька как кошка вывернулась в полете, и я увидел её глаза - может, мне все это показалось, но этот взгляд еще очень долго возвращался во сне... В этих глазах были укор и боль: Хозяин, за что же это?
А затем, она стала медленно падать, крича от ужаса и боли, провалилась за линию подоконника, а сзади уже бежал отец, теряя авоськи с хлебом и крупой. Он отпирал замок наших дверей, в ту секунду, когда разбилось стекло.
Отец был белым как мел, посмотрел на меня и видимо немного успокоился - он боялся, что это я выпал из окна, а ведь это был седьмой этаж. Отец понял что произошло. Он медленно подошел к окну хрустя по рассыпанному стеклу, посмотрел вниз. Смотрел долго. Седьмой этаж, все-таки. Его плечи поникли. Потом он повернулся ко мне.
- Ну что же. Неси свое полотенце. - У меня было свое большое махровое полотенце, мое любимое, по негласной договоренности, отец им не пользовался. - Что стоишь?
- Пап...
- Давай, неси, сын. Так надо.
И как в страшном сне, я взял полотенце, и мы пошли на улицу, по лестнице, ведь лифт не работал. Спустились под наши окна. Жулька лежала в луже крови, она уже умирала. Изо рта текла кровавая пена, лапки судорожно подергивались, она страшно хрипела, а её глаза уже остекленели, смотрели куда-то сквозь нас. А еще у неё дрожала мордочка, как будто она хочет заплакать, но никак не может.
- Попрощайся с Жулькой, погладь её, и извинись перед ней.
Во мне что-то с хрустом ломалось, я как-будто видел все происходящее со стороны, стоя рядом. Упал перед ней на колени и гладил свою собаку, которую сам только что убил. Помню, её шелковистую шерстку липкую от крови, помню, как она дрожала и как силилась приподнять голову. Потом она умерла - горестно всхлипнула напоследок и затихла.
Отец стоял надо мной.
- Юра, расстилай полотенце... аккуратнее, ведь это была твоя любимая собачка. Вот так. А теперь, осторожно возьми Жуленьку и положи на полотенце. Да, сын, теперь - заворачивай, и жди меня здесь.
Я как умел заворачивал Жульку в полотенце, а сам все прислушивался, во мне еще тлела надежда, я все еще ждал, что она шевельнется, что еще не все потеряно.
Когда вернулся мой отец, с лопатой в руках, Жулька была уже полностью завернута, только мордочка была свободна, а сквозь махровое полотенца проступала кровь.
- Что же ты еще не завернул её?
- Может, она еще дышит, пап? - выдавил я.
- Нет, Юра. Она умерла. Заверни её мордочку и бери на руки. Я помогу тебе её похоронить - ведь это была твоя любимая собачка...
Ослушаться отца я не мог - поднял сверток на руки и мы пошли в маленькую лесопосадку неподалеку от наших домов. Копал могилу я сам, отец только молча стоял рядом, потом сам опустил туда Жульку и засыпал её землей, а отец принес найденный по дороге кусок бетонной плитки - небольшой, но мне было его не поднять, и положил его на маленькую могилку.
Отец меня не ругал. Не наказывал. То есть вообще - ни одного подзатыльника, и ни слова нотаций и поучений.

С тех пор, жизнь моя изменилась навсегда - она поделилась на два периода: на до и на после того майского дня. Во мне что-то сломалось, что-то необратимо перегорело - я перестал мучить животных, и с ужасом вспоминал свои проделки, вернее, старался не вспоминать, потому что они приводили меня в ужас, я прошлый, был глубоко противен и отвратителен мне нынешнему, а учитывая то, что это был один и тот же я сам... Словом, с того дня, стал я добрее ко всему живому, хотя до вегетарианства не дошел, это правда. Закончил школу, попал в армию, отслужил свой стройбат нахлебавшись дедовщины вдосталь. А тут 91 год, развал союза, начались времена бригадных братков - часть пацанов из моего класса, стали крутыми, звали меня в эту жизнь по-понятиям. Не пошел я к ним - перестал я быть садистом и гнидой именно в тот жуткий майский день, поделивший мою жизнь пополам. Тех ребят, моих бывших однокашников, что тогда вышивали по Киеву на бэхах и ауди, уже давно нет в живых, последний из них, недавно домотал свой срок в тюряге и помер от туберкулеза под забором. А я работал, крутился как мог, даже пробовал открыть свой маленький бизнес, но не потянул, и продал свою долю компаньонам - теперь работаю в этой фирме компьютерной, ремонтирую "железо".
Уверен, что тот случай, мой отец и моя собака, спасли меня, они сделали из меня совсем другого человека. До сих пор, восхищаюсь отцом - как он сумел тогда сдержатся от нравоучений и наказаний, от криков и порки - человек, просто со стальными нервами. Он дал мне прикоснуться руками, к тому, что я наделал, и вот это меня перевернуло. Именно это. Не просто смерть любимой собаки от моих рук, а тот стресс, который я испытал, стоя над ней на коленях и сквозь слезы лепеча слова извинений, такие ей уже не нужные и такие бесполезные. Я понял тогда, что все бесполезно после необратимого поступка - никакие слова не вернут к жизни, не исцелят. С пронзительной ясностью осознал, что слова извинений, не имеют смысла тогда, когда ты сделал такое. И я благодарен отцу, за то, что он не вмешивался, я сам грыз себя, я был и преступником и беспощадным судьей для самого себя. Еще много лет подряд, ко мне возвращался тот жуткий сон - медленно разлетается в кусья стекло и вылетающая в окно собака бросает на меня свой последний взгляд.
Может быть, современные психологи, не одобрили бы поведения моего отца в этой ситуации, но мне честно говоря, на их мнение плевать, потому что мой отец, который никак не мог со мной совладать, справиться с моей жестокостью, в тот день, превзошел всех психологов мира. Дал мне прикоснуться к содеянному и в полной мере прочувствовать эту трагедию.
Сейчас, я понимаю, что если бы не этот случай с Жулькой, которую я все-таки любил, хоть и не осознавал этого пока она была жива, и если бы не реакция моего отца, я бы вырос сволочью и гадом, каких на Земле много и кончил бы свою жизнь под забором, как мой одноклассник...

OUTRO
Слушая рассказ Юры, я удивлялся, как это так, ведь я его давно знаю и чувствую в нем такой заряд доброты, какой редко у кого встретишь, а оказывается, так было не всегда.

Повторю, то, что я ему сказал, после того как он мне рассказал эту историю - Юра, твой отец и твоя собака, действительно сделали в один день из тебя другого человека. А после того, что ты мне сейчас рассказал, я еще больше стал уважать тебя. Тебя и твоего отца, с которым, к сожалению, не был знаком лично.



Вот такая история.


Имя главного героя изменено из этических соображений. Вся эта история, переданная мной в почти дословном пересказе, с огромной вероятностью является правдой от первого и до последнего слова - потому что это была выстраданная исповедь, а не что-либо иное.

Current music: тишина