20:43 10-01-2013 Длинный-длинный текст, про так как некто сломал ногу
Под катом длинный текст, про так некто retzki сломал, а потом лечил ногу. Взято с ЯПа, вроде должно быть в ЖЖ, но не нашел 
- а то бы просто была бы ссылка.
Почему-то стало не по себе от этих букв.. пусть будет напоминанием..
Выношу на суд свой рассказ про последствия несчастого случая, случившегося со мной при катании на горных лыжах. Букв много, но, надеюсь, не занудно. Авторство мое, есть копия в ЖЖ.
По статистике, 40% несчастных случаев происходят после фразы «Смотри, как я могу!». Остальные 60% - после фразы «Херня! Смотри, как надо!»
Горные лыжи. Начало.
…В марте 2011 года сбылась моя давняя мечта – покататься на горных лыжах. Раньше это не удавалось сделать в силу разных причин – нет времени, не с кем ехать, плохие погодные условия и т.п. И вот, наконец, все срослось (сейчас более трепетно отношусь к этому глаголу) наиблагополучнейшим образом, и мы с компанией отправились на противоположную от реки Оки сторону – село Хабарское, где уже давно функционировал известный горнолыжный курорт. Мне очень понравилось, как там все устроено, сразу видно – создано профессионалами.
И вот я уже иду к склону в тугих и совершенно не приспособленных для ходьбы высоких горнолыжных ботинках, держа в руках лыжи и палки.
Немного освоившись и «слегка» попадав с отстегиванием лыж, я уже смело катался по самому большому километровому склону. Кайф неимоверный, особенно когда разгоняешься по прямой!
На очередном подъеме мне попался местный инструктор. Он удивился, узнав, что я в первый раз стою на горных лыжах и высоко оценил мое «мастерство». Знал бы он, как я в детстве рассекал в нашем желнинском лесу, смело разгоняясь меж сосен на крутых горках и прыгая на самодельных трамплинах! Моя самоуверенность после похвалы инструктора взлетела до небес, и я начал пробовать совсем уж убийственные горки: с крутейшими склонами и с обилием искусственных бугров. Но болезненные падения быстро отбили у меня охоту экспериментировать. Напоследок опробовав (как можно догадаться - неудачно) небольшой трамплин, я окончательно завязал с опасными опытами…
Падение зеленого ястреба.
…Зимой 2011-12 гг. у меня с горнолыжным отдыхом не клеилось: до конца декабря вкалывал как лошадь, а после того, как уволился, был мучительный переезд, обустройство нового места обитания, поиски работы… Но все как нельзя лучше сложилось: выкроив в марте 3 свободных дня, вырвался на родину и, несмотря на то, что это был рабочий день, подбил компанию поехать в Хабарское…
Теперь 13 марта 2012 года я не забуду уже никогда… Весной даже и не пахло, стоял стандартный зимний неморозный день, валил снег. К нашему приезду в Хабарское уже стемнело, машин на стоянке было мало, в отличие от того раза, тогда был выходной. Воспользовавшись старым ски-пассом, взял снаряжение, и, не забыв насмешить кассиршу идиотской улыбкой в вэб-камеру, отправился к склону.
На первом же спуске я сразу же понял – это уже не тот кайф. Единственным плюсом было малое количество катающегося народа. Искусственное освещение и рыхлый снег под ногами не давали как следует насладиться катанием. Какого черта они не чистят трассу? Нормально кататься невозможно, колеи в рыхлом неубранном снеге постоянно заставляли меня падать. Со второго спуска освоил прямой съезд, но мелкие бугры под лыжами при такой скорости заставляли ноги ходить ходуном. Диман меня ругал за то, что я не ставлю ноги вместе, езжу почти враскоряку. А мне было так устойчивей…
Третий, четвертый спуск… В голове мысли: «Если на такой скорости не удержаться, можно очень здорово убиться. Это тебе не просто падение в начале спуска, когда со смехом потом собираешь шапку и лыжи». На буграх трясет нереально. Страшно… К концу спуска даже удивляешься, как живым доехал. Но от этого тоже есть какой-то нездоровый кайф.
Решив передохнуть, я поперся в безлюдный ресторан, где в одиночестве за тарелкой с бифштексом и бутылкой «Апсны» сидел Серега. Мы его так и не убедили покататься с нами. Он, видите ли, «не одет». Аргументы, что на склоне полно ребят в джинсах, не помогли. Немного потупив в дебильные клипы и попив холодного чая, я опять рванул на склон…
…Все заняло долю секунды… Вот я на бешенной скорости еду на трясущихся от бугров расставленных на ширине плеч лыжах, и вот я уже лежу на спине поперек склона. Потерял равновесие… Никаких кувырканий, никакого снега в ноздрях и рту. Просто мощный удар о землю и мгновенная остановка уже на спине…
Сразу же понимаю, что это не просто падение… Несильная, но режущая боль в правой ноге, в месте, где заканчивается верхняя часть ботинка, ровно посередине голени. В надежде шевелю пальцами – все нормально. А теперь контрольная проверка. Аккуратно беру обеими руками коленку и потихонечку начинаю шевелить. Та часть ноги, которая обута в ботинок остается бездвижной. Это всё… ПЕРЕЛОМ!!!
Перед глазами отчетливо вырисовалась картинка: поезд сходит с рельс и товарные вагоны летят с высоченной насыпи вниз, один за другим. Это моя, с таким трудом временно налаженная и начинающая приобретать слабые очертания стабильности жизнь. Все летит в пропасть. Работа ди-джеем в ресторане неподалеку от дома, намеченные собеседования на должность территориального менеджера, езда за рулем… И наводящая ужас возможная перспектива переезда назад в Дзержинск с последующей продажей моей любимой 3-х летней «Астры-Караван»… Доля секунды жирной чертой перечеркнула всё…
Эвакуация.
Естественно, инструкции по поведению в данной ситуации у меня не было, как и сигнальной ракетницы и свистка для отпугивания акул. Пришлось импровизировать. Задрав к небу лыжную палку, я начал истошно орать: «Помогите! Подъедьте кто-нибудь!!!». Вскоре подъехал Диман, как раз, когда паника почти достигла высшей точки. Мне показалось, что прошла вечность.
– Живой? – Диме казалось, что я просто сильно ударился, он не знал еще, какой «сюрприз» я ему приготовил.
– Я ногу сломал, – обреченно ответил я.
– Да ладно? – вот теперь его лицо приняло правильное обеспокоенно-испуганное выражение.
– Да, – моя ненормативная лексика приняла нужную форму заводской речи и полилась из меня, как песня.
Почти тут же подъехал молодой парень, видно, постоянно здесь катающийся. План дальнейших действий вырисовался сам собой – я чувствовал, как нога начала набухать и нездоровое тепло нахлынуло в место перелома. Крови не было, есть надежда, что перелом закрытый. Потом уже я узнал, что при переломе разрываются все сосуды, проходящие в кости, происходит сильное кровоизлияние, до 300-400 мл! А при открытом можно вообще умереть от потери крови, если вовремя не предпринять меры по остановке кровотечения!
– Парни, срочно надо снять ботинок! – скомандовал я и поджал губы, приготовившись принять порцию адской боли.
Я ухватился за край той части ноги, которая теперь объявила суверенитет, парни принялись за ботинок. Видимо, шок и собранность в стрессовой ситуации сыграли свою роль – ботинок на удивление легко покинул мою ногу под мой мужественный ор. Процесс обувки-разувки лыжных ботинок – то еще мучение, а тут – еще и сломанная нога! Промедлив хоть 5 минут, ботинок пришлось бы уже резать болгаркой – опухоль разрасталась.
Подъехал дежурный медик на снегоходе. Оценив ситуацию, сделал мне болючий укол чуть выше кисти руки, со стороны большого пальца. Диман по моей просьбе заботливо протер мне лицо снегом для профилактики отключки. Медик достал две шины. Они представляли собой подобие рельс со шпалами в сборе, только сделанные из гнущейся проволоки сечением в четверть сантиметра. Под мой крик сквозь скрежещущие зубы он наложил обе шины, предварительно согнув их по форме ноги. Одна была сверху, на стороне коленки, другая – на обратной стороне ноги. Все это медик туго забинтовал и отправился за буксиром.
Все время, пока ждали «эвакуатор», парни поддерживали меня бодрящими разговорами, но я чувствовал, как жуткая грусть накрывает меня.
Через приличное время приехал снегоход с волочащимися за ним по снегу носилками. Водила деловито поинтересовался, суеверный ли я. Меня это немного разозлило.
– Тебя как везти вперед головой или ногами? Хе-хе! Ногами, по-идее, лучше, но вот, если ты суеверный…
– Да везите, как лучше, мне похер на суеверия!
Кое-как меня с болью и страхом неудачно пошевелиться переместили на носилки, прицепили и повезли. Головой вперед. Я понял, почему ногами вперед лучше – мне в лицо постоянно летели комки снега из-под гусеницы снегохода, и до удушья пахло выхлопами бензина вперемежку с двухтактным маслом.
Везли долго, снегоход не мог одолеть крутой подъем, поэтому путь пролег длинной змеей через лес. Всю дорогу, отплевываясь от снега, я обреченно смотрел на проносящиеся надо мной ветки деревьев и скрытое за ними темное небо. Грустные мысли о своем ближайшем будущем и дальнейшей судьбе роем кружили в моей голове: работа, деньги, оставшаяся в московском дворе машина…
По приезду решили скорую не вызывать, иначе мне бы светила доставка в богородскую ближайшую больницу. Выбор пал на димановский «Сивик 4D». Определившись с моими личными вещами и сняв второй ботинок, начали процесс моего перемещения в машину. Моя паника достигла пика. Каждое неверное движение отзывалось резкой болью в ноге. Со словами : «Эх, как я не люблю к себе на коленки мужиков сажать!», медик лег на откинутое пассажирское сиденье. Да уж, методика у них уже выработана и доведена до автоматизма! Сколько еще покалеченного народа здесь вот так вывозилось и будет вывозиться? Меня колбасило от страха, но в машину надо было как-то залезать. К тому времени подоспел еще и Леха и вместе с остальными он бережно ухватил меня и под мои бодрые вопли помогал моему телу приземлиться прямо на медика. Затем медик как-то ловко выполз из-под меня, и я уже полностью лег на сиденье, не забыв грустно заметить, что у Лехиной «тринадцатой» дверь пошире…
Welcome to B.S.M.P.
Всю дорогу мы болтали с Диманом обо всем на свете, боль куда-то ушла, я изредка только покрякивал на кочках и держался за свою правую руку, в которой боль от укола перебивала сигналы от ноги, и место инъекции уже обозначилось внушительным бугром.
…Приехав в БСМП, мы столкнулись с новой проблемой: фельдшеры скорой были чем-то заняты, а оставшийся персонал – медсестры и санитарки вряд ли смогли справиться с выгрузкой туши за восемьдесят килограмм. Лехина машина ехала с серьезным отрывом от нас. Но делать нечего, с помощью санитарок и многоэтажных выражений, Диман переместил-таки меня на высокие носилки с колесиками и меня повезли в приемный покой. Диман суетился по полной, передергал весь персонал, выпытал информацию о дальнейших действиях. В итоге, мне решили сделать рентген ноги без снятия шины, благо проволока была тонкой и не грозила испортить картину. Излишне упоминать, с каким моим ором это все осуществлялось. Но все было сделано быстро, и вот уже врачиха на рентгене с торжествующим видом выносит снимки:
– Поздравляю, ты попал!
Как попал? Я и так знаю, что у моей ноги появилось новое место сгиба, что еще может быть страшнее? Она увидела на снимке Чужого? Моей ногой можно теперь играться, как венгерской головоломкой-змейкой? КАК я еще мог попасть в такой ситуации? Она, наверно, не в курсе, что не-медик может диагностировать у себя перелом, решила «подсказать». Спасибо!
Дальше-хуже. Мой мозг взрывался при одной только мысли о том, что надо избавляться от шины и штанов. Бабульки-санитарки деловито суетились вокруг меня, разрезая стягивающий бинт, и строго-настрого запретили Диману куда-либо уходить.
– А теперь снимаем штаны! – скомандовала одна из санитарок. – С трусами!
– Режьте к черту штаны! – нечеловеческим голосом взмолился я. – Обе пары!
– Ну а тебя никто не спрашивает! – и с димановой помощью начали свое дело, невзирая на мой скулеж.
Меня накрыли по пояс простынкой. И тут моя паника достигла размеров Годзиллы – Диман куда-то ушел! Я еще мог переносить происходящее в его присутствии, но когда он исчез с экрана радара, все стало для меня невыносимым! Но все в порядке – он просто осведомлялся о дальнейших действиях.
Меня повезли в процедурную.
Диман шепнул мне на ухо:
– Сейчас тебя повезут в процедурную. У моего отца тоже был перелом. Скорее всего, просверлят насквозь пятку и вденут туда спицу, чтобы с помощью гири нога растягивалась, и торцы сломанных частей кости не терлись друг о друга.
Так оно и произошло, если бы не димина подсказка, я бы наверно, сошел бы с ума, прямо там, в процедурной. Сделав обезболивающий, врач принялся за дело:
– Ну что ты уже, потерпеть не можешь? Вон, сегодня ребенку делали вытяжку, он и то лучше себя вел, – я почувствовал, как по пятке потекла кровь.
Я не могу смотреть, когда мне что-то делают с организмом. Так было и тогда, когда в 14 лет толстым гвоздем я случайно проткнул себе большой палец на руке. Мне зашивали – а я отворачивался. Снимали швы – я не смотрел. Само собой, серию со сверлежом пятки я пропустил. А позже мужики в палате мне рассказывали, что это была самая обыкновенная бытовая дрель, причем, ее, видимо, постоянно кто-нибудь из персонала использует в своих целях, так как пятна от побелки покрывали почти всю поверхность инструмента.
Палата №20.
После процедурной меня ждала километровая поездка на каталке по больнице. Через два лифта и один переход между зданиями. Я смотрел на потолок. Сначала он был нормальным – просто дешевый евроремонт, потом был пожелтевший, облезлый со следами от вспыхивавшей проводки. А потом – опять нормальный. Меня ввезли в палату в начале одиннадцатого вечера. Свет не зажигали, чтобы не разбудить остальных больных. Как будто кто-то спал… Меня уложили на койку, установили растяжку, сделали обезболивающий в левую ляжку.
– А почему в левую? – решил просветиться я.
– А если с горлом у тебя что-нибудь было, надо в горло укол делать? – ответила молодая медсестра. Железная логика.
Я попрощался с Диманом, моя благодарность ему была безгранична. Медсестра тоже удалилась. Наступила тишина. К счастью, ненадолго. Ее нарушил сосед справа, шепотом осведомившись, что у меня. Его звали Леха, бодрый спортивный мужик 45 лет. Его вводный инструктаж сложно было переоценить.
Для начала с его помощью я избавился от обязательно присутствующей под простыней клеенки. Последствия лежания на этом предмете я потом увидел на его заднице: приличных размеров корка, которая еще, к тому же, постоянно зудит. Далее Леха озвучил варианты лечения и расценки. Либо тебе бесплатно все заделывают гипсом, и ты валяешься 4 месяца с ним, лихорадочно почесывая длинными предметами кожу под лангетом, либо за деньги делают тебе операцию, которая избавляет тебя от таких мучений и позволит встать на ноги уже через 2 месяца. Самым важным для меня был срок, через который я смогу покинуть больницу. Ответ меня просто убил: 2 недели, самое быстрое.
Это все, увольнение. Даже подлым это не назовешь – это бизнес. В ресторане должен быть грамотный ди-джей. Какого-нибудь залетного зеленого самоучку-энтузиаста ставить за пульт, как это принято в провинциальных клубах, нельзя – все запорет. А профессионала никогда не устроит роль подмены. Да и публика затачивается под определенный стиль работы не за один уик-енд. Привыкшую к новому ди-джею толпу опять ломать возвращением старого… Тут и думать нечего, я остаюсь без заработка…
Еще немного поговорив с Лехой, я остался один на один со своими мыслями. Нога все равно не дала бы уснуть – обезболивающее если и действовало, то слабо. Я ждал сигналов боли после отхода заморозки от нового участника моих пыток – растяжки. Но все же под утро, привыкнув к боли, я умудрился уснуть.
…Утро в больнице начинается рано – в 7 часов. Какие-то процедуры пациентам, раздача уколов, вынос «уток». Около 8 – завтрак. Я думал, что кормежка будет нереально отвратной. Но, как оказалось, больничной еде можно смело поставить твердую «тройку». Я мог есть все, хотя и без энтузиазма. Аппетита не было все мое пребывание в «Травме». Впрочем, как и несколько дней после выписки.
В 9 часов – обход. Пришел врач, обошел все койки, интересуясь самочувствием больных и попутно раздавая указания медсестрам. Подойдя ко мне, один-в-один пересказал то, что говорил мне Леха, объявив цену операции – 31 тысячу рублей:
– Операция у нас сама бесплатная, а платишь только за штырь, который тебе вставят. Он сделан из титана. Раньше, чем через неделю прооперировать не смогу – у нас очередь, да и опухоль у тебя должна спасть.
Вот тебе и бесплатная медицина! Хочешь лечиться античным методом (а гипс применяли еще в древней Греции)– платить не надо. Хочешь по-современному (этой методике, так, на секудочку – уже 60 лет)– выкладывай бабло. Да и ладно. Лишь бы все побыстрей срослось…
В палате лежало 6 человек, включая меня. Вкратце опишу их «беды».
Леха (с которым я познакомился первым) – тоже лыжная тема. Но ему повезло меньше – катался на обычных лыжах в желнинском лесу, решил опробовать самодельный трамплин – итог – перелом бедра. Час выволакивали его из леса к «скорой». На бедре – огромная гематома от ушиба о дерево.
Андрей – лежал на койке слева – чуть старше меня. Врезался на «Фелиции» в столб, вылетел через лобовуху – переломов нет, но вывихи жесткие.
Гена – ему – за 50. Там вообще – труба. Лоб в лоб «семерка»-«семерка». Перелом таза. Собственно, у нас он только дожидался очереди на операцию в ГИТО, в Нижнем Новгороде. В Дзержинске таких операций не делают. Насчитали аж 100 тысяч рублей!
Гена2 – синяк лет за 50. Порезали в бытовухе. Не понимаю, что он вообще у нас делал. Он попал в нашу 20-ю палату дня за два до моей «прописки». Когда его доставили, он был пьян, ходил по палате и грозился всех зарезать. Глядя на этого жалкого пришибленного алкаша, с трудом верилось в рассказы мужиков. Но с другой стороны, становилось страшно от осознания нашей беспомощности.
Паша, лет под сорок. Сбила машина. Помимо перелома голени (как у меня) – еще куча ушибов и минус несколько зубов. Недаром такой перелом еще называют «бамперным».
Собравшись с духом, я позвонил хозяину ресторана. Чтобы сохранить хоть какую-то надежду на возвращение, наплел про вывих и вынужденный десятидневный тайм-аут. На что получил сухое неодобрительное «пока что-нибудь придумаем».
Больничный быт.
Так я начал потихоньку привыкать к своему положению. Нехитрый набор наинеобходимейших предметов спасал положение. Ноут бук. Книга. Журналы. Телефон в качестве плеера (слава Богу, над моей головой были аж 2 розетки). Несколько пачек влажных салфеток – ни помыться, ни побриться. Жидкость для полоскания зубов, электрический чайник, пятилитровка покупной воды. От больничных чая, компота и киселя я отказывался, предпочитая «липтон» в пакетиках.
У меня брали анализы, делали обезболивающие уколы, обрабатывали ногу в районе растяжки.
– А можно мне что-нибудь посильнее, чем просто анальгин с димедролом? Не могу уснуть, нога болит.
– Героин что-ли? – у медсестер свой юмор.
На вторую ночь я просыпался два раза. Первый – когда приснилось, что я споткнулся и начал падать. Я сильно дернул ногой, что тут же отозвалось резкой болью в пятке и месте перелома. Второй – когда по привычке хотел повернуться на бок. Боль отучила меня смотреть «неправильные» сны и ворочаться во сне.
На третью ночь я не спал уже по «внешней» причине. Нам устроили концерт. Женские палаты были переполнены и одну безумную старушку решили поместить прямо в коридоре, возле нашей палаты. Чтобы не задохнуться, мы всегда держали дверь полуоткрытой. Бабуля тоже, видимо, была на растяжке, и ей посреди ночи «надоело» такое положение, и она собралась домой. Сначала она громко звала дежурных сестер, а потом, когда они начали ее успокаивать, начала вопить во весь голос угрозы и проклятья, поняв, что никто ее из «плена» растяжки не вызволит.
В целом, мне даже чем-то нравилось валяться в больнице – я читал «12 стульев», основы создания электронной музыки, журналы. Общение с мужиками было легким и веселым. По вечерам мы устраивали киносеансы. Я ставил ноутбук на икеевский столик «завтрак в постель» и мы с Лехой и Андрюхой смотрели фильмы. Остальные койки были у противоположной стены, и с них можно было видеть только крышку ноута.
Паше уже сделали операцию, он кое-как ходил на костылях, Андрюха мог только садиться на кровати. Так как они были курильщиками, надо было как-то выходить из положения. Паша ходил в туалет, Андрюха курил прямо в палате. Медперсонал, к его счастью, закрывал на это глаза, благо курил он редко, а высокие потолки и освежитель воздуха делали присутствие дыма практически незаметным.
Ко мне часто приходили друзья, брат, мама. Чаще всего, конечно – мама. Она мне сделала полис безработного, иначе мне бы пришлось платить по тысяче в день за пребывание в столь роскошных апартаментах.
Миша.
Помимо Гены-2 и бабульки-истерички, геморройных пациентов хватало. Из соседней палаты к нам заглянул наркомано-опойного вида молодой упырь, долго нездоровым взглядом смотрел в сторону Гены-1 и, видимо, ничего не придумав, пошел буянить к себе. Позже приехали два мощных санитара из психушки, скрутили дебошира и отвезли к себе. В любой другой ситуации достаточно было от нас несильного тычка в его бестолковую репу, чтобы все стало ровно, но наши растяжки делали нас абсолютно уязвимыми даже для задохлика. В мою голову даже умудрилась закрасться мысль о развитии событий при пожаре, но лучше гнать такие размышления подальше.
Гену-2 куда-то перевели из нашей палаты, но свято место пусто не бывает. К нам поступил мужичок лет 60 со сломанной шейкой бедра. Его звали Миша. Без слез на него было невозможно смотреть. При родах он получил мощную травму и остался инвалидом на всю жизнь. Да такую травму, что его тело напоминало игрока американского футбола в экипировке, только без подплечников. Выпяченная грудь и горб при практически отсутствующей шее вызывали печальное зрелище. Рост его при этом составлял едва ли метр шестьдесят.
Миша и до перелома испытывал трудности с передвижением. Он никогда не работал (пенсию получал с детства) и практически не покидал своего жилища. Работница соцзащиты посещала его для доставки пенсии и лекарств. Несмотря на исключающий экстрим образ жизни, Миша умудрился сломать себе кость прямо дома, споткнувшись о ковер.
Его жена умерла четырьмя годами ранее. Единственными мишиными родственниками были сестра и мифический сын покойной жены, от первого брака. Все документы на квартиру были оформлены по дарственной на пасынка, и он мог запросто вышвырнуть Мишу на улицу. Но он этого не делал. Впрочем, как и не обеспечивал никакого ухода за инвалидом. Он тупо ждал в своей Якутии, когда жилплощадь освободится «сама». Прекрасно осознавая, что в его квартире проживает (читай - существует) какой-никакой родственник с функционалом гусеницы, этот жлобяра спокойно ходил по земле, не нагружая свой мозг лишними переживаниями.
На обходе врач осмотрел Мишу и деловито выдал приговор: 50 тысяч за операцию. Последней надеждой Миши оставалась сестра, которая была, видимо, старшей и жила в Нижнем. Миша почему-то использовал громкую связь, звоня с мобильного, и вся палата стала свидетелем его разговора с сестрой. Долгие препирания закончились ничем:
– Я тогда попрошу доктора сделать мне укол с ядом! – в сердцах заявил Миша.
– Да! И пусть сделает! – слышалось на том конце.
Попытки убедить врача сделать операцию в рассрочку так же закончились ничем. Да и как расплачиваться с пенсии в шесть тысяч?!
Вердикт не оставил камня на камне от моего представления о справедливости:
– Если и есть возможность сделать Вам операцию, то отсутствие у Вас человека, осуществляющего послеоперационный уход, исключает какое-либо медицинское вмешательство. Поэтому мы завтра Вас выписываем, Вы встаете на костыли и учитесь на них ходить, оставаясь со сломанной костью. Ваша больная нога станет на 10 сантиметров короче, но это не должно Вас смущать.
Я отказывался верить в происходящее. Неужели нет никакого способа вылечить человека, не используя дорогостоящие методы?! Или нет желания?!
За Мишу пыталась вступиться молодая работница соцзащиты. По закону он имел право пролежать в больнице не менее 20 дней. Но все попытки были тщетны: Мишу выписали на костылях через пару дней.
Операция «Аааа!».
Все оставшиеся до операции дни Леха утешал меня:
– День операции для тебя будет лучшим днем в твоей жизни. Тебе сделают укол, после которого у тебя отнимется нижняя часть тела. А верхняя будет пребывать в блаженстве. Ты будешь смотреть в потолок операционной с улыбкой имбицила, и твое сознание будет пребывать в экстатической нирване.
Хотелось бы верить.
За день до операции ко мне пришла анестезиолог и поинтересовалась, какова моя переносимость наркоза и позадавала еще каких-то вопросов, после чего дала мне рекомендации: не есть, не пить и т.п.
На следующий день я с утра был как на иголках. Уж лучше бы сразу, как проснулся, повезли в операционную. Но вот, в начале одиннадцатого, в палату приволокли каталку и коллектив из медсестры и пары санитарок начали процесс перенесения меня на транспортное средство. По лехиным советам я их заранее попросил о низкой каталке, чтобы она была вровень с койкой. По заверениям Лехи, разница в полметра для него была нереальной пыткой. Моя каталка была всего сантиметров на двадцать выше уровня ложа, но этого мне хватило с головой. Я орал от боли так, что даже в соседней со зданием больницы «Пятерочке» знали, что у кого-то выпытывают государственную тайну методами, далекими от гуманных. Естественно, ни о каком запланированном снятии растяжки не могло быть и речи, ограничились снятием гири. Меня спасала от потери сознания заранее заготовленная ватка, обильно смоченная нашатыркой. Я то и дело протирал себе виски ей и подносил к носу.
В операционную меня везли, как будто ставили рекорд скорости по спортивной буксировке медицинских каталок. Я что есть мочи вцепился руками за перекладину, что была за моей головой, стиснул зубы и на каждой неровности, заставляющей каталку подпрыгивать, приглушенным криком информировал, что мне все-таки больно. Самыми болезненными были стыки лифтов и столкновение моей ноги с неуспевшим увернуться от несущегося на бешенной скорости медицинского болида пациентом.
Медсестра бросила меня у порога операционной. Прошло десять минут, в течение которых в моей голове крутился вопрос: нахрена надо было так гнать?!
Но вот настал тот счастливый миг и меня ввезли в операционную.
На удивление, операционная была обставлена шикарно. Куча навороченной медицинской техники, какие-то мониторы, крутая лампа. Но оставим лирику. Сначала мне нужно было сделать укол. Но не простой. Обычного вкалывания новокаина было недостаточно, так как его действие касалось бы только мягких тканей. Нужно было обезболить саму кость. Для этого и был придуман укол прямо в позвоночник. Врач заставил меня сесть и выгнуть спину. Это стоило мне нечеловеческих усилий. Во-первых за неделю лежания тело потеряло всякую гибкость. Во-вторых, и так любое малейшее движение мгновенно отзывалось резкой болью в ноге, а тут – еще и сесть!
– Гнись давай! – кричал на меня врач, а анастезичка руками прощупывала на позвоночнике место, удобное для укола.
Игла вонзилась мне между позвонков. Я не понял, как при этом мои глаза остались в глазницах. Я даже не смог уже закричать, просто уже хрипел и скрипел зубами. Место, куда засадила мне анастезичка, оказалось не тем, и она вынула иглу, не вводя лекарство. Это было невыносимо.
– Гнись!
Вторая попытка. Опять неудачно. И только когда я, совсем обезумевший от боли, выгнул спину больше, чем мог, врачиха засандалила иглу куда надо и ввела раствор. Почти сразу же какое-то тепло начало расплываться по нижней части моего тела, я перестал чувствовать себя ниже пояса. Мне сняли растяжку, перенесли на операционный стол, надели на указательный палец руки какую-то штуковину. На лицо мне натянули прозрачную маску с подводом, видимо, кислородной смеси, поставили капельницу и начали что-то там делать с моей ногой. Боль полностью ушла, мучения вроде бы закончились.
Не тут-то было! Через какое-то время меня посадили на край стола. Врач предупредил, что будет неприятно. Неприятно?! Я не представляю, какой силы была боль, если она смогла прорваться сквозь парализованную часть тела. Сквозь зажмуренные глаза я увидел искры – мне стали забивать титановый ломик в кость. Со стороны коленки. Как я пережил это, так и осталось за гранью сознания. Оставшиеся процедуры по сверлежу кости и вкручиванию туда саморезов прошли для меня как в тумане…
Меня привезли назад в палату. На душе было отвратительно. Поставили капельницу. На лехино «Ну как?» захотелось послать его подальше.
До операции опухоль голени спала лишь немного. Но после операции нога раздулась еще сильней. На ней появились новые кровоподтеки, странные и неопределенного цвета. Похоже на рисунок тигровой шкуры.
Вскоре я начал чувствовать все тело, вместе с этим пришла и боль в ноге. По моей просьбе мне сделали стандартный обезболивающий, который я отполировал «Пенталгином».
Первые шаги и «наркомания».
На следующий день я решился встать на костыли. Их у меня было аж две пары. Первые – обычные, подмышечные, алюминиевые, мне подогнал Андрюха, взяв их у какого-то приятеля. Вторые, подлокотные, мне привез Диман, прикупив их с рук на «Авито». Вторые, конечно, мне нравились больше, они были почти непользованые, да и выглядели современнее и круче, я их даже называл «гламурными». Но подмышечные казались более надежными в плане перемещения, поэтому я начал свои пешие эксперименты с них.
Для начала я перебинтовал эластичным бинтом больную ногу, так как кровообращение в ней было ни к черту, да и ломить ее начинало в вертикальном положении. Затем кое-как вскарабкался на костыли. Ощущение такое, что я стал ростом с двухэтажный дом, даже голова немного закружилась. Ну и, собственно, поджав больную конечность, начал движение. Первым моим пунктом был, естественно туалет. И только выковыляв в коридор, я оценил, какое количество травмированного народа лежало в больнице. Учитывая, что после нашей двадцатой еще были палаты и это не последний этаж, то цифра вырисовывалась приличная. И это на город в три сотни тысяч населения.
Дойдя до туалета, я с сумасшедшим кайфом оценил преимущества унитаза перед судном.
Все последующие дни мне два раза в день делали уколы, состоящие из смеси димедрола пополам с анальгином. Я не мог засыпать, постоянно ворочался, не мог просто держать свое тело в покое. Поутру в мутном состоянии проходил процедуры, завтракал, потом весь день проходил в периодическом впадении в забытье. Я не мог сфокусировать свой блуждающий взгляд на чем-то одном, не мог читать, смотреть видео. Я перестал понимать, что со мной происходит. Я нашел выход из положения: накачал на мобилу лаунжа, закрывал глаза и просто лежал, ощущая, как приятная расслабляющая музыка втекает мне прямо в уши. При этом я видел необычайно красивые и яркие клипы, содержание которых тут же забывал. В свое время я играл лаунж в очень хорошем ресторане, так что подборка была проверенной. Мне практически ничего не надо было, лишь бы не было резких перебивающих звуков рядом со мной. Так музыка помогала мне пережить не самые лучшие моменты жизни.
Одним утром в полудреме мне начали мерещиться кошмары. Я не мог понять, из-за чего это. Жутчайшие монстры и моя жизнь на волоске. Только когда я полностью пришел в себя, стал понятен источник зла, который заставлял мой мозг генерировать эту жуть. Просто Гена по привычке в семь утра включил свой приемник, который был всегда настроен на «Милицейскую волну ФМ». Ну а репертуар на этой радиостанции описывать излишне – жутчайшая пришансоненная русская попса. Еще одно доказательство, что наш поп – это уродство.
Но я быстро поменял картинку в своих видений с помощью своих наушников. Потом я уже нашел компромисс: Гену, оказывается, вполне устраивало Ретро-ФМ, которое я мог спокойно «переваривать».
Но моя идиллия с музыкой продолжалась недолго. В один прекрасный день я не смог даже слушать плеер. Такое ощущение, как будто я куда-то начал проваливаться. Прямо как в сцене из фильма «На игле», где визуализировали ощущения наркомана после укола. Я пытался хоть как-то собраться и сконцентрироваться, но все было тщетно. Мне становилось хуже. И тут я понял, что нужно делать, чтобы оставаться в контакте с внешним миром. Я начал говорить. Я просто вспоминал самые длинные анекдоты и рассказывал их Лехе и Андрюхе. Рассказывал и рассказывал… Потом я все-таки провалился в сон. Проснувшись и почувствовав себя немного получше, я понял, что надо что-то предпринимать. И я решился отказаться от уколов. Нога болела всю ночь и не давала мне спать, но я хотя бы перестал возиться. Кое-как все-таки поспав, на следующий день я ощутил, что мне вернулась концентрация и ясность мыслей. Да, димедрол, конечно – жуткая вещь.
Фак ю, Спилберг!
Анекдот. Звонит в конце ноября представитель крупной голливудской кинокомпании одному актеру в провинциальном российском театре.
- Мы высоко оценили Ваши актерские данные на одном из спектаклей и хотим предложить Вам контракт. Оплата две тысячи долларов за съемочный день, одна из ролей первого плана в новом фильме. Плюс проценты от проката. Обещаем участие в следующих частях фильма при успехе и мощный пиар Вас, как артиста.
- О, здорово! А когда нужно будет приступить к работе?
- Через две недели.
- К сожалению, я не могу… У меня елки.
Где-то за неделю до выписки мне позвонил хозяин ресторана, где я работал, поинтересовался, как мои дела и как скоро я смогу выйти на работу. Я сказал, что смогу где-то через неделю, но на время поправки попробую прислать кого-нибудь на замену. На что услышал одобрительное «окей».
В Москве у меня практически не было знакомых ди-джеев, способных меня заменить, зато здесь – хоть отбавляй. И я, с надеждой на сохранение за мной места, начал всех обзванивать. Оплата и «соцпакет» от меня были, на мой взгляд, более чем привлекательны: нужно было отработать 4 дня, при этом заработок составлял среднемесячную диджейскую зарплату в Дзержинске. Плюс проживание в однокомнатной квартире недалеко от центра Москвы и пятиминутное пешее расстояние до места работы. Просто сказочные условия!
Но не тут-то было! Все, как один, наотрез отказывались меня подменить! Доходило даже до того, что я разговаривал по рекомендации с абсолютно незнакомыми мне людьми, был готов даже их пустить себе туда «на хату». Все тщетно. Да предложи мне в свое время пятидневное пребывание в столице, да еще за нормальные бабки, я б даже думать не стал, разговор бы закончил уже у билетной кассы! Ну что за народ?
Ладно, чему быть, того не миновать. И я снова услышал в ответ на мои невнятные оправдания про невозможность подмены «что-нибудь придумаем».
Алексеич.
Леху и Андрюху выписали, я остался без веселых собеседников. На лехино место привезли какого-то старикашку со сломанным бедром. Его звали Алексеич. Я еще не подозревал, какой геморрой свалился на нашу палату. Сознание Алексеича было далеким от идеального, он был в неадеквате. Но это еще полбеды. Как и той старухе в коридоре, ему захотелось на свободу. Он начал ковырять растяжку, удивляя меня, как можно это спокойно переносить, не чувствуя боли. Я его как мог, успокаивал, звал сестер, но все было тщетно. Но самое «сладкое» Алексеич оставил на ночь. Сначала он звал сестер и, получив отказ на освобождение от растяжки, начал их запугивать, орать на них матом и дергаться во все стороны. Все закончилось привязкой его рук к койке. Жалко, скотч не догадались прилепить ему на рот. Всю ночь он орал, кого-то звал и ерзал на койке как ненормальный. Если бы я так ерзал на растяжке, то, наверное, умер бы от болевого шока. А этому – все нипочем. Никакие доводы не помогали. В отчаянии я замахнулся на него костылем, выкрикивая угрозы. Что-то удержало меня не ударить его со всей дури. Димедрол в моей голове тоже делал меня неадекватным.
Кое-как я дотерпел этот кошмар до утра и, когда силы у этого гада наконец иссякли, у меня появилась возможность поспать. Днем Алексеич вел себя как ни в чем не бывало, и мы с Геной начали выпытывать у него, кто он и что он. Как оказалось, этот старый хрыч был военным, боевым, кажется, полковником. Были у него жена, вторая по счету и взрослая падчерица. Судя из малосвязного рассказа, Алексеич вышел пьяный из дома, поругавшись со всеми и – как в фильме – упал (уронили?) – очнулся и – опаньки. Пропали деньги и все его документы. Зачем их нужно было с собой таскать – непонятно. Соорудив нехитрую логическую цепочку, мы с Геной прикинули, что пенсия у этого дедули должна быть оооочень нехилая, если, конечно, не соврал он про фронт. Родственники вообще должны на него молиться, как на божество и пылинки сдувать. Только вот почему-то забили на него и женушка и падчерица. Видимо, здорово он их своей дурью доставал. Вообще, Алексеич производил впечатление избалованного вниманием старикашки, привыкшего, что любая его блажь исполняется сиюсекундно. Оставалось только уповать на появление его родственников. К слову сказать, и у Паши и у Анрюхи жены в первую ночь их пребывания оставались в больнице.
Чтобы не получить очередной ночной дебош от старика, я начал следить за тем, чтобы в течение дня он не проваливался в сон для аккумулирования сил на ночь. Я постоянно задавал ему какие-то вопросы и, при всякой его попытке заснуть громко вышвыривал его из забытия фразой «Алексеич! Не спать!».
Толик.
В один день с Алексеичем в нашу палату въехал Толик. Не нужно было быть суперпроницательным, чтобы с первого взгляда распознать в нем заматерелого алкаша. На вид ему было за 50, и похож он был на Россомаху из «Люди Икс». Всклокоченная с сильной сединой шевелюра и запущенные растрепанные бакенбарды. На щеке имелся жировик размером чуть больше шарика для настольного тенниса. Сломано у него было, кажется, бедро.
Общение с Толиком как-то сразу не пошло, да и не больно-то хотелось. По его выражению лица казалось, что он даже несколько рад вынужденной разлуке с водкой. Этот пациент особых хлопот не доставлял. К нему приходила жена и по ее виду было понятно, что обуза и геморрой он для нее редкостный.
На следующий день, после ночного концерта Алексеича, ближе к вечеру Толик ясным голосом попросил меня, чтобы я позвал медсестер. На мой резонный вопрос «зачем?» он ответил, что уже належался и хочет, чтобы ему сняли растяжку, чтобы пойти домой. Мы с Геной устало переглянулись и в один голос выдохнули: «Еще один!».
- а то бы просто была бы ссылка.Почему-то стало не по себе от этих букв.. пусть будет напоминанием..
Выношу на суд свой рассказ про последствия несчастого случая, случившегося со мной при катании на горных лыжах. Букв много, но, надеюсь, не занудно. Авторство мое, есть копия в ЖЖ.
По статистике, 40% несчастных случаев происходят после фразы «Смотри, как я могу!». Остальные 60% - после фразы «Херня! Смотри, как надо!»
Горные лыжи. Начало.
…В марте 2011 года сбылась моя давняя мечта – покататься на горных лыжах. Раньше это не удавалось сделать в силу разных причин – нет времени, не с кем ехать, плохие погодные условия и т.п. И вот, наконец, все срослось (сейчас более трепетно отношусь к этому глаголу) наиблагополучнейшим образом, и мы с компанией отправились на противоположную от реки Оки сторону – село Хабарское, где уже давно функционировал известный горнолыжный курорт. Мне очень понравилось, как там все устроено, сразу видно – создано профессионалами.
И вот я уже иду к склону в тугих и совершенно не приспособленных для ходьбы высоких горнолыжных ботинках, держа в руках лыжи и палки.
Немного освоившись и «слегка» попадав с отстегиванием лыж, я уже смело катался по самому большому километровому склону. Кайф неимоверный, особенно когда разгоняешься по прямой!
На очередном подъеме мне попался местный инструктор. Он удивился, узнав, что я в первый раз стою на горных лыжах и высоко оценил мое «мастерство». Знал бы он, как я в детстве рассекал в нашем желнинском лесу, смело разгоняясь меж сосен на крутых горках и прыгая на самодельных трамплинах! Моя самоуверенность после похвалы инструктора взлетела до небес, и я начал пробовать совсем уж убийственные горки: с крутейшими склонами и с обилием искусственных бугров. Но болезненные падения быстро отбили у меня охоту экспериментировать. Напоследок опробовав (как можно догадаться - неудачно) небольшой трамплин, я окончательно завязал с опасными опытами…
Падение зеленого ястреба.
…Зимой 2011-12 гг. у меня с горнолыжным отдыхом не клеилось: до конца декабря вкалывал как лошадь, а после того, как уволился, был мучительный переезд, обустройство нового места обитания, поиски работы… Но все как нельзя лучше сложилось: выкроив в марте 3 свободных дня, вырвался на родину и, несмотря на то, что это был рабочий день, подбил компанию поехать в Хабарское…
Теперь 13 марта 2012 года я не забуду уже никогда… Весной даже и не пахло, стоял стандартный зимний неморозный день, валил снег. К нашему приезду в Хабарское уже стемнело, машин на стоянке было мало, в отличие от того раза, тогда был выходной. Воспользовавшись старым ски-пассом, взял снаряжение, и, не забыв насмешить кассиршу идиотской улыбкой в вэб-камеру, отправился к склону.
На первом же спуске я сразу же понял – это уже не тот кайф. Единственным плюсом было малое количество катающегося народа. Искусственное освещение и рыхлый снег под ногами не давали как следует насладиться катанием. Какого черта они не чистят трассу? Нормально кататься невозможно, колеи в рыхлом неубранном снеге постоянно заставляли меня падать. Со второго спуска освоил прямой съезд, но мелкие бугры под лыжами при такой скорости заставляли ноги ходить ходуном. Диман меня ругал за то, что я не ставлю ноги вместе, езжу почти враскоряку. А мне было так устойчивей…
Третий, четвертый спуск… В голове мысли: «Если на такой скорости не удержаться, можно очень здорово убиться. Это тебе не просто падение в начале спуска, когда со смехом потом собираешь шапку и лыжи». На буграх трясет нереально. Страшно… К концу спуска даже удивляешься, как живым доехал. Но от этого тоже есть какой-то нездоровый кайф.
Решив передохнуть, я поперся в безлюдный ресторан, где в одиночестве за тарелкой с бифштексом и бутылкой «Апсны» сидел Серега. Мы его так и не убедили покататься с нами. Он, видите ли, «не одет». Аргументы, что на склоне полно ребят в джинсах, не помогли. Немного потупив в дебильные клипы и попив холодного чая, я опять рванул на склон…
…Все заняло долю секунды… Вот я на бешенной скорости еду на трясущихся от бугров расставленных на ширине плеч лыжах, и вот я уже лежу на спине поперек склона. Потерял равновесие… Никаких кувырканий, никакого снега в ноздрях и рту. Просто мощный удар о землю и мгновенная остановка уже на спине…
Сразу же понимаю, что это не просто падение… Несильная, но режущая боль в правой ноге, в месте, где заканчивается верхняя часть ботинка, ровно посередине голени. В надежде шевелю пальцами – все нормально. А теперь контрольная проверка. Аккуратно беру обеими руками коленку и потихонечку начинаю шевелить. Та часть ноги, которая обута в ботинок остается бездвижной. Это всё… ПЕРЕЛОМ!!!
Перед глазами отчетливо вырисовалась картинка: поезд сходит с рельс и товарные вагоны летят с высоченной насыпи вниз, один за другим. Это моя, с таким трудом временно налаженная и начинающая приобретать слабые очертания стабильности жизнь. Все летит в пропасть. Работа ди-джеем в ресторане неподалеку от дома, намеченные собеседования на должность территориального менеджера, езда за рулем… И наводящая ужас возможная перспектива переезда назад в Дзержинск с последующей продажей моей любимой 3-х летней «Астры-Караван»… Доля секунды жирной чертой перечеркнула всё…
Эвакуация.
Естественно, инструкции по поведению в данной ситуации у меня не было, как и сигнальной ракетницы и свистка для отпугивания акул. Пришлось импровизировать. Задрав к небу лыжную палку, я начал истошно орать: «Помогите! Подъедьте кто-нибудь!!!». Вскоре подъехал Диман, как раз, когда паника почти достигла высшей точки. Мне показалось, что прошла вечность.
– Живой? – Диме казалось, что я просто сильно ударился, он не знал еще, какой «сюрприз» я ему приготовил.
– Я ногу сломал, – обреченно ответил я.
– Да ладно? – вот теперь его лицо приняло правильное обеспокоенно-испуганное выражение.
– Да, – моя ненормативная лексика приняла нужную форму заводской речи и полилась из меня, как песня.
Почти тут же подъехал молодой парень, видно, постоянно здесь катающийся. План дальнейших действий вырисовался сам собой – я чувствовал, как нога начала набухать и нездоровое тепло нахлынуло в место перелома. Крови не было, есть надежда, что перелом закрытый. Потом уже я узнал, что при переломе разрываются все сосуды, проходящие в кости, происходит сильное кровоизлияние, до 300-400 мл! А при открытом можно вообще умереть от потери крови, если вовремя не предпринять меры по остановке кровотечения!
– Парни, срочно надо снять ботинок! – скомандовал я и поджал губы, приготовившись принять порцию адской боли.
Я ухватился за край той части ноги, которая теперь объявила суверенитет, парни принялись за ботинок. Видимо, шок и собранность в стрессовой ситуации сыграли свою роль – ботинок на удивление легко покинул мою ногу под мой мужественный ор. Процесс обувки-разувки лыжных ботинок – то еще мучение, а тут – еще и сломанная нога! Промедлив хоть 5 минут, ботинок пришлось бы уже резать болгаркой – опухоль разрасталась.
Подъехал дежурный медик на снегоходе. Оценив ситуацию, сделал мне болючий укол чуть выше кисти руки, со стороны большого пальца. Диман по моей просьбе заботливо протер мне лицо снегом для профилактики отключки. Медик достал две шины. Они представляли собой подобие рельс со шпалами в сборе, только сделанные из гнущейся проволоки сечением в четверть сантиметра. Под мой крик сквозь скрежещущие зубы он наложил обе шины, предварительно согнув их по форме ноги. Одна была сверху, на стороне коленки, другая – на обратной стороне ноги. Все это медик туго забинтовал и отправился за буксиром.
Все время, пока ждали «эвакуатор», парни поддерживали меня бодрящими разговорами, но я чувствовал, как жуткая грусть накрывает меня.
Через приличное время приехал снегоход с волочащимися за ним по снегу носилками. Водила деловито поинтересовался, суеверный ли я. Меня это немного разозлило.
– Тебя как везти вперед головой или ногами? Хе-хе! Ногами, по-идее, лучше, но вот, если ты суеверный…
– Да везите, как лучше, мне похер на суеверия!
Кое-как меня с болью и страхом неудачно пошевелиться переместили на носилки, прицепили и повезли. Головой вперед. Я понял, почему ногами вперед лучше – мне в лицо постоянно летели комки снега из-под гусеницы снегохода, и до удушья пахло выхлопами бензина вперемежку с двухтактным маслом.
Везли долго, снегоход не мог одолеть крутой подъем, поэтому путь пролег длинной змеей через лес. Всю дорогу, отплевываясь от снега, я обреченно смотрел на проносящиеся надо мной ветки деревьев и скрытое за ними темное небо. Грустные мысли о своем ближайшем будущем и дальнейшей судьбе роем кружили в моей голове: работа, деньги, оставшаяся в московском дворе машина…
По приезду решили скорую не вызывать, иначе мне бы светила доставка в богородскую ближайшую больницу. Выбор пал на димановский «Сивик 4D». Определившись с моими личными вещами и сняв второй ботинок, начали процесс моего перемещения в машину. Моя паника достигла пика. Каждое неверное движение отзывалось резкой болью в ноге. Со словами : «Эх, как я не люблю к себе на коленки мужиков сажать!», медик лег на откинутое пассажирское сиденье. Да уж, методика у них уже выработана и доведена до автоматизма! Сколько еще покалеченного народа здесь вот так вывозилось и будет вывозиться? Меня колбасило от страха, но в машину надо было как-то залезать. К тому времени подоспел еще и Леха и вместе с остальными он бережно ухватил меня и под мои бодрые вопли помогал моему телу приземлиться прямо на медика. Затем медик как-то ловко выполз из-под меня, и я уже полностью лег на сиденье, не забыв грустно заметить, что у Лехиной «тринадцатой» дверь пошире…
Welcome to B.S.M.P.
Всю дорогу мы болтали с Диманом обо всем на свете, боль куда-то ушла, я изредка только покрякивал на кочках и держался за свою правую руку, в которой боль от укола перебивала сигналы от ноги, и место инъекции уже обозначилось внушительным бугром.
…Приехав в БСМП, мы столкнулись с новой проблемой: фельдшеры скорой были чем-то заняты, а оставшийся персонал – медсестры и санитарки вряд ли смогли справиться с выгрузкой туши за восемьдесят килограмм. Лехина машина ехала с серьезным отрывом от нас. Но делать нечего, с помощью санитарок и многоэтажных выражений, Диман переместил-таки меня на высокие носилки с колесиками и меня повезли в приемный покой. Диман суетился по полной, передергал весь персонал, выпытал информацию о дальнейших действиях. В итоге, мне решили сделать рентген ноги без снятия шины, благо проволока была тонкой и не грозила испортить картину. Излишне упоминать, с каким моим ором это все осуществлялось. Но все было сделано быстро, и вот уже врачиха на рентгене с торжествующим видом выносит снимки:
– Поздравляю, ты попал!
Как попал? Я и так знаю, что у моей ноги появилось новое место сгиба, что еще может быть страшнее? Она увидела на снимке Чужого? Моей ногой можно теперь играться, как венгерской головоломкой-змейкой? КАК я еще мог попасть в такой ситуации? Она, наверно, не в курсе, что не-медик может диагностировать у себя перелом, решила «подсказать». Спасибо!
Дальше-хуже. Мой мозг взрывался при одной только мысли о том, что надо избавляться от шины и штанов. Бабульки-санитарки деловито суетились вокруг меня, разрезая стягивающий бинт, и строго-настрого запретили Диману куда-либо уходить.
– А теперь снимаем штаны! – скомандовала одна из санитарок. – С трусами!
– Режьте к черту штаны! – нечеловеческим голосом взмолился я. – Обе пары!
– Ну а тебя никто не спрашивает! – и с димановой помощью начали свое дело, невзирая на мой скулеж.
Меня накрыли по пояс простынкой. И тут моя паника достигла размеров Годзиллы – Диман куда-то ушел! Я еще мог переносить происходящее в его присутствии, но когда он исчез с экрана радара, все стало для меня невыносимым! Но все в порядке – он просто осведомлялся о дальнейших действиях.
Меня повезли в процедурную.
Диман шепнул мне на ухо:
– Сейчас тебя повезут в процедурную. У моего отца тоже был перелом. Скорее всего, просверлят насквозь пятку и вденут туда спицу, чтобы с помощью гири нога растягивалась, и торцы сломанных частей кости не терлись друг о друга.
Так оно и произошло, если бы не димина подсказка, я бы наверно, сошел бы с ума, прямо там, в процедурной. Сделав обезболивающий, врач принялся за дело:
– Ну что ты уже, потерпеть не можешь? Вон, сегодня ребенку делали вытяжку, он и то лучше себя вел, – я почувствовал, как по пятке потекла кровь.
Я не могу смотреть, когда мне что-то делают с организмом. Так было и тогда, когда в 14 лет толстым гвоздем я случайно проткнул себе большой палец на руке. Мне зашивали – а я отворачивался. Снимали швы – я не смотрел. Само собой, серию со сверлежом пятки я пропустил. А позже мужики в палате мне рассказывали, что это была самая обыкновенная бытовая дрель, причем, ее, видимо, постоянно кто-нибудь из персонала использует в своих целях, так как пятна от побелки покрывали почти всю поверхность инструмента.
Палата №20.
После процедурной меня ждала километровая поездка на каталке по больнице. Через два лифта и один переход между зданиями. Я смотрел на потолок. Сначала он был нормальным – просто дешевый евроремонт, потом был пожелтевший, облезлый со следами от вспыхивавшей проводки. А потом – опять нормальный. Меня ввезли в палату в начале одиннадцатого вечера. Свет не зажигали, чтобы не разбудить остальных больных. Как будто кто-то спал… Меня уложили на койку, установили растяжку, сделали обезболивающий в левую ляжку.
– А почему в левую? – решил просветиться я.
– А если с горлом у тебя что-нибудь было, надо в горло укол делать? – ответила молодая медсестра. Железная логика.
Я попрощался с Диманом, моя благодарность ему была безгранична. Медсестра тоже удалилась. Наступила тишина. К счастью, ненадолго. Ее нарушил сосед справа, шепотом осведомившись, что у меня. Его звали Леха, бодрый спортивный мужик 45 лет. Его вводный инструктаж сложно было переоценить.
Для начала с его помощью я избавился от обязательно присутствующей под простыней клеенки. Последствия лежания на этом предмете я потом увидел на его заднице: приличных размеров корка, которая еще, к тому же, постоянно зудит. Далее Леха озвучил варианты лечения и расценки. Либо тебе бесплатно все заделывают гипсом, и ты валяешься 4 месяца с ним, лихорадочно почесывая длинными предметами кожу под лангетом, либо за деньги делают тебе операцию, которая избавляет тебя от таких мучений и позволит встать на ноги уже через 2 месяца. Самым важным для меня был срок, через который я смогу покинуть больницу. Ответ меня просто убил: 2 недели, самое быстрое.
Это все, увольнение. Даже подлым это не назовешь – это бизнес. В ресторане должен быть грамотный ди-джей. Какого-нибудь залетного зеленого самоучку-энтузиаста ставить за пульт, как это принято в провинциальных клубах, нельзя – все запорет. А профессионала никогда не устроит роль подмены. Да и публика затачивается под определенный стиль работы не за один уик-енд. Привыкшую к новому ди-джею толпу опять ломать возвращением старого… Тут и думать нечего, я остаюсь без заработка…
Еще немного поговорив с Лехой, я остался один на один со своими мыслями. Нога все равно не дала бы уснуть – обезболивающее если и действовало, то слабо. Я ждал сигналов боли после отхода заморозки от нового участника моих пыток – растяжки. Но все же под утро, привыкнув к боли, я умудрился уснуть.
…Утро в больнице начинается рано – в 7 часов. Какие-то процедуры пациентам, раздача уколов, вынос «уток». Около 8 – завтрак. Я думал, что кормежка будет нереально отвратной. Но, как оказалось, больничной еде можно смело поставить твердую «тройку». Я мог есть все, хотя и без энтузиазма. Аппетита не было все мое пребывание в «Травме». Впрочем, как и несколько дней после выписки.
В 9 часов – обход. Пришел врач, обошел все койки, интересуясь самочувствием больных и попутно раздавая указания медсестрам. Подойдя ко мне, один-в-один пересказал то, что говорил мне Леха, объявив цену операции – 31 тысячу рублей:
– Операция у нас сама бесплатная, а платишь только за штырь, который тебе вставят. Он сделан из титана. Раньше, чем через неделю прооперировать не смогу – у нас очередь, да и опухоль у тебя должна спасть.
Вот тебе и бесплатная медицина! Хочешь лечиться античным методом (а гипс применяли еще в древней Греции)– платить не надо. Хочешь по-современному (этой методике, так, на секудочку – уже 60 лет)– выкладывай бабло. Да и ладно. Лишь бы все побыстрей срослось…
В палате лежало 6 человек, включая меня. Вкратце опишу их «беды».
Леха (с которым я познакомился первым) – тоже лыжная тема. Но ему повезло меньше – катался на обычных лыжах в желнинском лесу, решил опробовать самодельный трамплин – итог – перелом бедра. Час выволакивали его из леса к «скорой». На бедре – огромная гематома от ушиба о дерево.
Андрей – лежал на койке слева – чуть старше меня. Врезался на «Фелиции» в столб, вылетел через лобовуху – переломов нет, но вывихи жесткие.
Гена – ему – за 50. Там вообще – труба. Лоб в лоб «семерка»-«семерка». Перелом таза. Собственно, у нас он только дожидался очереди на операцию в ГИТО, в Нижнем Новгороде. В Дзержинске таких операций не делают. Насчитали аж 100 тысяч рублей!
Гена2 – синяк лет за 50. Порезали в бытовухе. Не понимаю, что он вообще у нас делал. Он попал в нашу 20-ю палату дня за два до моей «прописки». Когда его доставили, он был пьян, ходил по палате и грозился всех зарезать. Глядя на этого жалкого пришибленного алкаша, с трудом верилось в рассказы мужиков. Но с другой стороны, становилось страшно от осознания нашей беспомощности.
Паша, лет под сорок. Сбила машина. Помимо перелома голени (как у меня) – еще куча ушибов и минус несколько зубов. Недаром такой перелом еще называют «бамперным».
Собравшись с духом, я позвонил хозяину ресторана. Чтобы сохранить хоть какую-то надежду на возвращение, наплел про вывих и вынужденный десятидневный тайм-аут. На что получил сухое неодобрительное «пока что-нибудь придумаем».
Больничный быт.
Так я начал потихоньку привыкать к своему положению. Нехитрый набор наинеобходимейших предметов спасал положение. Ноут бук. Книга. Журналы. Телефон в качестве плеера (слава Богу, над моей головой были аж 2 розетки). Несколько пачек влажных салфеток – ни помыться, ни побриться. Жидкость для полоскания зубов, электрический чайник, пятилитровка покупной воды. От больничных чая, компота и киселя я отказывался, предпочитая «липтон» в пакетиках.
У меня брали анализы, делали обезболивающие уколы, обрабатывали ногу в районе растяжки.
– А можно мне что-нибудь посильнее, чем просто анальгин с димедролом? Не могу уснуть, нога болит.
– Героин что-ли? – у медсестер свой юмор.
На вторую ночь я просыпался два раза. Первый – когда приснилось, что я споткнулся и начал падать. Я сильно дернул ногой, что тут же отозвалось резкой болью в пятке и месте перелома. Второй – когда по привычке хотел повернуться на бок. Боль отучила меня смотреть «неправильные» сны и ворочаться во сне.
На третью ночь я не спал уже по «внешней» причине. Нам устроили концерт. Женские палаты были переполнены и одну безумную старушку решили поместить прямо в коридоре, возле нашей палаты. Чтобы не задохнуться, мы всегда держали дверь полуоткрытой. Бабуля тоже, видимо, была на растяжке, и ей посреди ночи «надоело» такое положение, и она собралась домой. Сначала она громко звала дежурных сестер, а потом, когда они начали ее успокаивать, начала вопить во весь голос угрозы и проклятья, поняв, что никто ее из «плена» растяжки не вызволит.
В целом, мне даже чем-то нравилось валяться в больнице – я читал «12 стульев», основы создания электронной музыки, журналы. Общение с мужиками было легким и веселым. По вечерам мы устраивали киносеансы. Я ставил ноутбук на икеевский столик «завтрак в постель» и мы с Лехой и Андрюхой смотрели фильмы. Остальные койки были у противоположной стены, и с них можно было видеть только крышку ноута.
Паше уже сделали операцию, он кое-как ходил на костылях, Андрюха мог только садиться на кровати. Так как они были курильщиками, надо было как-то выходить из положения. Паша ходил в туалет, Андрюха курил прямо в палате. Медперсонал, к его счастью, закрывал на это глаза, благо курил он редко, а высокие потолки и освежитель воздуха делали присутствие дыма практически незаметным.
Ко мне часто приходили друзья, брат, мама. Чаще всего, конечно – мама. Она мне сделала полис безработного, иначе мне бы пришлось платить по тысяче в день за пребывание в столь роскошных апартаментах.
Миша.
Помимо Гены-2 и бабульки-истерички, геморройных пациентов хватало. Из соседней палаты к нам заглянул наркомано-опойного вида молодой упырь, долго нездоровым взглядом смотрел в сторону Гены-1 и, видимо, ничего не придумав, пошел буянить к себе. Позже приехали два мощных санитара из психушки, скрутили дебошира и отвезли к себе. В любой другой ситуации достаточно было от нас несильного тычка в его бестолковую репу, чтобы все стало ровно, но наши растяжки делали нас абсолютно уязвимыми даже для задохлика. В мою голову даже умудрилась закрасться мысль о развитии событий при пожаре, но лучше гнать такие размышления подальше.
Гену-2 куда-то перевели из нашей палаты, но свято место пусто не бывает. К нам поступил мужичок лет 60 со сломанной шейкой бедра. Его звали Миша. Без слез на него было невозможно смотреть. При родах он получил мощную травму и остался инвалидом на всю жизнь. Да такую травму, что его тело напоминало игрока американского футбола в экипировке, только без подплечников. Выпяченная грудь и горб при практически отсутствующей шее вызывали печальное зрелище. Рост его при этом составлял едва ли метр шестьдесят.
Миша и до перелома испытывал трудности с передвижением. Он никогда не работал (пенсию получал с детства) и практически не покидал своего жилища. Работница соцзащиты посещала его для доставки пенсии и лекарств. Несмотря на исключающий экстрим образ жизни, Миша умудрился сломать себе кость прямо дома, споткнувшись о ковер.
Его жена умерла четырьмя годами ранее. Единственными мишиными родственниками были сестра и мифический сын покойной жены, от первого брака. Все документы на квартиру были оформлены по дарственной на пасынка, и он мог запросто вышвырнуть Мишу на улицу. Но он этого не делал. Впрочем, как и не обеспечивал никакого ухода за инвалидом. Он тупо ждал в своей Якутии, когда жилплощадь освободится «сама». Прекрасно осознавая, что в его квартире проживает (читай - существует) какой-никакой родственник с функционалом гусеницы, этот жлобяра спокойно ходил по земле, не нагружая свой мозг лишними переживаниями.
На обходе врач осмотрел Мишу и деловито выдал приговор: 50 тысяч за операцию. Последней надеждой Миши оставалась сестра, которая была, видимо, старшей и жила в Нижнем. Миша почему-то использовал громкую связь, звоня с мобильного, и вся палата стала свидетелем его разговора с сестрой. Долгие препирания закончились ничем:
– Я тогда попрошу доктора сделать мне укол с ядом! – в сердцах заявил Миша.
– Да! И пусть сделает! – слышалось на том конце.
Попытки убедить врача сделать операцию в рассрочку так же закончились ничем. Да и как расплачиваться с пенсии в шесть тысяч?!
Вердикт не оставил камня на камне от моего представления о справедливости:
– Если и есть возможность сделать Вам операцию, то отсутствие у Вас человека, осуществляющего послеоперационный уход, исключает какое-либо медицинское вмешательство. Поэтому мы завтра Вас выписываем, Вы встаете на костыли и учитесь на них ходить, оставаясь со сломанной костью. Ваша больная нога станет на 10 сантиметров короче, но это не должно Вас смущать.
Я отказывался верить в происходящее. Неужели нет никакого способа вылечить человека, не используя дорогостоящие методы?! Или нет желания?!
За Мишу пыталась вступиться молодая работница соцзащиты. По закону он имел право пролежать в больнице не менее 20 дней. Но все попытки были тщетны: Мишу выписали на костылях через пару дней.
Операция «Аааа!».
Все оставшиеся до операции дни Леха утешал меня:
– День операции для тебя будет лучшим днем в твоей жизни. Тебе сделают укол, после которого у тебя отнимется нижняя часть тела. А верхняя будет пребывать в блаженстве. Ты будешь смотреть в потолок операционной с улыбкой имбицила, и твое сознание будет пребывать в экстатической нирване.
Хотелось бы верить.
За день до операции ко мне пришла анестезиолог и поинтересовалась, какова моя переносимость наркоза и позадавала еще каких-то вопросов, после чего дала мне рекомендации: не есть, не пить и т.п.
На следующий день я с утра был как на иголках. Уж лучше бы сразу, как проснулся, повезли в операционную. Но вот, в начале одиннадцатого, в палату приволокли каталку и коллектив из медсестры и пары санитарок начали процесс перенесения меня на транспортное средство. По лехиным советам я их заранее попросил о низкой каталке, чтобы она была вровень с койкой. По заверениям Лехи, разница в полметра для него была нереальной пыткой. Моя каталка была всего сантиметров на двадцать выше уровня ложа, но этого мне хватило с головой. Я орал от боли так, что даже в соседней со зданием больницы «Пятерочке» знали, что у кого-то выпытывают государственную тайну методами, далекими от гуманных. Естественно, ни о каком запланированном снятии растяжки не могло быть и речи, ограничились снятием гири. Меня спасала от потери сознания заранее заготовленная ватка, обильно смоченная нашатыркой. Я то и дело протирал себе виски ей и подносил к носу.
В операционную меня везли, как будто ставили рекорд скорости по спортивной буксировке медицинских каталок. Я что есть мочи вцепился руками за перекладину, что была за моей головой, стиснул зубы и на каждой неровности, заставляющей каталку подпрыгивать, приглушенным криком информировал, что мне все-таки больно. Самыми болезненными были стыки лифтов и столкновение моей ноги с неуспевшим увернуться от несущегося на бешенной скорости медицинского болида пациентом.
Медсестра бросила меня у порога операционной. Прошло десять минут, в течение которых в моей голове крутился вопрос: нахрена надо было так гнать?!
Но вот настал тот счастливый миг и меня ввезли в операционную.
На удивление, операционная была обставлена шикарно. Куча навороченной медицинской техники, какие-то мониторы, крутая лампа. Но оставим лирику. Сначала мне нужно было сделать укол. Но не простой. Обычного вкалывания новокаина было недостаточно, так как его действие касалось бы только мягких тканей. Нужно было обезболить саму кость. Для этого и был придуман укол прямо в позвоночник. Врач заставил меня сесть и выгнуть спину. Это стоило мне нечеловеческих усилий. Во-первых за неделю лежания тело потеряло всякую гибкость. Во-вторых, и так любое малейшее движение мгновенно отзывалось резкой болью в ноге, а тут – еще и сесть!
– Гнись давай! – кричал на меня врач, а анастезичка руками прощупывала на позвоночнике место, удобное для укола.
Игла вонзилась мне между позвонков. Я не понял, как при этом мои глаза остались в глазницах. Я даже не смог уже закричать, просто уже хрипел и скрипел зубами. Место, куда засадила мне анастезичка, оказалось не тем, и она вынула иглу, не вводя лекарство. Это было невыносимо.
– Гнись!
Вторая попытка. Опять неудачно. И только когда я, совсем обезумевший от боли, выгнул спину больше, чем мог, врачиха засандалила иглу куда надо и ввела раствор. Почти сразу же какое-то тепло начало расплываться по нижней части моего тела, я перестал чувствовать себя ниже пояса. Мне сняли растяжку, перенесли на операционный стол, надели на указательный палец руки какую-то штуковину. На лицо мне натянули прозрачную маску с подводом, видимо, кислородной смеси, поставили капельницу и начали что-то там делать с моей ногой. Боль полностью ушла, мучения вроде бы закончились.
Не тут-то было! Через какое-то время меня посадили на край стола. Врач предупредил, что будет неприятно. Неприятно?! Я не представляю, какой силы была боль, если она смогла прорваться сквозь парализованную часть тела. Сквозь зажмуренные глаза я увидел искры – мне стали забивать титановый ломик в кость. Со стороны коленки. Как я пережил это, так и осталось за гранью сознания. Оставшиеся процедуры по сверлежу кости и вкручиванию туда саморезов прошли для меня как в тумане…
Меня привезли назад в палату. На душе было отвратительно. Поставили капельницу. На лехино «Ну как?» захотелось послать его подальше.
До операции опухоль голени спала лишь немного. Но после операции нога раздулась еще сильней. На ней появились новые кровоподтеки, странные и неопределенного цвета. Похоже на рисунок тигровой шкуры.
Вскоре я начал чувствовать все тело, вместе с этим пришла и боль в ноге. По моей просьбе мне сделали стандартный обезболивающий, который я отполировал «Пенталгином».
Первые шаги и «наркомания».
На следующий день я решился встать на костыли. Их у меня было аж две пары. Первые – обычные, подмышечные, алюминиевые, мне подогнал Андрюха, взяв их у какого-то приятеля. Вторые, подлокотные, мне привез Диман, прикупив их с рук на «Авито». Вторые, конечно, мне нравились больше, они были почти непользованые, да и выглядели современнее и круче, я их даже называл «гламурными». Но подмышечные казались более надежными в плане перемещения, поэтому я начал свои пешие эксперименты с них.
Для начала я перебинтовал эластичным бинтом больную ногу, так как кровообращение в ней было ни к черту, да и ломить ее начинало в вертикальном положении. Затем кое-как вскарабкался на костыли. Ощущение такое, что я стал ростом с двухэтажный дом, даже голова немного закружилась. Ну и, собственно, поджав больную конечность, начал движение. Первым моим пунктом был, естественно туалет. И только выковыляв в коридор, я оценил, какое количество травмированного народа лежало в больнице. Учитывая, что после нашей двадцатой еще были палаты и это не последний этаж, то цифра вырисовывалась приличная. И это на город в три сотни тысяч населения.
Дойдя до туалета, я с сумасшедшим кайфом оценил преимущества унитаза перед судном.
Все последующие дни мне два раза в день делали уколы, состоящие из смеси димедрола пополам с анальгином. Я не мог засыпать, постоянно ворочался, не мог просто держать свое тело в покое. Поутру в мутном состоянии проходил процедуры, завтракал, потом весь день проходил в периодическом впадении в забытье. Я не мог сфокусировать свой блуждающий взгляд на чем-то одном, не мог читать, смотреть видео. Я перестал понимать, что со мной происходит. Я нашел выход из положения: накачал на мобилу лаунжа, закрывал глаза и просто лежал, ощущая, как приятная расслабляющая музыка втекает мне прямо в уши. При этом я видел необычайно красивые и яркие клипы, содержание которых тут же забывал. В свое время я играл лаунж в очень хорошем ресторане, так что подборка была проверенной. Мне практически ничего не надо было, лишь бы не было резких перебивающих звуков рядом со мной. Так музыка помогала мне пережить не самые лучшие моменты жизни.
Одним утром в полудреме мне начали мерещиться кошмары. Я не мог понять, из-за чего это. Жутчайшие монстры и моя жизнь на волоске. Только когда я полностью пришел в себя, стал понятен источник зла, который заставлял мой мозг генерировать эту жуть. Просто Гена по привычке в семь утра включил свой приемник, который был всегда настроен на «Милицейскую волну ФМ». Ну а репертуар на этой радиостанции описывать излишне – жутчайшая пришансоненная русская попса. Еще одно доказательство, что наш поп – это уродство.
Но я быстро поменял картинку в своих видений с помощью своих наушников. Потом я уже нашел компромисс: Гену, оказывается, вполне устраивало Ретро-ФМ, которое я мог спокойно «переваривать».
Но моя идиллия с музыкой продолжалась недолго. В один прекрасный день я не смог даже слушать плеер. Такое ощущение, как будто я куда-то начал проваливаться. Прямо как в сцене из фильма «На игле», где визуализировали ощущения наркомана после укола. Я пытался хоть как-то собраться и сконцентрироваться, но все было тщетно. Мне становилось хуже. И тут я понял, что нужно делать, чтобы оставаться в контакте с внешним миром. Я начал говорить. Я просто вспоминал самые длинные анекдоты и рассказывал их Лехе и Андрюхе. Рассказывал и рассказывал… Потом я все-таки провалился в сон. Проснувшись и почувствовав себя немного получше, я понял, что надо что-то предпринимать. И я решился отказаться от уколов. Нога болела всю ночь и не давала мне спать, но я хотя бы перестал возиться. Кое-как все-таки поспав, на следующий день я ощутил, что мне вернулась концентрация и ясность мыслей. Да, димедрол, конечно – жуткая вещь.
Фак ю, Спилберг!
Анекдот. Звонит в конце ноября представитель крупной голливудской кинокомпании одному актеру в провинциальном российском театре.
- Мы высоко оценили Ваши актерские данные на одном из спектаклей и хотим предложить Вам контракт. Оплата две тысячи долларов за съемочный день, одна из ролей первого плана в новом фильме. Плюс проценты от проката. Обещаем участие в следующих частях фильма при успехе и мощный пиар Вас, как артиста.
- О, здорово! А когда нужно будет приступить к работе?
- Через две недели.
- К сожалению, я не могу… У меня елки.
Где-то за неделю до выписки мне позвонил хозяин ресторана, где я работал, поинтересовался, как мои дела и как скоро я смогу выйти на работу. Я сказал, что смогу где-то через неделю, но на время поправки попробую прислать кого-нибудь на замену. На что услышал одобрительное «окей».
В Москве у меня практически не было знакомых ди-джеев, способных меня заменить, зато здесь – хоть отбавляй. И я, с надеждой на сохранение за мной места, начал всех обзванивать. Оплата и «соцпакет» от меня были, на мой взгляд, более чем привлекательны: нужно было отработать 4 дня, при этом заработок составлял среднемесячную диджейскую зарплату в Дзержинске. Плюс проживание в однокомнатной квартире недалеко от центра Москвы и пятиминутное пешее расстояние до места работы. Просто сказочные условия!
Но не тут-то было! Все, как один, наотрез отказывались меня подменить! Доходило даже до того, что я разговаривал по рекомендации с абсолютно незнакомыми мне людьми, был готов даже их пустить себе туда «на хату». Все тщетно. Да предложи мне в свое время пятидневное пребывание в столице, да еще за нормальные бабки, я б даже думать не стал, разговор бы закончил уже у билетной кассы! Ну что за народ?
Ладно, чему быть, того не миновать. И я снова услышал в ответ на мои невнятные оправдания про невозможность подмены «что-нибудь придумаем».
Алексеич.
Леху и Андрюху выписали, я остался без веселых собеседников. На лехино место привезли какого-то старикашку со сломанным бедром. Его звали Алексеич. Я еще не подозревал, какой геморрой свалился на нашу палату. Сознание Алексеича было далеким от идеального, он был в неадеквате. Но это еще полбеды. Как и той старухе в коридоре, ему захотелось на свободу. Он начал ковырять растяжку, удивляя меня, как можно это спокойно переносить, не чувствуя боли. Я его как мог, успокаивал, звал сестер, но все было тщетно. Но самое «сладкое» Алексеич оставил на ночь. Сначала он звал сестер и, получив отказ на освобождение от растяжки, начал их запугивать, орать на них матом и дергаться во все стороны. Все закончилось привязкой его рук к койке. Жалко, скотч не догадались прилепить ему на рот. Всю ночь он орал, кого-то звал и ерзал на койке как ненормальный. Если бы я так ерзал на растяжке, то, наверное, умер бы от болевого шока. А этому – все нипочем. Никакие доводы не помогали. В отчаянии я замахнулся на него костылем, выкрикивая угрозы. Что-то удержало меня не ударить его со всей дури. Димедрол в моей голове тоже делал меня неадекватным.
Кое-как я дотерпел этот кошмар до утра и, когда силы у этого гада наконец иссякли, у меня появилась возможность поспать. Днем Алексеич вел себя как ни в чем не бывало, и мы с Геной начали выпытывать у него, кто он и что он. Как оказалось, этот старый хрыч был военным, боевым, кажется, полковником. Были у него жена, вторая по счету и взрослая падчерица. Судя из малосвязного рассказа, Алексеич вышел пьяный из дома, поругавшись со всеми и – как в фильме – упал (уронили?) – очнулся и – опаньки. Пропали деньги и все его документы. Зачем их нужно было с собой таскать – непонятно. Соорудив нехитрую логическую цепочку, мы с Геной прикинули, что пенсия у этого дедули должна быть оооочень нехилая, если, конечно, не соврал он про фронт. Родственники вообще должны на него молиться, как на божество и пылинки сдувать. Только вот почему-то забили на него и женушка и падчерица. Видимо, здорово он их своей дурью доставал. Вообще, Алексеич производил впечатление избалованного вниманием старикашки, привыкшего, что любая его блажь исполняется сиюсекундно. Оставалось только уповать на появление его родственников. К слову сказать, и у Паши и у Анрюхи жены в первую ночь их пребывания оставались в больнице.
Чтобы не получить очередной ночной дебош от старика, я начал следить за тем, чтобы в течение дня он не проваливался в сон для аккумулирования сил на ночь. Я постоянно задавал ему какие-то вопросы и, при всякой его попытке заснуть громко вышвыривал его из забытия фразой «Алексеич! Не спать!».
Толик.
В один день с Алексеичем в нашу палату въехал Толик. Не нужно было быть суперпроницательным, чтобы с первого взгляда распознать в нем заматерелого алкаша. На вид ему было за 50, и похож он был на Россомаху из «Люди Икс». Всклокоченная с сильной сединой шевелюра и запущенные растрепанные бакенбарды. На щеке имелся жировик размером чуть больше шарика для настольного тенниса. Сломано у него было, кажется, бедро.
Общение с Толиком как-то сразу не пошло, да и не больно-то хотелось. По его выражению лица казалось, что он даже несколько рад вынужденной разлуке с водкой. Этот пациент особых хлопот не доставлял. К нему приходила жена и по ее виду было понятно, что обуза и геморрой он для нее редкостный.
На следующий день, после ночного концерта Алексеича, ближе к вечеру Толик ясным голосом попросил меня, чтобы я позвал медсестер. На мой резонный вопрос «зачем?» он ответил, что уже належался и хочет, чтобы ему сняли растяжку, чтобы пойти домой. Мы с Геной устало переглянулись и в один голос выдохнули: «Еще один!».
Комментарии:
20:44 10-01-2013
Не влезает. вот окончание.
Дуэт.
В тот замечательный день борьбы за Алексеичевское бодрствование, я все-токи допустил слабину и сам отрубился. Чем не преминул воспользоваться этот престарелый буян и тоже немного поспал, чем обеспечил себя достаточным зарядом бодрости на веселую ночь. Да… Такую ночку трудно забыть. Выкрикивания лозунгов за освобождение начались почти сразу же после отбоя. Но в этот строй ругательств и проклятий начали вливаться новые ноты – на этот раз при акомпанемировании нашего замечательного друга Толика, который тоже возжелал свободы. Толик занимал свою партию – от него шел типичный беличий громкий шепот и причитания. Все говорило о том, что идиллия трезвости прошла, и его начало колбасить по-черному. Как и следовало ожидать, медсестры «заботливо» привязали свободные конечности Толика к кровати, которая страшно скрипела от его дерганий. Я только исступленно лежал и пытался придумать гораздо более сильную альтернативу слову «охреневать», так как оно уже не годилось для описания моего состояния.
К утру ад как-то сам собой закончился, и у меня появилась возможность поспать. Проснувшись, я стал свидетелем довольно странной картины. Пришел какой-то врач и пара медсестер. От буйства Толика не было и следа. Работники «Травмы» заботливо суетились у толикиной кровати, сняли ему растяжку, подкатили каталку. «Переводят в другую палату, слава Богу», - подумал я, а у самого какие-то нездоровые мысли начали подкрадываться издалека. Я тщательно отбивался от них, ибо их чудовищность не вписывалась в мою систему ценностей и координат. И только когда уже переложенного на каталку Толика накрыли с головой простынкой, меня как током ударило и перенесло в другую реальность. Реальность, где те самые мысли чувствуют себя вольготно и являются обыденным размышлением. Реальность, где вот так запросто пусть и конченого человека могут довести до смерти. Реальность, где вид свежеиспеченной вдовы выдает за испуганностью облегчение, а восьмилетнему внуку, стоящему рядом придется познакомиться с понятием «отбыть в мир иной». Реальность, где врачам абсолютно ничего не грозит за явный косяк, повлекший гибель человеческой единицы.
Вот так, ребята, приехали. Нормальная такая, в разрыв той же фразы из кино, логическая цепочка: сломал ногу – помер. Не очень знаком с наркологией, но, по-моему, чтобы вывести человека из запоя, нужно его чем-то прокапать. Не Бог весть какая сложная процедура, да и вроде лекарства для этого не так уж дороги и дефицитны. Но нет, медработникам проще закрыть глаза на явное запойное состояние пациента и просто привязать его руки к кровати, чтоб не буйствовал. Ответственности ноль. И в глазах жены все это выглядело, как эвтаназия глубоко больного алкоголизмом человека.
После этого случая мне просто до жути захотелось покинуть это заведение как можно быстрее. И, когда я узнал, что можно выписаться на день раньше запланированного, чуть не подпрыгнул на кровати от радости.
Свобода.
…Все эти длинные коридоры меня везла молодая медсестра на инвалидной коляске. Внизу, в холле меня уже ждала мама с моими нехитрыми пожитками. Даже такой немноголюдный холл казался для моего одичавшего сознания каким-то шумным суетным вокзалом в городе-миллионнике. Кое-как доковыляв до крыльца я, привыкший к ровным больничным полам, впал в панику. Обледенелые ступеньки и добрая стометровка до такси по неровному нечищеному, опять же заледенелому двору больницы. Внутрь двора посторонние машины не впускали, только, видимо, персонала. Кое-как с маминой помощью добрался до китайского чуда с шашечками, на роже водилы которого было нарисовано явное недовольство вынужденным простоем. Весна уже вовсю вторглась в город , и мы неспеша двигались по серым улицам в сторону дома, преодолевая все прелести распутицы вперемежку с нерастаявшими снегом и льдом…
Вот в общем-то и весь рассказ. Спустя еще неделю уже домашнего пребывания, я вернулся в Москву. Там меня ждала на прежнем месте моя красавица-машинка. Меня снова взяли на работу, несмотря на ограничения в передвижении и нарисовавшегося там нового ди-джея. Вскоре я снова сел за руль. Стал вновь просматривать менеджерские вакансии и готовиться к предстоящим собеседованиям. Начал по-новому налаживать свою жизнь…
Осталось только добавить: берегите себя! И, если, не дай Бог, что-нибудь случится, не унывайте и, не смотря ни на что, не сдавайтесь!
Дуэт.
В тот замечательный день борьбы за Алексеичевское бодрствование, я все-токи допустил слабину и сам отрубился. Чем не преминул воспользоваться этот престарелый буян и тоже немного поспал, чем обеспечил себя достаточным зарядом бодрости на веселую ночь. Да… Такую ночку трудно забыть. Выкрикивания лозунгов за освобождение начались почти сразу же после отбоя. Но в этот строй ругательств и проклятий начали вливаться новые ноты – на этот раз при акомпанемировании нашего замечательного друга Толика, который тоже возжелал свободы. Толик занимал свою партию – от него шел типичный беличий громкий шепот и причитания. Все говорило о том, что идиллия трезвости прошла, и его начало колбасить по-черному. Как и следовало ожидать, медсестры «заботливо» привязали свободные конечности Толика к кровати, которая страшно скрипела от его дерганий. Я только исступленно лежал и пытался придумать гораздо более сильную альтернативу слову «охреневать», так как оно уже не годилось для описания моего состояния.
К утру ад как-то сам собой закончился, и у меня появилась возможность поспать. Проснувшись, я стал свидетелем довольно странной картины. Пришел какой-то врач и пара медсестер. От буйства Толика не было и следа. Работники «Травмы» заботливо суетились у толикиной кровати, сняли ему растяжку, подкатили каталку. «Переводят в другую палату, слава Богу», - подумал я, а у самого какие-то нездоровые мысли начали подкрадываться издалека. Я тщательно отбивался от них, ибо их чудовищность не вписывалась в мою систему ценностей и координат. И только когда уже переложенного на каталку Толика накрыли с головой простынкой, меня как током ударило и перенесло в другую реальность. Реальность, где те самые мысли чувствуют себя вольготно и являются обыденным размышлением. Реальность, где вот так запросто пусть и конченого человека могут довести до смерти. Реальность, где вид свежеиспеченной вдовы выдает за испуганностью облегчение, а восьмилетнему внуку, стоящему рядом придется познакомиться с понятием «отбыть в мир иной». Реальность, где врачам абсолютно ничего не грозит за явный косяк, повлекший гибель человеческой единицы.
Вот так, ребята, приехали. Нормальная такая, в разрыв той же фразы из кино, логическая цепочка: сломал ногу – помер. Не очень знаком с наркологией, но, по-моему, чтобы вывести человека из запоя, нужно его чем-то прокапать. Не Бог весть какая сложная процедура, да и вроде лекарства для этого не так уж дороги и дефицитны. Но нет, медработникам проще закрыть глаза на явное запойное состояние пациента и просто привязать его руки к кровати, чтоб не буйствовал. Ответственности ноль. И в глазах жены все это выглядело, как эвтаназия глубоко больного алкоголизмом человека.
После этого случая мне просто до жути захотелось покинуть это заведение как можно быстрее. И, когда я узнал, что можно выписаться на день раньше запланированного, чуть не подпрыгнул на кровати от радости.
Свобода.
…Все эти длинные коридоры меня везла молодая медсестра на инвалидной коляске. Внизу, в холле меня уже ждала мама с моими нехитрыми пожитками. Даже такой немноголюдный холл казался для моего одичавшего сознания каким-то шумным суетным вокзалом в городе-миллионнике. Кое-как доковыляв до крыльца я, привыкший к ровным больничным полам, впал в панику. Обледенелые ступеньки и добрая стометровка до такси по неровному нечищеному, опять же заледенелому двору больницы. Внутрь двора посторонние машины не впускали, только, видимо, персонала. Кое-как с маминой помощью добрался до китайского чуда с шашечками, на роже водилы которого было нарисовано явное недовольство вынужденным простоем. Весна уже вовсю вторглась в город , и мы неспеша двигались по серым улицам в сторону дома, преодолевая все прелести распутицы вперемежку с нерастаявшими снегом и льдом…
Вот в общем-то и весь рассказ. Спустя еще неделю уже домашнего пребывания, я вернулся в Москву. Там меня ждала на прежнем месте моя красавица-машинка. Меня снова взяли на работу, несмотря на ограничения в передвижении и нарисовавшегося там нового ди-джея. Вскоре я снова сел за руль. Стал вновь просматривать менеджерские вакансии и готовиться к предстоящим собеседованиям. Начал по-новому налаживать свою жизнь…
Осталось только добавить: берегите себя! И, если, не дай Бог, что-нибудь случится, не унывайте и, не смотря ни на что, не сдавайтесь!