15:54 27-07-2013
Жизнь женщины в русской деревне конца XIX века
Мне кажется, это надо в обязательном порядке давать читать всем, кто любит порассуждать про исконность, народность, духовность и старые добрые дореволюционные времена.
Недавно у нас появилась интересная книга - "Жизнь "Ивана". Ее написала Ольга Петровна Семенова-Тян-Шанская, дочь знаменитого путешественника. Сама она не отправлялась в далекие экспедиции - объекты ее исследований жили в соседней деревне Гремячка Рязанской губернии, а многие из них всю жизнь служили в имении ее отца.
Ничего не скрывая и не приукрашивая, на протяжении многих лет Ольга Петровна скрупулезно записывала все, что имело отношение к крестьянскому быту, и собрала огромный массив сведений: устройство дома, инвентарь, еда, одежда, ход сельхозработ, урожайность разных культур, подробнейшие цены (начиная от стоимости каменного дома и до цены сечки для капусты), бюджет семьи, налоги, суды, болезни и лечение, суеверия и обычаи, и т.д.
Болезнь и ранняя смерть помешали Ольге Петровне закончить книгу, но и то, что сделано, имеет большую ценность для историка. "Жизнь "Ивана" вышла уже после ее смерти, в 1906 году, в т. 39 "Записок Императорского Русского географического общества". Позже была издана в 1914 году, но не получила широкой известности, а после войны и революции о ней совсем забыли. Переиздана в наши дни в 2010 году издательством "Ломоносовъ" (http://www.ozon.ru/context/detail/id/4880886/).
В книге множество полезного, но я выбрала то, что меня интересовало в первую очередь, - некоторые подробности о жизни женщин в русской деревне конца XIX века. Там много примечательного. Далее читайте под катом. (Цитируется в некотором сокращении, в квадратных скобках - мои примечания)
--------------------------------------------------------------------
"Маленькие девочки ходят дома в одних холщовых, но только длинных рубахах, и непременно подпоясанные. Очень рано (лет с двух уже) стремятся к тому, чтобы подвязать платком голову. По праздникам на них надевается ситцевый сарафан. Девочки дет с десяти носят уже обыкновенно (даже и дома) шерстяную домотканую юбку.
Маленькие дети в крестьянском быту очень скоро развиваются. Это объясняется участием ребенка во всех почти работах и во всех событиях крестьянской жизни. Взрослые не стесняются все говорить при ребенке, напиваться и драться при нем. Нечего и говорить, что мальчик лет 7-12 и даже девочки этого возраста "ругаются". "Кобель", "сука", "сволочь", "блядь" - очень употребительные детьми ругательства.
Если отец бьет мать, ребенок, разумеется, жалеет мать, но не с той точки зрения, что отец не прав. Жалеет он мать потому, что "того и гляди, убьет ее батя". А лишиться матери - самое ужасное несчастье для ребенка. Мать уж будет биться как рыба об лед, а поднимет своих детей на ноги. Что же до отца, то он замечательно беспечно относится к своим детям-сиротам. Для него их как бы не существует, а мачехи бьют и обижают их.
Девочки лет 7-12 присматривают за младшими братьями и сестрами. Также они пасут скотину, а именно телят. Они помогают и в поле: берут картошку, полют, носят взрослым еду и питье во время полевой поры. Ходят за водой, полоскают белье, учатся шить и прясть, мять лен и коноплю.
Дети с малых лет присутствуют при сговорах, свадьбах. Они очень рано усваивают, что отец "хозяин", мать "хозяйка", отец главенствует над матерью. И всякий ребенок отлично понимает, что девочки будущие "невесты", а мальчики "женихи". В некоторых деревнях до сих пор [1890-е] держатся обычаи "просватывать" девочек лет 12-14 за соответствующих им по возрасту мальчиков. Теперь такие сговоры нередко расстраиваются, когда жених и невеста делаются взрослыми. А если нет, так "невеста" 14-15 лет и "жених" лет 16 начинают сожительствовать вместе до своего совершеннолетия.
Лет двадцать-тридцать тому назад [т.е. в 1860-70-х годах] выходили замуж лет 16-19, женились в 18-20. Гораздо реже выдавали девушек 15 лет. Хотя и опасным считалось засидеться в девках, на девушку смотрели в семье как на рабочую силу, а следовательно, не торопились сбыть с рук. Малого [т.е. парня] же потому торопились женить, что таким способом приобреталась для семьи лишняя рабочая сила.
Теперь [1890-е] выходят замуж лет 16-25, женятся же 18-27.
Встречи с будущим мужем или женой происходили обычно во время весенних или летних "улиц" или на вечеринках. "Улицы" начинались с воскресенья на Красной горке [вторая неделя после Пасхи] и длились вплоть до зимы, по всем праздникам, а иной раз и в будни. На них собирались девки со всей деревни и отчасти молодые бабы, особенно такие, у которых мужья в отсутствии. Начиналась "улица" в сумерки и длилась до часу-двух ночи. Зимой "улицы" заменялись "вечеринками", "вечорками" у какой-нибудь вдовы или одинокой солдатки, которая за освещение (фунт-два керосину) пускала парней и девок к себе в избу.
Наибольшим успехом у девок пользуются те "малые", которые "чисто ходят", то есть имеют жилетку, пиджак, сапоги бутылками и хороший картуз. Действует также на девок умение играть на гармонике, словца "вежливые или игривые" (у нас каждую девку теперь называют "барышней" на улице), некоторая ловкость.
Девок на улице любят веселых, таких, которые умеют плясать и за словом в карман не полезут. Всякая девушка имеет своего малого, с которым "стоит". Он дарит ее то бумажным платком, то дешевым кольцом или серьгами, то куском розового мыла, то гостинцами - подсолнухами, жамками, рожками. Девушки тоже иногда дарят парней гостинцами. Примечательно, что после "улицы" бабы и девушки провожают парня, а не наоборот; малый даже до порога избы не проводит девушку.
Обычно на таких "улицах" завязывались внебрачные связи, которые часто кончались браком. Хотя очень нередки случаи, когда бросают ту, "которую любили". Старшие нередко ругают и бьют дочерей за такие связи; малым же ничего за это не достается.
С "распутевыми" девками или бабами чинится иногда расправа. "Распутевой" называется такая девка или баба, у которой несколько любовников. Эти любовники сговариваются иногда поучить ее и, если она девка, мажут ей ворота дегтем, а если она баба, бьют ее. Побьют, затем подымут ей рубашку на голову, свяжут (так, что голова женщины как бы в мешке, а до пояса она голая) и пустят так по деревне.
Девка, у которой один любовник, уже не считается "распутевой", и ей ворота дегтем не мажут.
О женитьбе или замужестве первые заговаривают бабы, а не мужики; мужики только с ними соглашаются. Прежде всего стремились приобрести в дом "хозяйку" - рабочую силу. Плохим считалось, если сын гуляет с "никудашней девкой", то есть, плохо работающей. Не ценились также "хворые", болезненные невесты. Бывает, впрочем, что какие-нибудь 15-25 рублей, даваемые отцом за девкой, заменяли и здоровье, и ум, и доброе поведение...
Прежде за невестой никогда не брали денег. Брали за нею ее одежду: холсты, две-пять понев, четыре-шесть рубах, один или два ситцевых сарафана, постель и т.д. Хотя вообще на приданое смотрели мало, обращая главным образом внимание на здоровье и способность к работе.
Жених давал невесте "поклажу": рублей 10-15 денег, овчинную шубу, поддевку из сукна, коты, валенки, пуда 2-4 муки, меру круп, 1-2 ведра водки.
Теперь же за невестой берут деньги (рублей 5-10), особенно если она отличается каким-нибудь недостатком: глуховата, или косая, или "стара", или есть про нее слухи, что она "гуляла".
Если молодой убедится в недевственности своей жены, тут же иногда чинит расправу: пинки ногою, щипки в живот и половые части. Один малый, женившийся не по доброй воле на "нечестной" девушке, за которой отец давал 15 рублей, так ее истязал после свадьбы, что цветущая девушка превратилась в больную на вид женщину. "Весь низ ей выщипал", - говорила ее мать. Мало того, запирал ее на целый день в маленьком амбарчике без пищи. На ночь тоже запирал ее на замок, а сам уходил к своей любовнице, какой-то вдове. Таскал за волосы, бил, чем попало. Унялся только, когда бедная женщина забеременела, - боялся, "как бы за тяжелую бабу в острог не попасть".
С молодой первое время бывают помягче, кормят получше, т.к. она вступила в новую семью. Поблажка состоит в прикармливании новой работницы, но только на три дня гуляния свадьбы. После работают, как другие.
Беременная жена делает все: справляет всю домашнюю работу, в поле вяжет, полет, молотит, берет конопли, сажает или копает картофель, вплоть до самых родов. Иная баба при начавшихся родовых схватках бежит домой, "как овченка": приляжет во время схваток на землю, а как боли отпустят, опять бежит: "как овченка бежит, трясется".
Часто женихи и невесты физически еще весьма мало развиты. Вследствие этого первые дети родятся слабыми и обыкновенно не выживают. Молодые матери также очень часто "засыпают" детей, то есть придушивают нечаянно во сне.
Первого ребенка ждут еще более или менее радостно. Отец ждет сына, матери безразлично, кто будет ее первенький (считалось, что родить дочку - это себе, то есть, помощницу матери и няньку младшим детям).
Отец проявляет интерес и ко второму, и к третьему сыну. Матери же начинают обыкновенно тяготиться уже третьим ребенком. Если же баба начинает часто родить, в семье к этому относятся неодобрительно: "Обклалась детьми, как зайчиха. Хоть бы подохли они, твои щенки-то, трясет каждый год, опять щенка ошлепетила" и т.д.
Матери на третий и на четвертый день после родов встают и принимаются за домашнюю работу. Иногда даже на другой день после родов родильница уже затапливает печь сама. На работу в поле мать идет через пять-семь дней после родов, ребенка либо берет с собой, либо оставляет на попечение "старухи" или старшей сестры.
"По закону" муж имеет право спать с женой только после шести недель, когда родильница возьмет очистительную молитву. Но это редко бывает. После первого ребенка муж иногда поберегает жену, а уж после второго и третьего, конечно, нет. Если выпьет, то уже через неделю после родов начинает жить с женой, а нет, так недели через две-три.
Жену, конечно, не спрашивают о ее желаниях: "Аксинья, иди-ка сюда", - и все тут.
В трезвом виде муж бил жену редко, в пьяном - часто и чем попало. Бьют и палкой, и рогачом, и сапогами, кулаками, пинком. Таскают за косы через порог. В селе Мураевне был случай, что пьяница муж убил свою жену "за гульбу". Он замотал ее косы вокруг своей руки и бил головой о порог, о лавки и о стену, пока она не впала в бессознательное состояние, а через день умерла, не приходя в себя.
Если муж бьет жену и при этом сломает тот предмет из своего несложного инвентаря, которым чинил расправу, то ему гораздо более жалко этот предмет, чем избитую жену.
Пьяный муж бьет иногда жену, если она откажется исполнить какое-нибудь его приказание, лечь с ним спать и т.д. Я знала одного мужика, который любил, когда был пьяный, так издеваться над женой: "Становись на колени, клади голову на порог, моя воля, захочу - убью тебя!". И баба должна была беспрекословно класть свою голову на порог, а он заносил над ней топор, причем маленькие дети обыкновенно поднимали плач и крик. Тогда он произносил: "Детей жалко, а то бы не быть тебе живой", - и отпускал ее. Это называется "мудровать над женой".
Профессионального разврата не существует, но очень легко купить всякую бабу деньгами и подарком. Одна баба очень наивно признавалась: "Прижила себе на горе сына и всего-то за пустяк, за десять яблоков!". Бабы и девки очень любят ходить за яблоками в сады к съемщикам, меняя яблоки на яйца или на самое себя. Нынешним летом был такой случай, что двадцатилетний караульный яблоневого сада изнасиловал тринадцатилетнюю девочку - и мать этой девочки (очень, правда, бедная) помирилась с обидчиком за 3 рубля. Два дня или три после этого кричала эта бедная девочка, и такой испуганный, забитый вид сделался у нее.
Бывает часто и вытравление плода. Жена одного из помещиков помогала бабам при трудных родах, давая им пить настой казацкого можжевельника, который рос у нее в саду. С тех пор, как на деревне прознали про свойства этого растения, чьи-то невидимые руки постоянно обрывали все кусты можжевельника по ночам - очевидно, для целей вытравления, потому что родильницам помещик никогда не отказывал в настое.
Случаи убийства незаконнорожденных младенцев очень нередки. Родит баба или девка где-нибудь в клети одна, затем придушит маленького руками и бросит либо в воду с камнем на шее, либо в густой конопле, или где-нибудь в свином катухе зароет.
В Мураевне (большое село) почти каждый год находят одного, а то и двух мертвых младенцев. Но редко дознаются, чьи они. Крестьяне не любят дознаний, а если что и знают, то помалкивают: "Случился грех, а с кем - Бог его знает, мало ли их, девок, гуляют...". В Мураевне есть баба, которая за некоторое вознаграждение отвозит в воспитательный дом в Москву "гулевых детей" [незаконнорожденных]. К одному бездетному помещику пришла раз баба с предложением купить ее ребенка: "Слыхала я, что тебе дитё нужно, ну думаю, и толкнусь. Он у меня гулевой, а муж скоро приде [с заработков]...".
Надо принимать во внимание незаконных детей и солдаток, и просто замужних женщин. Незаконность таких детей часто известна только семье, и в ее недрах легко могут происходить такие убийства детей, которые невозможно вывести на чистую воду. Например, легко нарочно задушить маленького ребенка, навалившись на него якобы во сне.
В одной деревне (очень глухой) был такой случай: выдали замуж беременную девушку, чтобы скрыть грех. Сам муж был смирный и не попрекал жену, но родные не давали ей проходу и в конце концов заявили: "Чтобы ублюдка твоего не было. Умори его". Бедную женщину бил ее свекор, свекровь тоже не давала ей свободно вздохнуть. Наконец молодуха исполнила требование: наскребла спичечных головок в соску и ребенок умер. Она попала под суд, но была оправдана.
Старухи очень безжалостно и хладнокровно относятся к убийству незаконного "щенка", а молодые с усилием и надрывом убивают своих детей. Мужчины, если и догадываются о таких убийствах, то изображают собою "моя изба с краю, я ничего не знаю; бабы там чего-то путают, ну да бог с ними - мне-то что...".
Бюджет у мужа и жены в семье был раздельный. Мужу принадлежала вся усадьба, хлеб, лошади, свиньи, весь инвентарь. Жене - посуда, одежда, лен, куры, корова. Овцы - общее имущество, но бывали овцы "собинки" - частное имущество бабы, которое после ее смерти переходило дочери. Шерсть с овец делилась так: весенняя - бабам, осенняя - мужикам, которые не обязаны были снабжать баб теплой одеждой.
Если жена нанималась летом на работу поденно, плата принадлежала ей самой. Если сдельно - то чаще мужу. В таких случаях бабы часто отказывались работать даже в самую горячую пору, когда платилась высокая цена за уборку хлеба: "Мне-то что, пропадай его (мужнины) деньги пропадом".
Бывают и взаимные покражи у супругов. То муж выкрадет из жениного сундука деньги на кабак, то жена сворует у мужа муки или крупы, чтобы отдать в мелочную лавочку за мыло или ситец..."
И под конец - два рассказа о необычных, по крестьянским меркам, парах.
"Как выражается любовь к жене? Одно время я думала, что никак, потому что внешних выражений нежности нет, даже у молодоженов. Но последнее время я думаю несколько иначе...
Петруха простой мужик, кучер у нас. Он не пьет вовсе (бросил вино, когда после какой-то свадьбы в пьяном виде чуть не утонул в пруду) и не бьет жены. Он простой смирный малый, а жена у него "премудрая". Сам он вовсе не "хозяин", но жена хозяйственна в высшей степени: все обдумает, как посеять, скосить, как купить корову и т.д.
На зов жены Петруха летит в деревню, чтобы сделать, что она просит. Не пустить его, он крадучись уйдет ночью: "Хозяйка моя удумала просо скорей связать, а того и гляди дождь - уж я и скосил ей паюшечку..." (ночью). А если жена ему скажет, что изба не "ухвоена" (не законопачена, ветер дует), он будет сам не свой, пока не урвется к жене и не "спокоит ее".
К сожалению, такие отношения мужа к жене страшно редки.
У помещика жила (самовар ставить, полы мыть) маленькая черноглазая Аксютка, круглая сирота. Через год является, просит расчета. "Что так?" - "Замуж иду". Оказывается, хочет выйти тоже за сироту, девятнадцатилетнего малого. Малый подростком жил в Москве, затем находился у дяди "из хлеба", т.е. даровым работником.
Оказалось, что дальняя родня Аксютки уже старалась расстроить этот брак, но тщетно. Аксютка с Михальком давно уже были "в любве", клялись друг другу в верности, ели землю для закрепления своего союза. Оказалось также, что дядя Михалька покровительствовал любви своего племянника с расчетом получить в дом даровую работницу.
Состоялась сиротская, самая убогая свадьба. Год прожили у дяди, затем Михалек нанялся в работники к помещику. У Аксюты был выкидыш, возможно, устроенный ею самой: с ребенком дядя не стал бы держать.
У помещика в течение лета произошло несколько загадочных казусов: странным образом околело несколько лошадей и коров, сломалась два раза молотилка от железных прутьев, засунутых в снопы... На Михалька помещик не обращал внимания, пока не взял его как-то раз помочь себе в саду. При совместной работе слово за слово из уст Михалька получился целый град озлобленных речей против "капиталистов", богачей-помещиков и богачей-крестьян, которые "сады себе разводят" (сады без фруктов разводить - по понятию крестьян, глупая и вредная затея), "чай целый день попивают". Помещик даже опешил несколько, но за разными делами забыл этот случай.
Потом на деревне праздновался храмовый праздник. На третий день к вечеру запылала рига у деревенского богача-лавочника. Огонь перекинулся на соседние риги и стал угрожать всей деревне. Сбежался народ, и у риги поймали Михалька, которого бросили в огонь. Спас его тот же богач, боявшийся, что во время следствия на него свалят смерть поджигателя.
Когда на следующий день приехал урядник, крестьяне дали показания, как Михалек железный прут засунул в помещичью молотилку, как коров убил у того же помещика и т.д. Пока дело касалось одного помещика, все знали и молчали, "крыли" своего, сочувствовали Михальку. Но когда поплатились своим имуществом, раздалась другая песня.
Также оказалось, что Аксютка все время помогала своему мужу.
- Чуден он, - говорили о нем в деревне. - Во какой матас [шут, скоморох, фигляр], а жену не бьет никогда...
-----------------------------------------------------------------------------------------
Разумеется, это далеко не все. В книге еще много интересного, очень советую.
Спасибо всем, кто дочитал.
Мне кажется, это надо в обязательном порядке давать читать всем, кто любит порассуждать про исконность, народность, духовность и старые добрые дореволюционные времена.
Недавно у нас появилась интересная книга - "Жизнь "Ивана". Ее написала Ольга Петровна Семенова-Тян-Шанская, дочь знаменитого путешественника. Сама она не отправлялась в далекие экспедиции - объекты ее исследований жили в соседней деревне Гремячка Рязанской губернии, а многие из них всю жизнь служили в имении ее отца.
Ничего не скрывая и не приукрашивая, на протяжении многих лет Ольга Петровна скрупулезно записывала все, что имело отношение к крестьянскому быту, и собрала огромный массив сведений: устройство дома, инвентарь, еда, одежда, ход сельхозработ, урожайность разных культур, подробнейшие цены (начиная от стоимости каменного дома и до цены сечки для капусты), бюджет семьи, налоги, суды, болезни и лечение, суеверия и обычаи, и т.д.
Болезнь и ранняя смерть помешали Ольге Петровне закончить книгу, но и то, что сделано, имеет большую ценность для историка. "Жизнь "Ивана" вышла уже после ее смерти, в 1906 году, в т. 39 "Записок Императорского Русского географического общества". Позже была издана в 1914 году, но не получила широкой известности, а после войны и революции о ней совсем забыли. Переиздана в наши дни в 2010 году издательством "Ломоносовъ" (http://www.ozon.ru/context/detail/id/4880886/).
В книге множество полезного, но я выбрала то, что меня интересовало в первую очередь, - некоторые подробности о жизни женщин в русской деревне конца XIX века. Там много примечательного. Далее читайте под катом. (Цитируется в некотором сокращении, в квадратных скобках - мои примечания)
--------------------------------------------------------------------
"Маленькие девочки ходят дома в одних холщовых, но только длинных рубахах, и непременно подпоясанные. Очень рано (лет с двух уже) стремятся к тому, чтобы подвязать платком голову. По праздникам на них надевается ситцевый сарафан. Девочки дет с десяти носят уже обыкновенно (даже и дома) шерстяную домотканую юбку.
Маленькие дети в крестьянском быту очень скоро развиваются. Это объясняется участием ребенка во всех почти работах и во всех событиях крестьянской жизни. Взрослые не стесняются все говорить при ребенке, напиваться и драться при нем. Нечего и говорить, что мальчик лет 7-12 и даже девочки этого возраста "ругаются". "Кобель", "сука", "сволочь", "блядь" - очень употребительные детьми ругательства.
Если отец бьет мать, ребенок, разумеется, жалеет мать, но не с той точки зрения, что отец не прав. Жалеет он мать потому, что "того и гляди, убьет ее батя". А лишиться матери - самое ужасное несчастье для ребенка. Мать уж будет биться как рыба об лед, а поднимет своих детей на ноги. Что же до отца, то он замечательно беспечно относится к своим детям-сиротам. Для него их как бы не существует, а мачехи бьют и обижают их.
Девочки лет 7-12 присматривают за младшими братьями и сестрами. Также они пасут скотину, а именно телят. Они помогают и в поле: берут картошку, полют, носят взрослым еду и питье во время полевой поры. Ходят за водой, полоскают белье, учатся шить и прясть, мять лен и коноплю.
Дети с малых лет присутствуют при сговорах, свадьбах. Они очень рано усваивают, что отец "хозяин", мать "хозяйка", отец главенствует над матерью. И всякий ребенок отлично понимает, что девочки будущие "невесты", а мальчики "женихи". В некоторых деревнях до сих пор [1890-е] держатся обычаи "просватывать" девочек лет 12-14 за соответствующих им по возрасту мальчиков. Теперь такие сговоры нередко расстраиваются, когда жених и невеста делаются взрослыми. А если нет, так "невеста" 14-15 лет и "жених" лет 16 начинают сожительствовать вместе до своего совершеннолетия.
Лет двадцать-тридцать тому назад [т.е. в 1860-70-х годах] выходили замуж лет 16-19, женились в 18-20. Гораздо реже выдавали девушек 15 лет. Хотя и опасным считалось засидеться в девках, на девушку смотрели в семье как на рабочую силу, а следовательно, не торопились сбыть с рук. Малого [т.е. парня] же потому торопились женить, что таким способом приобреталась для семьи лишняя рабочая сила.
Теперь [1890-е] выходят замуж лет 16-25, женятся же 18-27.
Встречи с будущим мужем или женой происходили обычно во время весенних или летних "улиц" или на вечеринках. "Улицы" начинались с воскресенья на Красной горке [вторая неделя после Пасхи] и длились вплоть до зимы, по всем праздникам, а иной раз и в будни. На них собирались девки со всей деревни и отчасти молодые бабы, особенно такие, у которых мужья в отсутствии. Начиналась "улица" в сумерки и длилась до часу-двух ночи. Зимой "улицы" заменялись "вечеринками", "вечорками" у какой-нибудь вдовы или одинокой солдатки, которая за освещение (фунт-два керосину) пускала парней и девок к себе в избу.
Наибольшим успехом у девок пользуются те "малые", которые "чисто ходят", то есть имеют жилетку, пиджак, сапоги бутылками и хороший картуз. Действует также на девок умение играть на гармонике, словца "вежливые или игривые" (у нас каждую девку теперь называют "барышней" на улице), некоторая ловкость.
Девок на улице любят веселых, таких, которые умеют плясать и за словом в карман не полезут. Всякая девушка имеет своего малого, с которым "стоит". Он дарит ее то бумажным платком, то дешевым кольцом или серьгами, то куском розового мыла, то гостинцами - подсолнухами, жамками, рожками. Девушки тоже иногда дарят парней гостинцами. Примечательно, что после "улицы" бабы и девушки провожают парня, а не наоборот; малый даже до порога избы не проводит девушку.
Обычно на таких "улицах" завязывались внебрачные связи, которые часто кончались браком. Хотя очень нередки случаи, когда бросают ту, "которую любили". Старшие нередко ругают и бьют дочерей за такие связи; малым же ничего за это не достается.
С "распутевыми" девками или бабами чинится иногда расправа. "Распутевой" называется такая девка или баба, у которой несколько любовников. Эти любовники сговариваются иногда поучить ее и, если она девка, мажут ей ворота дегтем, а если она баба, бьют ее. Побьют, затем подымут ей рубашку на голову, свяжут (так, что голова женщины как бы в мешке, а до пояса она голая) и пустят так по деревне.
Девка, у которой один любовник, уже не считается "распутевой", и ей ворота дегтем не мажут.
О женитьбе или замужестве первые заговаривают бабы, а не мужики; мужики только с ними соглашаются. Прежде всего стремились приобрести в дом "хозяйку" - рабочую силу. Плохим считалось, если сын гуляет с "никудашней девкой", то есть, плохо работающей. Не ценились также "хворые", болезненные невесты. Бывает, впрочем, что какие-нибудь 15-25 рублей, даваемые отцом за девкой, заменяли и здоровье, и ум, и доброе поведение...
Прежде за невестой никогда не брали денег. Брали за нею ее одежду: холсты, две-пять понев, четыре-шесть рубах, один или два ситцевых сарафана, постель и т.д. Хотя вообще на приданое смотрели мало, обращая главным образом внимание на здоровье и способность к работе.
Жених давал невесте "поклажу": рублей 10-15 денег, овчинную шубу, поддевку из сукна, коты, валенки, пуда 2-4 муки, меру круп, 1-2 ведра водки.
Теперь же за невестой берут деньги (рублей 5-10), особенно если она отличается каким-нибудь недостатком: глуховата, или косая, или "стара", или есть про нее слухи, что она "гуляла".
Если молодой убедится в недевственности своей жены, тут же иногда чинит расправу: пинки ногою, щипки в живот и половые части. Один малый, женившийся не по доброй воле на "нечестной" девушке, за которой отец давал 15 рублей, так ее истязал после свадьбы, что цветущая девушка превратилась в больную на вид женщину. "Весь низ ей выщипал", - говорила ее мать. Мало того, запирал ее на целый день в маленьком амбарчике без пищи. На ночь тоже запирал ее на замок, а сам уходил к своей любовнице, какой-то вдове. Таскал за волосы, бил, чем попало. Унялся только, когда бедная женщина забеременела, - боялся, "как бы за тяжелую бабу в острог не попасть".
С молодой первое время бывают помягче, кормят получше, т.к. она вступила в новую семью. Поблажка состоит в прикармливании новой работницы, но только на три дня гуляния свадьбы. После работают, как другие.
Беременная жена делает все: справляет всю домашнюю работу, в поле вяжет, полет, молотит, берет конопли, сажает или копает картофель, вплоть до самых родов. Иная баба при начавшихся родовых схватках бежит домой, "как овченка": приляжет во время схваток на землю, а как боли отпустят, опять бежит: "как овченка бежит, трясется".
Часто женихи и невесты физически еще весьма мало развиты. Вследствие этого первые дети родятся слабыми и обыкновенно не выживают. Молодые матери также очень часто "засыпают" детей, то есть придушивают нечаянно во сне.
Первого ребенка ждут еще более или менее радостно. Отец ждет сына, матери безразлично, кто будет ее первенький (считалось, что родить дочку - это себе, то есть, помощницу матери и няньку младшим детям).
Отец проявляет интерес и ко второму, и к третьему сыну. Матери же начинают обыкновенно тяготиться уже третьим ребенком. Если же баба начинает часто родить, в семье к этому относятся неодобрительно: "Обклалась детьми, как зайчиха. Хоть бы подохли они, твои щенки-то, трясет каждый год, опять щенка ошлепетила" и т.д.
Матери на третий и на четвертый день после родов встают и принимаются за домашнюю работу. Иногда даже на другой день после родов родильница уже затапливает печь сама. На работу в поле мать идет через пять-семь дней после родов, ребенка либо берет с собой, либо оставляет на попечение "старухи" или старшей сестры.
"По закону" муж имеет право спать с женой только после шести недель, когда родильница возьмет очистительную молитву. Но это редко бывает. После первого ребенка муж иногда поберегает жену, а уж после второго и третьего, конечно, нет. Если выпьет, то уже через неделю после родов начинает жить с женой, а нет, так недели через две-три.
Жену, конечно, не спрашивают о ее желаниях: "Аксинья, иди-ка сюда", - и все тут.
В трезвом виде муж бил жену редко, в пьяном - часто и чем попало. Бьют и палкой, и рогачом, и сапогами, кулаками, пинком. Таскают за косы через порог. В селе Мураевне был случай, что пьяница муж убил свою жену "за гульбу". Он замотал ее косы вокруг своей руки и бил головой о порог, о лавки и о стену, пока она не впала в бессознательное состояние, а через день умерла, не приходя в себя.
Если муж бьет жену и при этом сломает тот предмет из своего несложного инвентаря, которым чинил расправу, то ему гораздо более жалко этот предмет, чем избитую жену.
Пьяный муж бьет иногда жену, если она откажется исполнить какое-нибудь его приказание, лечь с ним спать и т.д. Я знала одного мужика, который любил, когда был пьяный, так издеваться над женой: "Становись на колени, клади голову на порог, моя воля, захочу - убью тебя!". И баба должна была беспрекословно класть свою голову на порог, а он заносил над ней топор, причем маленькие дети обыкновенно поднимали плач и крик. Тогда он произносил: "Детей жалко, а то бы не быть тебе живой", - и отпускал ее. Это называется "мудровать над женой".
Профессионального разврата не существует, но очень легко купить всякую бабу деньгами и подарком. Одна баба очень наивно признавалась: "Прижила себе на горе сына и всего-то за пустяк, за десять яблоков!". Бабы и девки очень любят ходить за яблоками в сады к съемщикам, меняя яблоки на яйца или на самое себя. Нынешним летом был такой случай, что двадцатилетний караульный яблоневого сада изнасиловал тринадцатилетнюю девочку - и мать этой девочки (очень, правда, бедная) помирилась с обидчиком за 3 рубля. Два дня или три после этого кричала эта бедная девочка, и такой испуганный, забитый вид сделался у нее.
Бывает часто и вытравление плода. Жена одного из помещиков помогала бабам при трудных родах, давая им пить настой казацкого можжевельника, который рос у нее в саду. С тех пор, как на деревне прознали про свойства этого растения, чьи-то невидимые руки постоянно обрывали все кусты можжевельника по ночам - очевидно, для целей вытравления, потому что родильницам помещик никогда не отказывал в настое.
Случаи убийства незаконнорожденных младенцев очень нередки. Родит баба или девка где-нибудь в клети одна, затем придушит маленького руками и бросит либо в воду с камнем на шее, либо в густой конопле, или где-нибудь в свином катухе зароет.
В Мураевне (большое село) почти каждый год находят одного, а то и двух мертвых младенцев. Но редко дознаются, чьи они. Крестьяне не любят дознаний, а если что и знают, то помалкивают: "Случился грех, а с кем - Бог его знает, мало ли их, девок, гуляют...". В Мураевне есть баба, которая за некоторое вознаграждение отвозит в воспитательный дом в Москву "гулевых детей" [незаконнорожденных]. К одному бездетному помещику пришла раз баба с предложением купить ее ребенка: "Слыхала я, что тебе дитё нужно, ну думаю, и толкнусь. Он у меня гулевой, а муж скоро приде [с заработков]...".
Надо принимать во внимание незаконных детей и солдаток, и просто замужних женщин. Незаконность таких детей часто известна только семье, и в ее недрах легко могут происходить такие убийства детей, которые невозможно вывести на чистую воду. Например, легко нарочно задушить маленького ребенка, навалившись на него якобы во сне.
В одной деревне (очень глухой) был такой случай: выдали замуж беременную девушку, чтобы скрыть грех. Сам муж был смирный и не попрекал жену, но родные не давали ей проходу и в конце концов заявили: "Чтобы ублюдка твоего не было. Умори его". Бедную женщину бил ее свекор, свекровь тоже не давала ей свободно вздохнуть. Наконец молодуха исполнила требование: наскребла спичечных головок в соску и ребенок умер. Она попала под суд, но была оправдана.
Старухи очень безжалостно и хладнокровно относятся к убийству незаконного "щенка", а молодые с усилием и надрывом убивают своих детей. Мужчины, если и догадываются о таких убийствах, то изображают собою "моя изба с краю, я ничего не знаю; бабы там чего-то путают, ну да бог с ними - мне-то что...".
Бюджет у мужа и жены в семье был раздельный. Мужу принадлежала вся усадьба, хлеб, лошади, свиньи, весь инвентарь. Жене - посуда, одежда, лен, куры, корова. Овцы - общее имущество, но бывали овцы "собинки" - частное имущество бабы, которое после ее смерти переходило дочери. Шерсть с овец делилась так: весенняя - бабам, осенняя - мужикам, которые не обязаны были снабжать баб теплой одеждой.
Если жена нанималась летом на работу поденно, плата принадлежала ей самой. Если сдельно - то чаще мужу. В таких случаях бабы часто отказывались работать даже в самую горячую пору, когда платилась высокая цена за уборку хлеба: "Мне-то что, пропадай его (мужнины) деньги пропадом".
Бывают и взаимные покражи у супругов. То муж выкрадет из жениного сундука деньги на кабак, то жена сворует у мужа муки или крупы, чтобы отдать в мелочную лавочку за мыло или ситец..."
И под конец - два рассказа о необычных, по крестьянским меркам, парах.
"Как выражается любовь к жене? Одно время я думала, что никак, потому что внешних выражений нежности нет, даже у молодоженов. Но последнее время я думаю несколько иначе...
Петруха простой мужик, кучер у нас. Он не пьет вовсе (бросил вино, когда после какой-то свадьбы в пьяном виде чуть не утонул в пруду) и не бьет жены. Он простой смирный малый, а жена у него "премудрая". Сам он вовсе не "хозяин", но жена хозяйственна в высшей степени: все обдумает, как посеять, скосить, как купить корову и т.д.
На зов жены Петруха летит в деревню, чтобы сделать, что она просит. Не пустить его, он крадучись уйдет ночью: "Хозяйка моя удумала просо скорей связать, а того и гляди дождь - уж я и скосил ей паюшечку..." (ночью). А если жена ему скажет, что изба не "ухвоена" (не законопачена, ветер дует), он будет сам не свой, пока не урвется к жене и не "спокоит ее".
К сожалению, такие отношения мужа к жене страшно редки.
У помещика жила (самовар ставить, полы мыть) маленькая черноглазая Аксютка, круглая сирота. Через год является, просит расчета. "Что так?" - "Замуж иду". Оказывается, хочет выйти тоже за сироту, девятнадцатилетнего малого. Малый подростком жил в Москве, затем находился у дяди "из хлеба", т.е. даровым работником.
Оказалось, что дальняя родня Аксютки уже старалась расстроить этот брак, но тщетно. Аксютка с Михальком давно уже были "в любве", клялись друг другу в верности, ели землю для закрепления своего союза. Оказалось также, что дядя Михалька покровительствовал любви своего племянника с расчетом получить в дом даровую работницу.
Состоялась сиротская, самая убогая свадьба. Год прожили у дяди, затем Михалек нанялся в работники к помещику. У Аксюты был выкидыш, возможно, устроенный ею самой: с ребенком дядя не стал бы держать.
У помещика в течение лета произошло несколько загадочных казусов: странным образом околело несколько лошадей и коров, сломалась два раза молотилка от железных прутьев, засунутых в снопы... На Михалька помещик не обращал внимания, пока не взял его как-то раз помочь себе в саду. При совместной работе слово за слово из уст Михалька получился целый град озлобленных речей против "капиталистов", богачей-помещиков и богачей-крестьян, которые "сады себе разводят" (сады без фруктов разводить - по понятию крестьян, глупая и вредная затея), "чай целый день попивают". Помещик даже опешил несколько, но за разными делами забыл этот случай.
Потом на деревне праздновался храмовый праздник. На третий день к вечеру запылала рига у деревенского богача-лавочника. Огонь перекинулся на соседние риги и стал угрожать всей деревне. Сбежался народ, и у риги поймали Михалька, которого бросили в огонь. Спас его тот же богач, боявшийся, что во время следствия на него свалят смерть поджигателя.
Когда на следующий день приехал урядник, крестьяне дали показания, как Михалек железный прут засунул в помещичью молотилку, как коров убил у того же помещика и т.д. Пока дело касалось одного помещика, все знали и молчали, "крыли" своего, сочувствовали Михальку. Но когда поплатились своим имуществом, раздалась другая песня.
Также оказалось, что Аксютка все время помогала своему мужу.
- Чуден он, - говорили о нем в деревне. - Во какой матас [шут, скоморох, фигляр], а жену не бьет никогда...
-----------------------------------------------------------------------------------------
Разумеется, это далеко не все. В книге еще много интересного, очень советую.
Спасибо всем, кто дочитал.
Комментарии:
16:24 27-07-2013
atenas да, и что прекрасно - и через 60 лет нифига не изменилось.
Советские крестьянки (половозрастная идентичность: структура и история)
У меня целая подборка лежит, я когда-то для Мусечки делала - что б ребенок не велся на сказки про золотые времена.
Советские крестьянки (половозрастная идентичность: структура и история)
У меня целая подборка лежит, я когда-то для Мусечки делала - что б ребенок не велся на сказки про золотые времена.
15:25 28-07-2013
Шельма_ я прями захотела почитать всю книжку, выдержки делала феминистка, а мне про женщин инетерсно почитать, но и не про женщин тоже.
Спасибо, с твоей ссылочкой ознакомлюсь
Ну, давно известно, что люди - самое слабое звено общественного прогресса
меняются слабо, медленно и неохотно...
Спасибо, с твоей ссылочкой ознакомлюсь
Ну, давно известно, что люди - самое слабое звено общественного прогресса
меняются слабо, медленно и неохотно...
16:26 28-07-2013
Шельма_ почитала ссылку. По-моему, наоборот, за это время очень многое изменилось.
Но остатки традиций встроены в систему и торчат из самых неожиданных мест.
Тетя Таня, дядя Витя...
"Две хозяйки на одной кухне" - если не задумываться, то непонятно, что се так прицепились именно к кухне, а тут вон оно что...
Да и вообще многое в наших головах из прошлого, только бессистемно... оттого многое кажется странным и сложно увидеть картинку целиком...
Но остатки традиций встроены в систему и торчат из самых неожиданных мест.
Тетя Таня, дядя Витя...
"Две хозяйки на одной кухне" - если не задумываться, то непонятно, что се так прицепились именно к кухне, а тут вон оно что...
Да и вообще многое в наших головах из прошлого, только бессистемно... оттого многое кажется странным и сложно увидеть картинку целиком...
21:15 28-07-2013
afyna мне наоборот кажется, что очень многое осталось прежним в глобальном смысле, а изменилось только на поверхности.
Если тебе интересно про жизнь вообще, то есть прекрасные Письма из деревни. Это потрясающее чтение, очень мрачное и очень спокойное.
Если тебе интересно про жизнь вообще, то есть прекрасные Письма из деревни. Это потрясающее чтение, очень мрачное и очень спокойное.
03:21 02-08-2013
Шельма_ Мне кажется, очень многое в человеческой природе вообще и не меняется тысячелетиями
Но вообще эт отема скорее личной беседы, а иначе очень много букв...
Спасибо, обязательно почитаю, когда приеду из отпуска...
Но вообще эт отема скорее личной беседы, а иначе очень много букв...
Спасибо, обязательно почитаю, когда приеду из отпуска...